Таня сидела в общей комнате, забившись в угол. В руках она сжимала тряпичную куклу, но играть с ней совсем не хотелось. Таня ждала, она ждала, когда дверь в комнату откроется, в нее зайдет заведующая, имя которой девочка так и не научилась выговаривать, а потом скажет ей самые важные слова, которые она мечтала услышать уже много лет.
— Ты чего сидишь? – обратилась к Тане ее подружка Ира. – Пойдем играть.
— Я не хочу, — вяло ответила Таня, а сама не сводила взгляда с двери. Вот-вот она откроется, и от каждого скрипа у девочки замирало сердце. Она видела уже знакомую машину у ворот детского дома, значит, за ней приехали. Или не за ней? А вдруг они выбрали другую девочку, например, Аньку Самохину или Юльку Ивкину? Тогда сердце Тани разорвется на мелкие кусочки от разочарования и боли.
Дверь распахнулась, и Таня почти подскочила на стуле. На пороге комнаты, в которой находились больше пятнадцати детей, появилась заведующая. Ее звали Алевтина Аркадьевна, но для Тани ее имя было настолько сложным, что она старалась произносить его как можно реже. За спиной у Алевтины стояли они. Это были люди, которые хотели забрать Таню к себе домой, и которых она так сильно ждала.
Таня находилась в детском доме с четырех лет. Сейчас ей было шесть, и последний два года были для нее самыми непростыми. Когда-то она жила в полной семье, у нее были родители, даже кошка была. Но в один день папа почему-то рассердился на маму, ударил ее, а мама после этого уже не смогла подняться. Все случилось на глазах у Тани, и этот день она старалась забыть, как могла.
Ночами ей снился один и тот же сон: папа заносит руку, его зубы оскалены, а мама испуганно смотрит на него, пытаясь укрыться от удара. Потом глухой удар, и мама падает на пол, ударившись головой об острый угол стоявшего в гостиной стола. Было много крови, было очень страшно, а папа потом много плакал, сидя над телом жены и пытаясь оживить ее. Таня стояла рядом, она боялась притронуться к маме, а потом потрогала, почувствовав какой-то холод, исходивший от лежавшей на полу матери. Это был сон, который когда-то случился в реальности.
После этого приехала полиция, скорая, соседи сбежались. Папу забрали, маму тоже, а Таня несколько недель жила у соседей, после чего ее забрали в детский дом. В этом месте было тяжело и одиноко, хотелось к маме, даже к папе хотелось несмотря на то, что во снах девочки он был таким страшным. От взрослых Таня узнала о том, что ее папу посадили, а еще его лишили родительских прав. Теперь Таня была предоставлена сама себе, жила среди таких же, как и она, детей, общалась с ними, но это общение не было похоже на то, что было у нее в то время, когда у Тани была семья. У нее тоже были подруги, им было весело вместе, но вот с такими же ребятами, но уже в этом закрытом месте, ей было нелегко. Некому было за нее постоять, своей комнаты не было, были только общие игрушки и необходимость соблюдать распорядок дня.
Потом появились они. Приехали откуда-то из Зареченска, представились Михаилом и Натальей. Это были первые люди, которые общались с Таней спустя полутора лет после того, как она попала в детский дом. Таня вжималась в спинку стула, теребила в руках свою тряпичную куклу, которую забрала из родного дома, а еще не верила в то, что кто-то хочет забрать ее с собой.
— Ты хотела бы жить у нас дома? – спросила Наталья, а Тане показалось, что эта женщина просто шутит, проверяет ее на вшивость или дразнит ее. Да кто же в детском доме не хочет попасть в семью? Тем более, когда тебе постоянно привозят конфеты и игрушки, ласково гладят по голове и обещают поездку к морю?
— Да, — тихо отвечала Таня, а ее сердце разрывалось от боли. Михаил и Наталья точно такие же слова говорили Юльке и Аньке, так где гарантия того, что именно Таня окажется в их теплом и уютном доме? Однажды она уже была у них, заведующая отпустила ее на все выходные. У Натальи и Михаила была своя дочь Лиза, ей было десять, и она как-то высокомерно смотрела на Таню, как будто и вовсе была ей не рада. Зато Наталья и Михаил угощали Таню арбузом, отрезали большой кусок торта, а в ту ночь она спала в отдельной комнате, а не в большой общей спальне, где находились еще десять человек.
На следующий день они все вместе поехали в парк, Таня каталась на качелях, ела сладкую вату и попкорн, а в душе надеялась на то, что этот день больше никогда не закончится. И даже кислая физиономия Лизы не испортила Тане впечатления от проведенного весело времени.
Потом они пропали, и Таня затосковала. Ей хотелось повторения этой сказки, что была в ее жизни. А вскоре Таню вызвала к себе Алевтина Аркадьевна и сказала Тане, что ее хотят удочерить.
— Как? – только и смогла спросить Таня, а ее сердце гулко застучало в груди. – Меня хотят забрать?
Алевтина Аркадьевна кивнула:
— Они приедут через две недели, когда получат окончательное решение комиссии. Жди.
Эти две недели показались Тане вечностью. Она постоянно стояла у окна, смотрела на улицу и надеялась увидеть маленькую красную машину, на которой они вместе ездили из детского дома и обратно, потом ездили в парк. Теперь эта машина стояла у ворот, а Михаил и Наталья стояли за спиной у заведующей и настороженно заглядывали в игровую комнату. Таня сидела, не шевелясь, она до ужаса боялась того, что эти люди пришли не за ней.
— Танюша! Копытина! – Алевтина Аркадьевна назвала ее имя, а Тане казалось, что земля расходится под ногами. Нет, это не ее имя и не ее фамилия, а Наталья улыбается не ей, а Михаил не ей машет рукой.
Она словно во сне вышла в коридор. Ее сопровождали десятки детских глаз, которые хотели оказаться на ее месте. Хотели, но не могли, потому что их не выбрали.
— Танечка, собери все свои вещи и выходи в холл.
Заведующая говорила таким голосом, что Тане все еще казалось, что все это ей снится. Она чувствовала, как часто бьется ее сердечко, как слезы готовятся градом политься из глаз, но она боролась с собой.
По дороге в дом Натальи и Михаила Таня не сводила глаз со своей приемной матери. Самым странным, болезненным и прекрасным одновременно было то, что Наталья как две капли воды была похожа на покойную мать Тани. Такая же прическа, такой же голос, даже движения рук были такими же. И поэтому Тане до конца не верилось в чудеса. А чудо произошло.
Дома их ждал накрытый стол, а еще бабушка. Оказалось, что мама Натальи приехала, чтобы познакомиться с новым членом семьи.
— Танечка, ты хочешь оставить свою фамилию или стать как мы все Романовой? – спросила бабушка ласково, а Таня даже не знала, что ответить. Она хватала ртом воздух, с вилки падала еда, а голос никак не хотел становиться уверенным. Еще Таня ловила на себе насмешливый и весьма недовольный взгляд Лизы, которая сидела напротив и то и дело толкала ногу Тани под столом.
Вечером, ложась в свою новую кровать, Таня смотрела в окно и ей казалось таким необычным то, что в комнате была тишина. Обычно ребятам перешептывались между собой, воспитательница делала замечания, а порой в спальне стоял настоящий гул. А тут тишина, только шум проезжавших за окном машин.
Утром Таня столкнулась с Лизой в ванной.
— Тут нет твоего полотенца, — сквозь зубы сказала Лиза, а потом сделала голос тише и процедила, — тут вообще ничего твоего нет. Тут все не твое!
— Танечка, твое полотенце желтенькое! – из кухни крикнула Наталья, и Таня уверенно вошла в ванную. Лиза смерила ее холодным взглядом и специально толкнула плечом, проходя мимо.
Всю первую неделю Тане было одновременно и сладко, и неприятно. Сладость она ощущала от присутствия в жизни взрослых, заботившихся о ней, даже еда дома была какой-то особенной и вкус имела не похожий на тот, что был у еды в детском доме. А вот неприятности исходили от Лизы. Она то и дело намекала Тане на то, что она – чужая, приехавшая в их дом благодаря доброте ее родителей. Если бы не они, то жила бы и дальше Таня в своем закрытом заведении и игралась бы с тряпичной куклой до совершеннолетия.
— Я тут вообще главная, а знаешь почему? – спросила однажды Лиза, оставшись с Таней наедине. Таня привычно молчала. Лиза смерила ее надменным взглядом, а потом сказала:
— Потому что я – родная. Ты – приемная. Ты не можешь назвать маму мамой, а папу папой. Так и будешь молчать как рыба!
После таких слов хотелось плакать, но Таня сдержалась. Она ничего не ответила Лизе, потому что возразить было нечего.
Забота от Натальи и Михаила была такой, какой была уже почти забытая забота матери и отца, еще в те времена, когда в доме Копытиных было все хорошо: мама была жива, а отец любил маму и опекал ее. Потом все сломалось, и Таня оказалась в другом мире, а тут снова судьба подарила ей шанс на полноценную семью. Только вот Лиза никак не хотела принимать ее и считать своей сестрой.
В один из дней, когда Наталья, загруженная пакетами, вернулась домой, она попросила Таню принести из спальни ее паспорт.
— Он лежит в нижнем ящике комода в красной папочке. Его курьеру надо показать, он ждет внизу.
Таня пулей бросилась в спальню, чтобы принести Наталье нужный документ. Торопилась, случайно рассыпала бумаги и папки, а потом вдруг ее взгляд упал на бумагу. «Свидетельство об усыновлении (удочерении)», а в нем вписано имя Елизавета. Таня бегом отнесла Наталье паспорт, а сама осторожно вернулась в комнату. Собрала бумаги, сложила их в папку и еще раз просмотрела документ. Точно такой же был оформлен на нее саму, Таня его видела. Значит, Лиза тоже была приемной дочкой в семье, но знала ли она об этом?
Таня не стала спрашивать ничего ни у приемных родителей, ни у Лизы. С того дня она уже спокойней относилась к тому, как вела себя старшая сестра по отношению к ней. Таня жалела и ее, и Наталью, и Михаила. Пара, у которой не было своих детей, старалась сделать счастливыми других детей. И Таня не может их осуждать, она была готова их любить. И даже назвала Наталью мамой, спустя три месяца в жизни дома Романовых. А потом тихо добавила:
— И можно мне вашу фамилию?
Наталья улыбнулась сквозь слезы и обняла Таню:
— Конечно, дочка. Тебе все можно.
