Когда Рома был маленьким, он и не слышал о таком понятии, как синдром отложенной жизни. Зато с лихвой испытал его на себе.
Воспитывала Рому одна лишь мама — уставшая и раздраженная женщина. Не от хорошей жизни она такой стала. Порой Рома пытался вспомнить какой-нибудь момент, когда мама улыбалась. И не мог. Даже ее морщинки говорили о том, что мама лишь постоянно хмурится.
Ромин отец сильно пил. И мама, не выдержав, выгнала его. Постоянно он нигде не работал, поэтому ни о каких алиментах и говорить не приходилось. Лишь порой он заглядывал к ним, чтобы выклянчить у своей бывшей жены денег на бутылку.
После таких визитов, мама хмурилась еще сильнее, и в эти моменты Рома старался не показываться ей на глаза. Нет, мама никогда его не била, да даже не кричала. Просто ему тяжело было смотреть на то, как она грустит. Да и в эти моменты от нее доброго слова не дождешься.
Работала мама продавцом в магазине, и вот с этого и началось ее стремление купить какую-нибудь дорогую вещь и отложить в долгий ящик, ожидая лучших времен.
Рома часто смотрел на их сервант. В нем стояла безумно красивая посуда, которой не разрешалось пользоваться. Даже когда приходили гости (что бывало нечасто), она не доставалась. Лишь раз в год, на празднование нового года, оттуда торжественно доставался тяжелый хрустальный салатник и два бокала.
А еще мама Роме на день рождения купила машинку на пульте управления. Кто-то сдал такую в их магазин, и коробка была повреждена, поэтому она оказалась с уценкой. И мама тут же схватила ее.
Как же радовался Рома! Ведь такой машинки не было даже у Вовки Григорьева, у которого были довольно обеспеченные родители, разъезжающие на собственной машине.
Но радовался Рома недолго. Потому что мама запретила брать с собой на улицу эту машинку. Да и играть в нее дома постоянно не разрешалось. Раз в день, вечером, мама доставала эту машину и давала ее Роме ровно на полчаса.
— Сломаешь, и не будет у тебя такой машинки. Поэтому играть будешь только под моим присмотром, — говорила она.
В итоге, год спустя, машинка была в идеальном состоянии, да вот только Рома к ней охладел. Да и неинтересно было играть одному в нее. Так она и стояла, аккуратно убранная в коробку, еще много-много лет.
С одеждой было то же самое. Если Роме покупалось что-то хорошее, то это только для того, чтобы носить в школу. Он помнил, как мама, после долгих уговоров, купила ему классную ярко-желтую куртку с черными полосками на рукавах. Рома чувствовал себя в ней таким крутым! Но когда он захотел ее надеть на улицу, чтобы погулять с друзьями, мама тут же запретила ему.
— Иди в своей старой, — строго сказала она. – Ты эту испачкаешь или вообще порвешь!
— Мам, я буду аккуратен! – канючил Рома.
— Знаю я, какой ты аккуратный, — отрезала мама. – Не разрешаю.
И как тут похвастаться перед друзьями, если с ними ты гуляешь в старой, замызганной куртке, которая, к тому же, уже слегка мала.
Результат был таким же, как и с машинкой. Рома бережно носил эту куртку в школу и обратно, и через год она стала ему мала. Но куртка была все в том же отличном состоянии.
Для себя мама исключений не делала. Купила себе хорошие духи, и пользовалась ими только на праздники. Неудивительно, что много лет спустя флакон был почти полный. Так и с платьем.
Рома помнил, как мама купила очень красивое платье, чтобы сходить на свадьбу к двоюродной сестре. Когда она его померила, Рома даже на миг забыл, как дышать. Оказывается, его мамочка такая красивая! Он привык, что она вечно одевается в какую-то серую бесформенную одежду, а тут платье! Ярко-синее, с какими-то блестками. Даже мамины глаза из холодных серых превратились в ярко-голубые.
И в итоге мама не стала надевать то платье. Достала из шкафа костюм, в котором была на всех праздниках, и пошла в нем.
Рома тогда даже расплакался.
— Мама, почему ты не наденешь то красивое платье?
Он мечтал, как все вокруг будут смотреть не на невесту, а на его маму. Она же в нем выглядела, как какая-то звезда, которых по телевизору показывают.
— Слишком оно нарядное. Потом как-нибудь надену, — ответила мама.
Естественно, что «потом» она его тоже не надела. Так оно и висело в шкафу. А позже мама слегка поправилась, и оно ей стало мало. Но она его никому не отдавала, словно, так и ждала того самого случая, для которого это платье подойдет.
Рома рос, и все больше понимал, что мама откладывает свою жизнь на потом. Все те вещи, которые она хранила до торжественного случая, устаревали или просто выходили из моды. Уже никого было не удивить хрусталем в серванте, многие от него стали избавляться, а на смену пришла более легкая и менее вычурная посуда. То платье, которое так тогда понравилось Роме, стало абсолютно немодным, и даже если бы мама его уже надела, на ней оно смотрелось бы нелепо.
Но мама продолжала так жить. Все на потом, все до лучших времен.
Все это сильно отразилось на Роме. Когда он вырос, поступил учиться и съехал от мамы, стал тратить заработанные деньги на всякую ерунду, получая удовольствие здесь и сейчас. Купил себе дорогие джинсы и, с каким-то злорадством, надевал их и в гости, и в поход. Пускай рвутся, пускай пачкаются, зато он ими сполна насладится.
Потом Рома познакомился с очаровательной девушкой Ульяной. Вскоре они поженились, и через год у них родился сын.
Рома безумно баловал сына. Покупал ему дорогие игрушки, и никогда не расстраивался, если ребенок ломал их в первый же день. Зато он в нее играл столько, сколько хотел и так, как хотел.
А как-то раз Ульяна купила сыну костюм в садик на праздник, и Денис, сынок, захотел пойти в этом костюме в гости. И Ульяна запретила, сказала, что это в садик. Вот побудет в нем на утреннике, и потом сможет надевать, куда захочет.
Это был первый серьезный скандал в их семье. Рома уперся, заставляя Ульяну разрешить надеть то, что хочет Денис. Раз этот костюм ему нравится, раз ему так хочется, пускай надевает.
— Он его порвет или испачкает, и что мы будем делать? Утренник через два дня! – возмущалась жена.
— Новый купим! – отрезал Рома.
— Да хватит ему все позволять! У него куча вещей, пускай надевает что-то другое!
И Рому тогда прорвало. Он говорил и говорил про свое детство, про те вещи, в которых он даже не успел походить, про те игрушки, в которые он толком и не поиграл. Про то, как все их шкафы были забиты посудой и другой утварью, которую нужно было достать только на какое-то грандиозное событие. И оно не наступало!
Он даже вспомнил про то, что когда он стал зарабатывать сам деньги, подарил маме очень хорошую, дорогую сковородку, взамен ее убитой. Мама поблагодарила, восхитилась ею, а когда Рома пришел к ней в следующий раз, увидел, что она готовит еду на старой сковороде. А новая лежит в шкафу.
— Жалко ей пользоваться, старая еще нормальная, — объяснила мама.
Они долго разговаривали с Ульяной. Она поняла, откуда все его проблемы, желание потратить деньги, покупка игрушек ребенку. Она постаралась объяснить ему, что он вырос в одной крайности, и теперь создает другую. Что тем самым он безумно балует сына, и тот не понимает ценности вещей. Что всегда должна быть золотая середина.
А еще посоветовала проработать все это с психологом. И Рома, на удивление, послушал жену.
Мама Ромы умерла, когда его сын Денис пошел в третий класс. После похорон они вместе с женой поехала к маме на квартиру, чтобы ее разобрать. Чтобы раздать старые вещи, что-то выкинуть, что-то, возможно, продать.
И сколько всего они нашли. Пару новых кастрюль и сковородок (та, что дарил Рома, была среди них), новый электрический чайник, куча посуды, полотенца и постельное белье с этикетками, притом мама спала на простыни, которая уже несколько раз была зашита.
Новая одежда, с бирками. И не только мамина. Рома нашел несколько своих вещей, которых он и в глаза не видел. Видимо, мама купила, но так и не решилась дать их Роме, ждала подходящего момента.
Через час, когда они просто вывали все эти вещи в комнате, Рома заплакал.
— Мне так жаль, — проговорила Ульяна, успокаивая его.
— Знаешь, как мне жаль. Ведь мама так и не была счастлива. Все ждала того дня, когда счастье на нее свалится, и эти вещам будет место в ее жизни. Но только мы не знаем, сколько нам отмерено. И уж теперь я знаю, что за вещи не нужно цепляться. Они лишь расходный материал, и уж точно не стоит их хранить на какой-то торжественный случай. Ведь он может так и не наступить.