— Ты ведь не серьезно? — спросила мама, когда моя сестрица в очередной раз сообщила о беременности.
— В смысле? Я не шучу, — она скрестила руки на груди и закатила глаза.
А чего она ожидала? Что мы начнем радостно хлопать в ладоши и гладить ее по пустой головушке?
Я в тихом шоке сидела в кресле в углу и помалкивала.
Четырехлетняя племянница посматривала то на меня, то на них, сидя у меня на коленях. Она была старшенькой из двух детей моей сестры. Клянусь, мы бы хотели, чтобы их так и оставалось двое. Но Надюху было не остановить, и теперь она собралась принести третьего.
Господи, к ней явно привязался какой-то чокнутый аист, иначе такое количество отпрысков к двадцати трем годам не объяснить.
Мама обреченно схватилась за голову. Прекрасно понимаю, о чем она подумала. Забота об очередном малыше снова ляжет на ее и мои плечи. Внутри меня забурлил вулкан. Вместо того, чтобы готовиться к госэкзаменам и поступлению в университет, гулять с друзьями и жить жизнью нормального подростка, я нянчусь с чужими детьми, пока их мамаша нагуливает очередного.
Я, конечно, все равно люблю своих племянников, — они же ни в чем не виноваты. А вот Надюху всегда хотелось пристукнуть.
Не знаю, что должно случиться, чтобы она наконец очнулась и взялась за ум.
— А в чем проблема? Мы же с двумя прекрасно справляемся, значит, и с третьим справимся, — беспардонно выдала она.
— Мы справляемся. Каким-то чудом, между прочим. Но не ты, — упрекнула я.
— Ой, помолчи. Малая еще учить меня чему-то. Вы с матерью будете сидеть с моими детьми столько, сколько я захочу, — заявила сестра, — потому что дети- это святое!
— Ага, сейчас! За детьми своими следи тогда сама. Когда они последний раз тебя видели? Все по мужикам шастаешь.
— Нормально я слежу за детьми, не вякай мне тут.
— Да ты что? Почему тогда дети мамой называют свою тетушку, а не тебя? Повод задуматься. Или нечем?
Надя сжала зубы и вся побагровела. Интересно, понимала ли она, что это правда, или просто злилась из-за того, что все не по ее желанию-велению? Скорее второе. Сильно сомневаюсь в ее способности анализировать ситуацию, иначе на руках у бабушки и несовершеннолетней тетки не было бы ее младенцев.
— Девочки, перестаньте ругаться. Ради бога, — взмолилась мама, и мы немного притихли. Потом она обратилась к сестре: — И что ты собираешься делать?
— В смысле «что»? Рожать, разумеется.
— А мужчина твой?
— Ой, не знаю. Он вроде тоже не против.
Понятно. Это мы уже дважды слышали. И дважды это все оборачивалось скандалом и посыланием «неотесанных мужланов» куда подальше. Кто ж виноват, сама таких выбирает.
Этот разговор более не имел никакого смысла. Разговаривать с Надей — все равно, что пытаться убедить стену подвинуться.
Она уже все решила и никогда никого не будет слушать, и все опять ляжет на наши плечи
Однажды я вернулась домой после занятий в школе и с репетитором. Сестра была уже на пятом месяце беременности и должна была сидеть дома с детьми. Я планировала по-быстрому прошмыгнуть в комнату, чтобы не пересекаться с ней. Мало ли, опять начнет давать указания, а мне еще домашку делать. Однако, войдя домой, я не услышала ее голоса. Лишь мама в детской играла с малышкой.
Я прислушалась, а после посмотрела на обувь в прихожей. Ботинок Нади не было, зато ее тапки стояли в углу.
Я прошла на мамин голос. В комнате действительно была она одна и занималась с внучкой. Они раскладывали кубики с животными, пока полуторогодовалый малыш дремал в кроватке. Услышав мои шаги, мама обернулась. Вид у нее был уставший и измученный. За последние года три-четыре она сильно постарела и выглядела старше своих пятидесяти.
— Привет. Как прошли занятия? — шепотом спросила мама.
— Нормально. Где Надя? Почему ты одна?
Она тяжело вздохнула, и лицо ее заметно помрачнело.
— Не знаю. Сказала, что ей срочно надо уйти.
— И куда же?
Она пожала плечами. Видно, что ей тяжело давались споры с сестрой, она уже смирилась и даже не пыталась с ней разговаривать по-человечески. Это все равно было бессмысленно. Мама заботилась только обо мне и внуках.
— Я суп сварила. Иди покушай и занимайся. Я тут сама управлюсь.
— Мам, надо что-то делать. Она совсем обнаглела. Так больше не может продолжаться. Она скинет на нас третьего, мы не справимся. Ты прекрасно знаешь, она не будет ими заниматься. Ей все равно.
— И что ты предлагаешь? Мы же не выкинем детей из дома. Давай не будем об этом. Делай уроки и не думай обо мне.
Мне хотелось устроить гневную тираду, отчихвостить сестрицу так, чтобы она одумалась, чтобы мама перестала плясать под ее дудку. Но все равно ничего не изменится. Проглотив свою злость и обиду, я закрылась в комнате.
Я занималась учебой, когда Надя вернулась домой и, хлопая всеми дверьми, удалилась к себе. Спустя какое-то время до меня донесся нечеловеческий рев из ее комнаты. Я испугалась, что она с истерики могла что-то сделать с детьми, и рванула к ней.
Она сидела на полу возле кровати вся в слезах и, обхватив себя за колени, раскачивалась из стороны в сторону
— Что на этот раз? — небрежно бросила я, предполагая, какой ответ получу. Мы это уже проходили.
— Он сказал, что ему не нужна ни я, ни ребенок. Сказал, что не уверен, что это вообще его ребенок, — выла сестрица.
— Его можно понять, — я пожала плечами, и она злобно зыркнула красными опухшими глазами.
— Отвали! — крикнула она, и испугавшийся в кроватке племянник проснулся и заплакал.
Я, покачав головой, только забрала детей из спальни и оставила сестру одну.
Следующим утром после первого урока у меня зазвонил телефон. На экране высветилось: «Мамуля», и дурное предчувствие скрутило живот. Я неуверенно ответила. От маминого испуганного голоса у меня зазвенело в ушах.
— Анечка, ты можешь уйти пораньше? Надю увезли на скорой!
Мама отпросила меня с уроков пораньше и уехала в больницу, а я осталась дома с детьми. Мелкий совсем ничего не понимал, а племянница была явно напугана происходящим. Понятия не имею, что произошло в мое отсутствие, но малышка плакала и все время спрашивала: «Что теперь будет с Надей?»
Я отвечала, что Наде просто немного нездоровится и скоро все наладится. Я была так убедительна, что сама поверила в свои слова, не говоря уже о племяшке. Мы включили мультики и до прихода мамы все вместе валялись в постели. Буйство цветастых птичек на экране немного отвлекло меня от мрачности всего происходящего и предчувствия постоянно нависающей беды. Беды, которую, блин, зовут Надя.
Мама вернулась поздно вечером и выглядела скверно. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями, только после этого она смогла рассказать, что произошло. С адскими болями сестру забрали в больницу. Она с самого утра чувствовала себя нехорошо (что вообще на нее не похоже, ей любая инфекция — что слону дробина), а чуть позднее совсем слегла, корчась и стоная.
Оказалось, что она чуть не потеряла ребенка. Если бы скорую вызвали чуть позже, то все могло закончиться плачевно.
— Может, надо было подождать с вызовом скорой, — мрачно вздохнула я.
— Что ты говоришь такое? — глаза мамы округлились.
— Не говори, что ты тоже об этом не думала. Без него всем было бы легче. У тебя бы тоже отлегло от сердца, если бы ты узнала, что у нее случился выкидыш.
Мама замолчала, опустив глаза в пол. Я была права. Мы бы погоревали вечерок, а потом облегченно выдохнули.
Так или иначе, Надю оставили в больнице на неделю под пристальным наблюдением врачей.
Вскоре я поехала к ней, чтобы отвезти кое-какие вещи и продукты. Едва я оказалась на пороге палаты, увидела возле постели сестры очередного незнакомого мужчину. Он держал ее за руку, стоя рядом на коленях. Они о чем-то ворковали, обмениваясь грустными, но влюбленными взглядами.
— Прости меня, — пробубнил он. — Не знаю, что на меня нашло. Но когда твоя подруга сказала, что ты чуть не потеряла ребенка из-за меня, я все понял. Он чуть не погиб из-за моей глупости. Не знаю, о чем я только думал.
«Зато мне понятно, чем ты думал», — я подняла бровь и отошла от двери, решив немного подождать в коридоре.
Пятнадцать минут. Тридцать. Я, не дождавшись, когда он уйдет, вторглась в палату, сунула сестре пакет и молча ушла. Ее любовные драмы уже порядком утомили. Откровенно говоря, какая-то часть меня все же надеялась на то, что врачи не смогут помочь. Может, это плохо, но разве то, что делает Надя, хорошо?
Мои желания вселенной были безразличны, и спустя несколько месяцев у меня родился новый племянник
Из-за совершенно безалаберного отношения сестры к своему здоровью, ее пребыванию в больнице и постоянным ссорам с кавалером, малыш появился на свет немного раньше срока. У него обнаружили врожденные проблемы с легкими и сердцем. Что конкретно не так — это мне, разумеется, никто не сказал, но то, что ему нужен был особый уход и куча лекарств, было очевидно.
В этот момент я похоронила мечты об институте и веселой студенческой жизни. Уже чувствовала, как навсегда буду погребена под племянниками и останусь без своей личной жизни.
Все деньги и силы уходили на детей. Надя говорила, что устала после родов и что ей надо отдохнуть. А я не устала? После уроков и репетиторов делаю домашку и сижу с ее детьми. Или, может, мама не устала после работы готовить, стирать и обхаживать детей? После очередной ссоры Надя даже устроилась кассиром в супермаркет, правда, продержалась там всего два месяца. Каждый день она приходила домой и срывалась на нас и на детях.
Кричала, что мы все против нее, что она бедная жертва обстоятельств
Она кричала на мать за то, что та родила ее в «неправильной семье». Однажды я не сдержалась и отвесила ей пощечину, потому что никто не смеет так разговаривать с моей матерью! В конечном итоге Надя уволилась, заявив, что негодяи вокруг ее не ценят. Не представляю, что выслушивали бедные покупатели от ее «святейшества».
Из-за того что мы были стеснены в средствах, нам пришлось начать покупать девочке универсальные вещи с расчетом на то, что после нее их будут носить братья.
— Я хочу платье! — плакала она каждый раз, когда мы приходили в магазин за очередной обновкой.
— Милая, мы пока не можем купить тебе платьишко. Мне оно тоже очень нравится. Давай подарим тебе его на какой-нибудь праздник? — пыталась успокоить малышку мама, пока я утирала слезы с ее мягкого личика.
— Но я хочу сейчас. У всех подружек есть платья и куклы, почему мне нельзя?
Это было так больно. Видеть, как сильно ей чего-то хочется, но при этом отказывать в такой простой радости и чувствовать свое бессилие перед ситуацией и злость на Надю, которая довела все до такого. Я тоже много чего хотела, но так же, как племяшка, не могла это получить.
Я ненавидела Надю. Всей душой ненавидела ее за то, что она украла у меня жизнь. Все мои детские и подростковые радости. У меня не было ничего.
Теперь под угрозой и мое будущее. Она забрала у меня все и сидела рядом, весело посвистывая и болтая ножками, готовая в любой момент нанести очередной удар.
И она это сделала.
— Господи. Что, опять? — вздохнула я, когда сестра притащила в дом очередного мужика.
Все ее дети были от трех разных кавалеров, и, увидев на пороге нашего дома четвертого, я запаниковала. Еще одного ребенка мы не выдержим.
Смуглый мужчина с черными шелковыми волосами и такими же черными глазами вежливо поприветствовал нас на ломаном русском и представился.
— Мама, кто этот дядя? — спросила племяшка, прижимаясь к моей ноге.
— Ох, это ваш дочка? Такая юная и уже мама, — удивился мужчина и улыбнулся малышке.
Я не стала ему говорить, что это не моя, а его благоверной. У меня внутри все же теплилась надежда на то, что однажды какой-нибудь сумасшедший заберет мою сестрицу с ее выводком к себе. Кроме племяшки — ее я никому не отдам.
Мы прошли на кухню и принялись слушать рассказы сестры и ее нового ухажера об их знакомстве и планах на будущее. Мужчина без конца пел, какая прекрасная наша Надя: и красивая-то она, и добрая, и все такое прочее. Соловьем заливался, а я с трудом сдерживалась, чтобы не засмеяться. Он рассказал, что сам из Турции, а в Москву приехал по работе, открыл здесь бизнес со своим местным партнером и давним товарищем.
— Я хочу жениться Надежда, — подытожил он.
Мы так и окаменели.
«Господи, неужели ты меня услышал?»
— Жениться на Наде? — на всякий случай уточнила я.
— Да. Хочу просить вас благословение, — обратился он к матушке. — Жениться и увезти Надежда к себе в Турцию.
Я едва сдерживала улыбку на лице. Внутри я ликовала. Представляла, какой прекрасной станет жизнь без проблемной сестрицы. Пусть нам и будет трудно, но куда легче, чем с ней.
— Но Надя, — заволновалась мама, — как же ты будешь в чужой стране? Ты же совсем не знаешь языка.
— Не волнуйтесь, мама, — внезапно зачирикала сестра с такой вежливостью и лаской, какой мы никогда от нее не видели. — Я буду усердно учить турецкий. Все будет хорошо.
— Да, все хорошо. Моя семья будет помогать. Мы никого не бросаем в трудности.
Внезапный визит турецкого гостя обернулся еще более внезапными планами. После того, как он ушел, мы еще долго сидели и пытались осознать услышанное. Мама никак не хотела верить, что Надя вот так резко возьмет и переедет в другую страну. Она говорила, что будет тяжело в другой культуре, в совершенно другом укладе жизни и так далее. Говорила, что там совсем другая модель семьи и придется считаться с родителями мужа.
Но Надюха не слушала. В своих мечтах она уже лежала на лазурных турецких пляжах, закупалась дешевыми безделушками на рынках и козыряла статусом жены бизнесмена.
— А что с детьми? — наконец подняла вопрос мама.
— А что с детьми? — пожала плечами сестра. — Дети останутся здесь, конечно.
— Это на каком таком основании? — я возмущенно подняла бровь.
— На том основании, что в Турции им делать нечего. Куда им многочасовой перелет, новый климат и люди? Они еще слишком маленькие.
— Ну да, ну да. Зачем им солнце, море, мать с отцом? Правильно, что нет-то?
— Вот видишь, понимаешь, когда захочешь, — сарказма она не поняла и продолжила открещиваться от детей.
Спустя пару месяцев Надя уехала в Турцию, скинув на нас с мамой троих детей. В институт я поступать не стала. Устроилась на работу в магазин одежды и решила, что если будет возможность, то попробую в следующем году. По крайней мере, финансово с моей поддержкой стало полегче. И куда приятнее было находиться дома без Нади. Наш быт налаживался, и вроде бы все стало сравнительно хорошо.
Но однажды позвонила Надя
— Заберите меня отсюда, — плакала она в трубку.
Мы с мамой включили громкую связь и приготовились выслушивать жалобы сестры. Она плакала, как несправедливо к ней относятся. Ее заставляют заниматься домом, хозяйством, готовить кушать и уважать старших. Муж чаще встает на сторону своих родителей и заставляет подчиняться местным законам. И — о ужас! — на свадьбу его брата заставил надеть на голову платок.
— Ты же знала, куда едешь. Нужно уважать их традиции и жить по их правилам. Ты же с этим изначально согласилась, — упрекнула ее мама.
Сестра снова начала ныть, что это несправедливо, и просила забрать ее домой.
— А знаешь, дорогая. Это не детский лагерь, где можно поныть — и придет мама. Ты взрослая женщина, так что отвечай сама за свои решения, — отрезала матушка. — Я все сказала. Имей уважение к людям и живи по-человечьи.
Я не ожидала от нее такой твердости. Обычно она потакала всем сестриным прихотям, но, видимо, в этот раз ее все достало. Ее можно было понять. Я была так горда! Так держать, ма!
— А что, тетя Надя вернется к нам? — из-за двери выглянула племяшка, которая подслушивала наш разговор.
— Нет, она останется с мужем.
— Точно? Можно Надя не будет к нам приезжать? Она злая. Я ее боюсь.
— Не бойся, малыш. Надя далеко и до нас не доберется.
Кстати, забыла сказать. С первой зарплаты я купила малышке платье, о котором она так долго мечтала. Ее радостное лицо и то, как она прыгала до потолка и от счастья висела у меня на шее, я не забуду никогда.
По странному стечению обстоятельств в восемнадцать лет я стала матерью троих почти чужих детей, хотя со старшенькой разница в возрасте всего четырнадцать лет. Единственное, я не имею представления, как им сказать, что на самом деле я им не мама. Но это когда-нибудь потом.
