— Серенький, давай свитер снимем. Жарко ведь! — Лена потянулась к племяннику.
Но обычно послушный Сережка покраснел, замотал головой и вцепился руками в край свитера.
— Ну давай хоть рукава закатаем, ты же весь потный! — Лена аккуратно разжала Сережкины пальцы и начала подворачивать левый рукав.
— А это что такое?
На Сережином предплечье багровел свежий синяк, подозрительно напоминающий след от руки. Племянник вырвался и молча опустил глаза.
В их семье «с серебряной ложкой во рту» родилась Наташка, младшая сестра Лены. Сначала училась отлично, потом работу нашла хорошую, а после и замуж вышла удачно за красивого карьериста Виктора. Купили большую квартиру в ипотеку. Чуть позже на свет появился Сережа. Все по высшему разряду.
Сама же Лена, в отличие от младшей сестры, набила шишек, где только смогла. Школа — на троечки, в институт не пошла. Окончила курсы парикмахеров, после которых зарабатывала на хлеб насущный в заведении, гордо именовавшемся салоном «Локон». Достоинство у этого «Локона» было, пожалуй, только одно. Салон находился в соседнем доме.
Замуж Лена тоже сходила совершенно неудачно. Прекрасный принц Валерка через три года превратился в злого людоеда. Ел много, работал мало, печень Лене клевал исправно, нервы мотал с завидной регулярностью. А уж когда решил поучить жену ремнем, Лена решила — хватит! Собрала нехитрые манатки и вернулась к маме.
Мама старшую дочь приняла. Немного повздыхала, порадовалась, что та ребеночка родить не успела от «этого изверга в человеческом обличии». И зажили они вдвоем тихо и мирно.
Вскоре мама заболела. Лена бегала с ней по врачам. Но с ужасом осознавала, что помочь они уже ничем не смогут. Разве что немного отсрочат неизбежное. Прозевали они самое начало болезни: рак раскинул свои метастазы, и времени у мамы осталось мало.
— Жалко мне тебя оставлять, дочка! Хорошо хоть сестренку тебе родить успела, — вздыхала мама.
Ленка прятала глаза, не желая слезами расстраивать мать, и только кивала. Могло быть и хуже…
Отец был старше мамы на целых пятнадцать лет. Умер, когда Лене было лет двадцать. Тихо ушел во сне — сердце. Теперь вот и мамина очередь… Но у Лены есть младшая сестренка и ее семья. Все же не одна на белом свете останется.
Мать умерла ранней солнечной осенью, оставив старшей дочери нехитрое наследство: маленькую квартирку да рыжего кота Семена.
— Ну вот я и осталась одинокой теткой средних лет с котом впридачу. Все в лучших традициях, — сказала Лена Семену после похорон.
Они сидели вдвоем на маленькой кухоньке и грустили. Малочисленные гости разъехались. Наташка тоже отбыла. Лена на сестренку не обижалась: у нее семья, ребенок, дела. Жизнь! А вот у Лены только кот и тридцать пять лет за плечами.
Впрочем, Наташка не давала Лене скучать.
— Леночка, можно я тебе на выходные Сережку подкину? Мы с Витей на банкет едем. Сереже там будет скучно.
— Конечно, привози. Парень он у тебя послушный, можно сказать — шелковый. Проблем с ним никаких. Мы всегда находим чем заняться, — соглашалась Лена.
Она и правда всегда была рада племяннику. Сережка был парнем тихим, исполнительным, вежливым. Хлопот особых не доставлял, кота не терроризировал, а вот разговор умел поддержать. Несмотря на свои шесть лет. Лена чувствовала рядом с ним покой и собственную нужность.
Только вот последнее время она стала замечать, что племянник изменился. Стал более молчаливым и замкнутым. Лена пыталась разговорить Сережку, но тот только пожимал худенькими плечиками и смотрел на Лену серьезными серыми глазами.
Тогда Лена попыталась поговорить с сестрой.
— Наташ, что-то не нравится мне Сережка. Что-то с ним не так. Его в саду никто не обижает?
— Да ну, кто его там может обижать? Лена, это же частный садик! — ответила Наташка. — Там все дети из приличных семей. Да и некогда им друг другу пакостить. Там знаешь, какая программа? Они же к школе готовятся!
— А дома, у вас все в порядке? Может… — осторожно поинтересовалась Лена.
— Не может! — отрезала Наташа. — Ты на что намекаешь?! Что мы над собственным сыном издеваемся?
— Да нет, конечно… Я просто за Сережку переживаю, — смешалась Лена. — Ладно, может, это я себя накручиваю.
Лена очень старалась убедить себя, что она придумывает проблемы там, где их нет и быть не может! Но, увы! Факты говорили обратное. Сережа менялся. Его молчаливость становилась пугающей. Он часто уходил в себя и не слышал, что ему говорила Лена. А когда та осторожно трогала его за плечо — вздрагивал.
И вот сегодня, когда Лена хотела снять с него свитер, Сережка вдруг воспротивился. А потом, когда она увидела на худенькой ручке племянника синяк, тот просто спрятался в себя.
— Сережа, кто это сделал?
Он не ответил. Буравил глазами собственные колени и молчал. Казалось, ему было стыдно за то, что Лена узнала какую-то страшную тайну…
Весь день Лена не находила себе места. Наконец, Наташка, хмурая и чем-то озабоченная, вошла в квартиру. Рассеянно чмокнула сестру в щеку и крикнула: «Серега, мама пришла!»
— Почему Сережка в синяках?! Наташа, только не ври мне! Я давно замечаю, что с ним происходит что-то плохое! — Лена посмотрела Наташе прямо в глаза.
— Ну что ты прицепилась! — Наташа нервно дернула плечом. — Все дети иногда набивают шишки и синяки! Ничего сверхъестественного в этом нет. Зови Серегу, нам пора!
В этот раз Лена решила не сдаваться.
— Никуда вы не пойдете, пока мы с тобой серьезно не поговорим! Раздевайся и дуй на кухню!
Наташка посмотрела на сестру, поняла, что в этот раз спорить бесполезно, и повиновалась.
— А теперь ты мне расскажешь, как на духу, что там у вас происходит! Я жду, — Тон Лены не допускал возражений.
Наташка затосковала, забегала взглядом по столу, потом решилась:
— Ты точно хочешь это знать? Ты уверена? Тогда смотри!
Она закатала рукава водолазки и сунула сестре под нос запястья, на которых расползались желтизной подживающие синяки. Потом задрала подол юбки и выставила на обозрение бедро. Там гематомы были свежие. Безобразные лиловые пятна просвечивали сквозь тонкие колготки.
Лена сидела оглушенная. И это ее удачливая Наташка? Та самая, у которой замечательная жизнь и прекрасный муж?
— Не такая уж у меня замечательная семья, как всем вокруг кажется! Раньше Виктор только на мне срывал зло. А сейчас… На том, кто под руку подвернется! Раньше просто орал… Но лиха беда начало…
— Так какого лешего ты молчала?! — выдавила из себя Лена.
— Такого! Как об этом расскажешь? Да еще людям, которые видят в нас идеальную пару?! У тебя своя жизнь, моих проблем тебе еще не хватало! Никто меня замуж насильно не гнал! И Витька не всегда был такой! Правда, чем дальше, тем хуже… А я просто не представляла, что делать… — Наташка, наконец зарыдала.
Будто плотину прорвало. Она вздрагивала, всхлипывала и не могла успокоиться. Лена гладила сестренку по спине. Бормотала что-то успокаивающее. Наконец, Наташкина истерика иссякла. И она смогла говорить.
— Я уже давно думала, что надо уходить от него. Ведь первый раз он на меня руку поднял, когда Сережке было четыре. Потом подарками завалил, умолял, божился, что такого никогда больше не повторится! Я его любила и поверила! Да и как было отказаться от имиджа удачливой и счастливой? Это же позор! Ведь только маргиналы лупцуют своих жен! А дальше по накатанной. Вспышки гнева у Витьки стали чаще. Мирные периоды — короче. Сережка до поры не видел, как он меня по квартире швыряет. Все происходило, когда сын в садике был. А вот несколько месяцев назад увидел… Испугался, плакал. Так что, ты думаешь, Витька ему сказал?
Лена растерянно пожала плечами.
— Сынок, говорит, ты не рассказывай никому, что маме попало. Это для мамы плохо. Ты же знаешь, что хороших людей не наказывают. Маму я, говорит, за плохой поступок наказал. А если кто узнает, что твоя мать плохие поступки совершает, то тебя у нее могут забрать! Хочешь жить в детском доме?
— Вот паразит! — возмутилась Лена.
— Сережка, конечно, стал бояться, что кто-то узнает! Я ему сто раз говорила, что никто его ни в какой детский дом не заберет. Но он отцу привык верить… Вот и замкнулся в себе… А в последний раз уж больно сильно Виктор меня отмутузил. Я о стенку ударилась и, видать, сознание потеряла на время. Открыла глаза, а Витька Сережку за руку тащит. Пальцы, как клещи сжал. Тот плачет, вырывается… А папаша его, как швырнет через всю комнату. Я тогда Сержу схватила, одела, и к тебе. Сама пошла пройтись, в кафе посидела, по улицам побродила. Надо было собраться с мыслями и решить, что делать дальше.
— Решила?
— Пока у подружки на даче поживу. Наврала, что с Витькой повздорили. Якобы он мне шубу не купил, а я решила его проучить. Не говорить же правду… А там что-нибудь придумаю…
— Вот глупая, — вздохнула Лена. — Да в кого ты у меня такая?! Мне-то на твой имидж плевать! Ты мне нужна живая и здоровая! Стыдно ей признаться! Видали? Это твоему Витьке должно быть стыдно! Остаетесь у меня! А завтра идешь и подаешь на развод! Побои бы снять…
Наташка устало покачала головой.
— Не хочу… Вернее, не могу! Как представлю все эти «необходимые формальности» — выть хочется. Мне бы просто спокойно развестись, имущество поделить да забыть этого садиста.
— Ладно, ложитесь спать. Утро вечера мудренее, — сказала Лена. — Завтра все решим.
Но спать им спокойно не дали. В два часа ночи в дверь позвонили, потом начали стучать.
— Ленка, мои у тебя? Знаю, что у тебя! Ведь если она к кому и могла пойти жаловаться, то только к тебе! Перед остальными ей стыдно! Открывай! — бесновался Виктор.
— Уйди, говорю, по-хорошему… — Лена, зевая, подошла к двери. — В полицию хочешь?
— Открой!
В дверях комнаты появилась заспанная Наташка.
— Как же он мне надоел! — простонала она.
Затем тряхнула головой, будто ставила мысли на место, прошла на кухню и вернулась к дверям. В руках она сжимала мамину старую чугунную сковородку. Лена даже пикнуть не успела, как сестра распахнула дверь.
— Вот так бы сразу… — начал Виктор, нетрезво ухмыляясь.
Закончить Наташка ему не дала. Любимая мамина сковорода описала дугу и обрушилась на голову Виктора всей своей чугунной мощью. Тот осел у двери…
— Ты его не убила?! — забеспокоилась Лена.
— Такое, пожалуй, убьешь! — Наташка пощупала пульс мужа, вслушалась в дыхание. — Живее всех живых!
Когда Виктор пришел в себя, то не сразу понял, где находится. Трещала голова, мысли путались… Что вчера было? События потихоньку выстраивались в связную картину. Наташка ушла, он перебил дома всю посуду, потом пошел в бар, что-то пил, ему стало стыдно, и он решил извиниться перед женой. Справедливо решив, что она уж если кому-то что-то расскажет, то только сестре. Пришел к Ленкиной двери, позвонил, ему не открыли. Он опять разозлился, начал стучать. Тогда дверь распахнулась, и… дальше не помню. Стоп! Наташка его ударила?! Да этого просто не может быть!
Но память не обманывала Виктора. Именно потому, что Наташа его чем-то огрела, он, Виктор, сейчас и валяется на холодном полу около Ленкиной двери!
Надо позвонить, попросить умыться, попить, да и в туалет дико хочется… А вдруг опять звезданут чем-нибудь?! Но он все-таки позвонил.
— Витя? — Лена словно стояла под дверью.
— Я…
— Будешь прилично себя вести?
— Обещаю. Даже если бы и хотел иначе, не смог бы, — простонал Виктор.
Дверь открылась, и он рванул к туалету.
Потом они втроем сидели на кухне. Наташка баюкала на коленях чугунную сковородку. Ленка строго смотрела на Виктора.
— Витя, ты же неглуп! — наконец, сказала она. — Давай договоримся по-хорошему. Вы разводитесь, честно делите нажитое, и дальше каждый живет своей жизнью. А если нет, то можно все решить через полицию, суд… Я уж не знаю, как там принято! Только вряд ли тебе оно надо. Время потратишь, репутацию испортишь, нервы измотаешь.
Виктор вопросительно посмотрел на жену. Та погладила рукой сковородку.
— Ладно, я согласен! Не получилось из нас идеальной семьи, — сказал он. — Можно, я хоть с сыном попрощаюсь. Навру ему что-нибудь доброе. Например, что в командировку уезжаю надолго.
Наташка кивнула, и Виктор ушел в комнату, где сладко спал Сережка.
— Вот видишь, как все просто! — сказала Лена сестре.
— Да уж… Если бы я знала, то сразу мамину сковородку в качестве приданного взяла! — нервно усмехнулась Наташка.
— Не, одной сковородки мало! Тут еще нужно дойти до точки кипения! Ты дошла!
Наташка кивнула: действительно дошла.
Она, конечно, переживала, что Виктор может устроить какую-нибудь гадость. Но напрасно. Развелись они совершенно спокойно, можно сказать, по-доброму. Имущество поделили, против алиментов Виктор слова не сказал. Может, сковородка что-то сдвинула в его мозгу, а может, наконец он осознал, что страшно виноват пред женой и сыном… Кто знает.
