Многим бабам хотелось бы побежать и повыдрать у Раи волосы, чтобы не ходила и не смущала их мужиков.
Рая знала, что они перешептываются за её спиной. В деревне куда денешься от глаз и языков всезнающих кумушек. Рая знала, что они шепчутся. Ну и пусть.
Она ходила по деревне с высоко поднятой головой. Ей нечего стыдиться, да. Она тоже заслужила своё женское счастье.
— Слышали, бабоньки, — говорит одна из деревенских сплетниц, прозванная за длинный язык Язычихой, — Раиска-то Семёнова, говорят, беременная.
— Да ну тебя, говори, да не заговаривайся, — хохочет другая, краснолицая, с багровой короткой шейкой, на которой поблёскивает нитка бело-розовых бус, — она моего года, а у меня внуку пять лет.
— Ну и что, Томка, что у тебя внуку пять лет, — говорит ещё одна, — ты Надьку свою в девках принесла, а Надька твоя тоже почти после школы родила.
— Ну и что? Не про меня разговор, а про Раиску…
А Рая в это время шла и тихонько улыбалась, инстинктивно прикрывая живот одной рукой. В другой у неё был пакет с изображением какой-то знаменитости, удобный, с пластиковыми ручками. Она его в районе купила, когда ездила в больницу.
Как на неё смотрела молоденькая медсестричка! Только не прыснула в кулак от смеха, хотя очень хотелось. Смешно, конечно же.
Старуха, а ей, двадцатилетней, только что выпустившейся из училища, все старше двадцати пяти кажутся старыми.
— Так, Раиса Игнатьевна, вот вам направление, — усталая врач пододвинула улыбающейся Раисе листок бумаги.
— Что это, простите?
— Направление, — врач, не поднимая головы, что-то записывала в своей книге учёта. У Раи на работе такие же книги были. — Направление на операцию. Да что такое, — говорит она медсестре, — я была на переподготовке в области, там уже компьютеры стоят. Когда у нас-то появятся? Это так удобно!
Компьютеры… Рае, возможно, тоже было бы удобнее с компьютером, но до этих новшеств ещё далеко. «Направление, — думает Рая, — а зачем и куда?»
— Простите, у меня там что-то не так?
— Что? Где там? Что не так? — врач повернулась и удивлённо посмотрела на Раю. — Вы что сидите? Женщина, идите…
— Я не поняла, куда идти-то?
Медсестричка не удержалась и прыснула.
— Раиса Игнатьевна, на аборт, куда же ещё?
— В смысле на аборт?
— Ну, хорошо, на операцию. Идите уже, не задерживайте. В вашем возрасте стесняться этого слова — ну я не могу…
— Подождите, мне никакая операция не нужна. Вы что?
— То есть… — врач приподняла тонкие бровки-ниточки. — Вы что, собираетесь рожать?
— Конечно, — Рая тихо улыбнулась. — Иначе зачем бы я к вам пришла?
— Ага, значит, так…
Врач озадаченно постучала карандашом по столу и посмотрела на медсестру.
— Ну что же, думаю, вам не нужно рассказывать все трудности, с которыми придётся столкнуться. Вы ведь первородка?
— Простите, что?
— Детей вы до этого не рожали?
— Я… нет.
— Ну а ваш, извиняюсь, муж как к этому относится?
— У меня нет мужа, — выдавила Рая из себя.
— Ну не из воздуха же вы это взяли? — врач брезгливо поморщилась.
Рая вскинула голову. «Да что такое-то? Она взрослый человек, а её здесь отчитывают как девчонку несмышлёную».
— Мы будем обсуждать моё семейное положение или моральное разложение?
Врач сразу засуетилась, покраснела, видимо, ей не понравилось, как Рая себя повела. Врач привыкла к тому, что здесь повелевает судьбами.
— Нет, но… Раиса Игнатьевна, вам, простите, сорок три года. Ваши одноклассники, наверное, уже внуков нянчат.
— Ну и что? Пусть нянчат. Причём тут они?
— Ну, вы поймите, в вашем положении…
— В каком моём положении?
— Ну хорошо… — Врач жестом показала медсестре, которая испуганно наблюдала за спором «тётенек», как про себя назвала их медсестра. Затем взяла с окна телефонный аппарат и подала врачу.
— Алло, Вера Яковлевна, зайди, пожалуйста.
В кабинет протиснулась полная женщина, переваливаясь на коротких, толстых ногах. Отдышавшись, она села на кушетку.
— Ну?
— Вот… к тебе… Я… не знаю, возьмёшь или нет. Рожать собралась, — врач поджала губы.
— А что у меня есть выбор? Идёмте, милочка, — Вера Яковлевна тяжело встала. — Ты меня ради этого звала, Зинаида Александровна? Она сама бы не дошла? Идёмте.
Вера Яковлевна быстро заполнила какие-то бумаги, велела медсестре поставить печать, измерила давление.
— Ну что, мамочка, поздравляю. Сдавайте анализы и ко мне. И помните: беременность — это не болезнь. Хворую из себя не делайте, ясно? А про Зину… плюнь, милая, плюнь и разотри. Моя бабка на пятьдесят третьем году моего папаньку родила. Думала, киста. Приехала в район, жалуется, мол, киста шевелится, ха-ха-ха.
Уехала уже с подарком.
Так что не кисни, успеешь, вырастишь. Иди, папаньку-то обрадуй, мол, молодец, ха-ха-ха.
Рая знала, что будет рожать, сразу. Сначала и не поверила такому счастью, уже не ждала. Больше десяти лет одна жила, муж ушёл к той, которая может. А кто с пустышкой жить будет? В деревне слухи быстро разносятся.
Как она поддалась на уговоры Ванины, сама не заметила.
То, что Рая красивая — это да, не отнять. У них в роду все такие — и парни, и девки. Но что молодой парень, Ваня, которому едва исполнилось тридцать, обратит на неё внимание — этого она не ожидала…
Ваня работал ветврачом в их колхозе, был внуком бабки Дуни. Приехал и остался, потому что бабка уже старенькая была. Девки вокруг него толпами ходили, глаз с него не сводили, а он — ни с кем.
Многие даже думали, что он чем-то болен по мужской части, а может, у него где-то зазноба. Рая на это внимания не обращала, ведь что ей молодой мальчишка? Красивый — да. Статный — да. Однажды мелькнула мысль: «Была бы у меня дочка, как раз под стать ему была бы». Но у Раи не было ни дочки, ни сына — так и не удалось испытать, что значит быть матерью.
Она проверялась, лечилась у бабок, врачи руками разводили — мол, всё у неё в порядке. Бабки разные травы и мази давали, но всё было без толку.
А тут как-то неожиданно получилось с Ваней…
Конечно, она сразу дала ему отставку. Прямо сказала:
— Извини, Ваня, но я взрослый человек. Бегать ко мне под покровом ночи я не позволю. Посмешищем себя выставлять не буду. Иди, ищи по себе девушку.
Ваня возмутился:
— Я к бабушке жить приехал только ради тебя. С детства о тебе мечтал.
Но Рая была неумолима. Отвадила его. Ваня рассчиталcя и уехал. Бабки Дуни к тому времени уже не стало.
А тут такое счастье! Рая благодарила небо. Она знала, что у неё ещё много сил, и вот теперь ей дали почувствовать, что значит быть мамой.
Женщины в деревне из кожи вон лезли, чтобы выяснить, с кем же согрешила Рая. Особенно подозрительные начали мужей своих пытать, не они ли были с Раем, ведь многие из них слюни на неё пускали.
Мужики клялись и божились, что нет. Некоторые же, наоборот, напускали туману, будто бы им хотелось бы причаститься к этому делу. Ходили по деревне, плечами подёргивая, мол, «я могу ещё».
Многим бабам хотелось бы побежать и повыдрать у Раи волосы, чтобы не ходила и не смущала их мужиков. А то и правда: и не стареет, и не успокаивается. Давно уже должна была обабиться, а она всё как девчонка порхает.
Теперь ещё и вон что удумала — ходит, как блаженная, живот свой выставляет. Другая бы на её месте пряталась, а эта…
Даже подруги пытались узнать правду.
— Кто, Рая? Отец-то кто?
— Мужик, ясен месяц. За своих не переживайте — на ваших не позарюсь, — усмехалась Рая.
Пришло время, родила Рая мальчишечку. Назвала Ванюшкой.
Однажды идёт она в магазин, везёт в синей колясочке своего богатыря. Тот лежит, пузыри пускает, ножками своими толстенькими вверх поднимает, агукает. Смотрит — навстречу Ваня идёт. По делам в деревню приехал. Взглядом впился. Рая кивнула и мимо прошла.
А вечером он пришёл.
— Не имеешь права сына мне не показывать, — сказал он.
— С чего это я тебе должна своего сына показывать?
— Не дури, Раиса, это мой ребёнок?
— Ну? И что теперь?
— А то…
Слухи по селу снова быстро разлетелись, обросли перьями. Кто-то даже выдумал, что видели, как Раиска в ногах у Ваньки валялась, умоляла его забрать её с дитём в город, а он якобы отнекивался.
Чёрт знает, кто эти слухи придумывает.
Только Ваня своего добился. Уехала Рая с ним и маленьким Ванечкой в город.
Кто-то из деревенских потом видел их через некоторое время, будто гуляли Ваня с Раей и маленьким Ванечкой, а в коляске девчонка лежала, толстенькая, пузыри пускала, ножки свои к небу задирала.
А Ваня, бабоньки, так уж под локоток её держал, да в коляску ласково заглядывал… Тьфу ты!
— А чего плюёшься-то? — спрашивает Оксана, продавщица. В её магазине часто собираются сплетницы, чтобы точить языками.
— Да смотреть тошно! Как будто любовь обуяла пацана. Повесила ему чужое дитя и живёт, в ус не дует. А то не видно, что она старуха! Словно мама с сыном ходят. Тьфу!
— Ну чего ты брешешь? — возражает другая. — Какая мама с сыном, ну? Бабоньки, да Рая только моложе стала. И да, девочку Ивану родила, и Ванюшка тоже его. Зачем наговариваешь?
— Всё равно ненормально это, — не унимается первая. — Мы уже внуков в школу провожаем, а она детей рожает. Мы ведь с ней ровесницы!
А Рая с Иваном плевали на все эти разговоры. Жили в счастье, и до сих пор живут, уже внуков в школу провожают…
— Бывают ранние цветы, с самой весны цветут, к лету уже кустики, — рассуждают старухи на лавочках, наблюдая, как злятся бабы, те самые, что рано отцвели.
— А бывают те, что только к осени начинают цвести и цветут до самого снега, — добавляет единственный мужчина, затесавшийся в их компанию.
— Бывает, бывает, — кивают бабушки головами. — Всякое бывает. Вот и Рая всё лето пустоцветом была, а к осени — на тебе…
— Поздний цветок, поздний… Видно, до самого снега цвести будет…
