Денис сначала не отходил от жены и малыша, потом как-то охладел, стал чаще и больше задерживаться на работе.
– Бабушка, знакомься, это Люся! Денис пододвинул вперёд маленькую, словно ребёнка, девушку.
Девушка стеснялась, краснела, смотрела в пол. Наталья Семёновна строго глянула на внука, поджала губы.
«Да уж, мог бы и покраше найти», — подумала.
– Проходите, чего уж там, что в дверях стоять.
Прошла на кухню, включила чайник. Опять посмотрела на внука. Эх, дурила! Такой парняга, красавец, умница, нашёл какую-то… и смотреть не на что.
Вот Алёна у него была, что за красавица, посмотреть любо-дорого. Как шли по улице, все встречные-поперечные оглядывались, там было на что посмотреть, а здесь что? Тьфу, козявка жидконогая, куда Альбинка смотрит?
Позвоню, пропесочу! Это надо же, а! Такую красавицу на это… чудо променять! Тьфу ты.
– Ба, ты что тут? Помочь чем?
– Садитесь за стол уже. Не надо мне никакой помощи, сама с руками пока ещё…
– Ты не бойся бабулю, она хорошая, — шепнул Денис своей Люсе. Девушка стеснялась и чуть не плакала. Денис усадил её за стол, подошёл к стоящей спиной бабушке, обнял за плечи и поцеловал в щёку.
– Бабуль, мы тебя пригласить пришли.
– Куда? На танцы что ли?
– Да не, баааа, на свидание, — хохочет Денис. — На свадьбу, ба.
– На чью свадьбу?
– Ну не на соседскую же, на свою.
– А что, ты женишься?
– Ба, ну да, я женюсь! Пора, пора, двадцать шесть уже, хватит погулял, пора и за ум браться, — говорит Денис, усаживаясь рядом с Люсей, которая краснеет ещё больше и смотрит в стол.
– А невеста где?
– Ба, ну что ты…
– Дык, а что? Где Алёнка-то? Невеста твоя?
Люся вжала голову в плечи, сидит как воробышек, кажется, и не дышит.
– Бабушка, ну хватит, а? Какая Алёнка, это было давно и не правда, — Денис подмигнул готовой разреветься Люсе, — вот моя невеста, ба, вот моя Люся.
Вечером Наталья Семёновна позвонила этой беспутой, так она звала свою дочь Альбину.
– Ты совсем за парнем не смотришь? Как с мальства не нужен был, так и сейчас.
– И тебе, мама, здравствуй. Что такое?
– А то. Видала, какую замухрышку приволок, соплёй перешибить можно. Что уж совсем-то? Парняга такой видный, ну.
– Мама! Ему двадцать шесть лет, у меня в его возрасте сын восьмилетний был, а этот скачет как…
– Нашла чем похвалиться — сын у ей был, тьфу, козья башка. Я говорю, отговори парня, слышишь? Ты что, загубить его хочешь?
– Ой, мам…
– Не ойкай мне, слышишь, не ойкай. Ойкает она мне. Погляди, какую мартышку приволок.
– Да, мама! С Алёной не он расстался, она побогаче да посолиднее нашла. Даже если бы я что-то захотела изменить, то уже была бы не в силах!
– Как это?
– Да так это, мама! Скоро прабабушкой станешь!
– Чего? Ты что буровишь?
– Что слышала, мам. Беременна эта, как ты говоришь, замухрышка.
– Как так?
– Да так, мама!
– Альбинка! Просмотрела парня, проворонила! Вот не надо было тебе отдавать его, вот как чуяло моё сердце!
– Мама, ещё раз напоминаю: ему двадцать шесть лет!
– Аааа, иди ты, — Наталья Семёновна бросила трубку. Это надо же! Нисколько ребёнком не интересуется! Только и знает, что хвостом крутит.
На свадьбу бабушка всё же приехала. Была недовольна, вручила подарок деньгами, немного посидела и уехала домой с чувством оскорблённым до донышка души.
Молодые стали жить с Альбиной и её мужем. Места было мало, и бабушка пригласила молодых жить к себе.
Денис работал. Люся ушла в декрет, сидела в комнате и боялась высунуть нос, оживала только тогда, когда приходил Денис.
Вскоре родился Паша. Люся ничего не умела, и бабушке пришлось всему её учить.
Постепенно Наталья Семёновна сменила гнев на милость, поспособствовал этому, конечно, правнук Паша.
Такой сладкий бутуз.
Денис сначала не отходил от жены и малыша, потом как-то охладел, стал чаще и больше задерживаться на работе.
А когда Паше исполнилось полгода, собрал вещи и ушёл.
Сказал, что совершил ошибку, что не любит Люсю, ребёнку будет помогать, а ей велел ехать домой, к матери, в свою деревню.
Наталья Семёновна узнала, что Алёна, которая тогда его бросила ради богатого взрослого мужчины, вернулась ни с чем. Встретила Дениса, и тот, потеряв голову, помчался за красивой и ничем не обременённой, включая стыд, Алёной.
«Конечно, Люся ей не соперница», – думает Наталья Семёновна, глядя на заплаканную сноху.
– Людмила, а ты куда это собралась?
– Я домой, к маме поеду, — опустив голову, шепчет Люся.
– Здесь твой дом, поняла? И не выдумывай ничего. Давай, распаковывай вещи. Зря мать тебя учила, что ли, тянула? Приедешь сейчас, сядешь на шее к матери сама, да дитё ещё. Не выдумывай.
– Справимся как-нибудь, не переживай, Люда.
Весь вечер просидели за разговорами Наталья Семёновна и Людмила.
– Я Альбинку-то одна растила. Муж ушёл к молодой да красивой, та ему ещё троих родила. До восемнадцати лет исправно алименты платил, а после как отрезало. Сказал не звонить, не писать и не тревожить, вот так.
Она замуж выскочила за Петьку, Дениску родила. Тоже полгода ему было, Петька ушёл, подлец такой. И пропал — ни алиментов, ни с ребёнком увидеться, ой.
Я Альбинке сказала не киснуть, выучила её, Дениску тетёшкала сама. Она замуж вышла опять, не пожилось что-то. Потом ещё раз — развелась опять. Этот хороший Володя-то и Дениску уважает. Хороший, да сама видела, спокойный…
– Ты прости меня, Люда, я виновата…
– Вы-то в чём виноваты? — удивляется Люда.
– Да как же! Это я такого дундука воспитала. Сам без отца рос, и дитё тоже бросил, охо-хо.
– Да я понимаю его, Алёна она вон какая, красивая, а я…
– Ты чего это, а, девка? А ну, перестань! Ты смотри, какая ты. А та кобыла здоровая, а ты… махонькая, хорошенькая, словно лапоток, бабушка моя так говорила. Она у меня деревенская была, так такие слова говорила, ооой.
– В общем, надо тебе, Людмила, учиться жить, понимаешь? Я не вечная.
– Случись что со мной, куда ты? В деревню?
– Не хочу, чтобы мой правнук в чём-то нуждался. Так что давай, приведём тебя в порядок, и…
– На работу пойдёшь, а я с Пашей буду сидеть.
– Не боись, Людмила, прорвёмся.
Люся нашла работу. Альбина забегала к ним с Володей понянчиться с Пашкой, про Дениса тактично умалчивали.
– Ну что он там? Не появлялся? — тихонько спрашивает Наталья Семёновна.
Альбина отрицательно качает головой.
Он появился месяца через три какой-то похудевший с потухшими глазами, но хорохорился.
Принёс Пашке машинку, долго не спускал с рук сына, попросил у похорошевшей Людмилы разрешения приходить к сыну.
Та пожала плечами.
– Разве я запрещаю.
Долго сидел на кухне, пил чай, а потом ушёл.
– Люда, плачешь, что ли? — спрашивает бабушка.
– Нет, — сказала быстро и вытерла слёзы, — просто…
– Не плачь, Люда. Жалко мне его, не подумавши всё делает, ох и дурак.
Денис зачастил. Встречал гуляющих Люду с Пашкой, просил разрешения погулять с сыном.
Как-то на работу к Людмиле пришла красивая, высокая, яркая девушка. Людмила поняла, что это Алёна.
– Ты что? Ребёнком удержать решила? — сразу вступила в бой Алёна. — Не получится, поняла? Лучше уйди с дороги, он всё равно ко мне вернётся.
– Кто?
– Денис! Думаешь, ты победила?
– Да я, собственно, и не соревновалась ни с кем, — отвечает спокойно и с достоинством Людмила. — А я вижу, сдавать позиции стала, что прибежала на разборки. Не забывайте, девушка, что я жена законная, хоть бы совесть поимели.
Всё внутри кипело у Людмилы. Вечером, когда Денис пришёл к Паше, она, по совету Натальи Семёновны, промолчала про визит Алёны.
Не надеялась ни на что, просто правильно рассудила бабушка: пойдёт на поводу у той — и не будет приходить к ребёнку. Паша уже привык, ждёт папу, понимать начал.
В тот вечер он засиделся допоздна. Уже и Пашку уложили, и Наталья Семёновна спать отправилась.
А они сидели на кухне и о чём-то разговаривали, проговорили чуть ли не до утра.
Людмила смотрела в утренних серых сумерках, как идёт Денис через двор, немного ссутулившись, подняв плечи.
Повернётся или нет, думает.
Повернулся, посмотрел долгим взглядом на окно.
– О чём говорили-то, или секрет? — спрашивает бабушка утром.
Люда устало улыбается, прячет глаза за большой кружкой с кофе.
– Он предложил по новой всё начать.
– Нууу, а ты?
– Я сказала, подумаю.
– Ой, Людаааа, что делать-то будешь?
– Не знаю…
– Простишь? Примешь?
Люда пожимает плечами и прячет счастливую улыбку.
– А ну как она опять его поманит?
– Говорит, сам ушёл, месяц у друга живёт. Много о чём говорили, сказал, что всё по-другому будет.
– Ну, что думаешь?
– Я не знаю, Наталья Семёновна. Что посоветуете? Ведь вы его лучше знаете…
– Ой, не знаю, Людочка, не знаю. Для меня-то он внук, родной и любимый, единственный. Сердце кровью обливается, жалко его.
– Но и ты мне родная стала, девочка, не хочу тебя потерять и Пашку — вы вся моя жизнь. А ну как опять обидит? В душу плюнет?
– Говорит, поумнел, многое понял, многое осмыслил…
– Ой, не знаю, Люда, не знаю.
– Паап, папа, а ты обещал в кино на трансформеров пойти!
– Обещал, значит, пойдём.
– Пап, а когда уже маму с сестрёнкой заберём?
– Завтра, сынок.
Денис идёт к машине из детского сада, держа за руку Пашу.
– Денис…
Он поворачивается и видит Алёну — всё такую же яркую, красивую, нестареющую.
– Привет, Алён.
– Как дела?
– Хорошо. У тебя тоже, вижу, неплохо.
– Да, а что мне?
– Рад за тебя. Ладно, нам ехать надо, Пашке на мультики обещал сходить.
– С собой возьмёте?
– Нет, мы мужской компанией. Завтра жену из роддома забирать.
– Да?
– Ага, дочка у меня, — сказал с гордостью.
– Я так понимаю, ты счастлив.
– Да, очень, и не хочу это потерять. Извини, Алён, правда нужно ехать. Рад был увидеть.
Алёна долго смотрит вслед. Что с ней не так? И красивая, и молодая, и весёлая. Что с ней не так? Променять на какую-то… её, красавицу.
Да захочу — и будет мой, только пальчиком поманю, думает с вызовом. Подумаешь, папаша. Счастлив он, посмотрите-ка.
А ей не надо ничего, она не дура, все эти пелёнки, горшки — это не для неё.
Она сама счастлива, вот. Самодостаточная она и счастливая.
Вытирает слёзы с красивого лица Алёна, садится в свою красивую машину и едет…
