Зоя во все глаза смотрела на мать. Та разговаривала с кем-то по телефону, а потом положила трубку и присела на стол, хотя никогда и никому не позволяла такой бестактности и невоспитанности у себя дома.
— Какой-то бред, — произнесла Вера Ильинична, а потом зачем-то посмотрела на часы, — не может быть такой ерунды.
Зоя, которая прислушивалась к обрывкам разговора матери, поняла, что Вера Ильинична разговаривала с кем-то из Раздольного, деревушки, родом из которой был отец Зои Роман Борисович. Этот кто-то был глуховат, потому что мать то и дело выкрикивала вопросы, повторяя их с завидной регулярностью. Вопросы касались какой-то девочки, которая имела отношение к Роману Борисовичу.
— Мама, а кто такая Лена? – спросила Зоя, глядя в бледное лицо матери.
— Лена? – Вера Ильинична повернула голову к дочери. – Какая Лена? Ах, Лена!
Женщина сдвинула брови, и по спине Зои пробежал холодок. Мать всегда так делала, когда была чем-то недовольна, а недовольство Веры Ильиничны зачастую дорого обходилось Зое.
— Это ты у своего отца спроси! Кто такая Лена!
Мать подскочила со стула и бросилась в прихожую. Быстро оделась и вышла из дома, громко хлопнув дверью. От этого хлопка Зоя даже вздрогнула, потому что не ожидала того, что мать с таким остервенением будет громыхать дверями.
Вопросов в голове было много, но главным оставался один: кто такая Лена, и почему Вера Ильинична была так рассержена телефонным разговором. Ответа на вопросы не было, поэтому оставалось только одно: ждать прихода матери или отца. Было еще неясно, куда так быстро сбежала Вера Ильинична после этого неприятного разговора по телефону.
Зоя принялась ждать. Она была девочкой послушной, родителям никогда не перечила и была образцовым ребенком. Вера Ильинична и Роман Борисович нарадоваться не могли на свою единственную дочь, которой два месяца назад исполнилось двенадцать лет.
— Хоть и не за горами непростая пора переходного возраста, — говорила Вера Ильинична, — мне кажется, что с Зоей мы переживем его без эксцессов.
Зоя вообще не понимала, о чем говорили родители, но она осознавала, что они ею были довольны, а это было самым важным для нее. Зоя не любила расстраивать родителей и делала все возможное для того, чтобы этого не случалось.
А теперь вот что-то случилось, и Зоя пока не понимала, что именно, и была ли она причастна к этому неприятному. Она волновалась, все время смотрела в окно и ждала телефонного звонка. Родители вернулись домой вместе, и, судя по их лицам, никакой хорошей новости они не принесли.
Вера Ильинична выглядела заплаканной, а отец хмурился и сжимал губы. Это означало то, что родители были чем-то очень и очень недовольны. Зоя места себе не находила, а, когда родители заперлись в своей спальне, вообще потеряла и сон, и аппетит. На часах была почти полночь, когда Вера Ильинична вышла из спальни и пошла на кухню заваривать чай.
— Почему ты не спишь? – с недовольством в голосе спросила мать у дочери. – На часах почти полночь! Тебе завтра в школу, так что быстро в постель.
— Я не могу уснуть, — честно ответила Зоя, — у вас с папой что-то случилось, а я не знаю, что именно.
— Тебя это не касается, — отозвалась Вера Ильинична, — поэтому не забивай себе голову, а иди спать.
— Я не усну, — возразила Зоя, и брови матери угрожающе сдвинулись. Зоя не шелохнулась, хотя в другой день бы бегом побежала в постель, как говорила мать. Девочка не могла ослушаться свою мать, и никогда себе этого не позволяла.
— Что же с тобой делать? –с безысходностью в голосе проговорила Вера Ильинична. – Все равно узнаешь.
— Узнаю что?
— Да то, что у твоего отца в Раздольном есть дочь. Другая дочь.
Зоя похолодела, даже ладони влажными стали от волнения.
— Другая дочь? Это как?
— А вот так! – с какой-то яростью в голосе ответила мать. – Бывает так, что у мужчин есть дети, о существовании которых они не подозревают. Теперь мать девочки умерла, а бабка просит твоего отца забрать девочку себе.
— А папа что? – пересохшими от волнения губами спросила Зоя.
— А что отец? Поедет и заберет. Он ведь меня не слушает! Есть у девочки бабка, вот бы и жила она с ней. Нет, надо в город ее тащить, на плечи мои сажать и без того натруженные.
— А если папа ее не заберет?
Вера Ильинична махнула рукой:
— Заберет, как будто не знаешь его. Если Рома что-то в голову себе вбил, то тут уже вариантов нет и быть не может. Будет эта Лена жить у нас. В твоей комнате, между прочим.
Зоя была расстроена. Выходит, что какая-то посторонняя девочка приедет в их дом и будет делить с ней комнату. А где же они будут спать?
На следующее утро эти вопросы Зоя задала отцу. Роман Борисович отвечал нехотя, коротко и без настроения:
— Да, заберу. Да, моя дочь. Пятнадцать лет Лене. Будет жить с тобой в комнате. Купим диванчик маленький, поставим у окна. Все, все вопросы потом.
Отец был явно расстроен. Он несколько дней собирался в Раздольное, решал вопросы с начальством, чтобы его отпустили на несколько дней, а потом уехал. Все это время Вера Ильинична не разговаривала с ним, обижалась на мужа и громко обсуждала с подругами по телефону сложившуюся ситуацию.
— И ведь я ни сном, ни духом не ведала о том, что происходило в жизни Романа до нашей свадьбы. Оказывается, все там было серьезно, да так серьезно, что у них ребенок родился, о котором отец и знать не знал. А теперь Рома поедет и привезет эту девчонку к нам, а мне как быть, я даже не представляю. Как быть мне, как быть Зое, для нее это тоже самый настоящий удар.
Роман Борисович слышал эти разглагольствования своей супруги, но никак их не комментировал. Да, жена была недовольна сложившимися обстоятельствами, но сам он не мог поступить иначе и оставить родного ребенка прозябать в деревне.
Отец вернулся со старшей дочерью через неделю. Зоя увидела на пороге девочку лет пятнадцати, в какой-то странной одежде, похожей на обноски, со странным выражением лица, словно бы ее кто-то обидел. Лена жалась к двери и отводила глаза в сторону.
— Здравствуй, Лена, — вежливо сказала Вера Ильинична, но от Зои не укрылось то, что мать говорила довольно-таки подозрительным тоном. Как будто и вовсе не она это была, а другой человек говорил за нее.
— Лена, поздоровайся, — сказал Роман Борисович, а Лена что-то пролепетала вслух, мало похожее на связную речь.
Зоя во все глаза оглядывала свою старшую сестру. Все в ней было для девочки в диковинку: и внешний вид, и поведение, и даже мимика. Лена была похожа на маленького зверька, которого забрали из привычной для него среды обитания и поместили в новое место, в котором все источало опасность.
В тот же день в квартиру завезли раскладной диван-малютку и кое-как впихнули его в спальню Зои. Лена сразу разложила на диванчике свои вещи, а было их не так много: несколько заношенных свитеров, затертых рубашек и свитер. Обувь у девочки тоже была весьма изношенной, что вызывало удивление у Зои: неужели в Раздольном или в ближайшем от него городе не было магазина одежды и обуви?
В ту ночь было очень странно спать в своей комнате и на своем месте.Зоя чувствовала присутствие другого человека, и оно мешало ей сосредоточиться и спокойно уснуть. Кое-как ей удалось провалиться в сон, но он был поверхностным и не принес ощущения бодрости с утра.
Первое, что увидела Зоя утром, открыв глаза, была сидевшая на диванчике фигура ее старшей сестры. Лена сидела, облачившись в одну из своих рубашек, и смотрела вперед. Заметив, что Зоя проснулась, девочка едва заметно пошевелилась.
— Ты почему сидишь? Иди завтракать!
Лена немного помолчала, а потом неуверенно ответила:
— Я боюсь.
— Кого? Или чего?
Снова недолгое молчание.
— Тетю Веру. Она на меня злится.
Зоя удивилась:
— С чего ты решила?
— Она выгнала меня из ванной и сказала, чтобы я не приходила, пока она не приведет себя в порядок.
Зое почему-то стало жаль Лену. Вера Ильинична все еще была раздражена и обижена на своего мужа, но срывала свое недовольство почему-то именно на Лене. Встав с кровати, Зоя уверенно взяла Лену за руку и повела в ванную:
— Вот твоя щетка, а вот полотенце. Смотри, тут у нас зубная паста. А здесь мыло. Бери, все общее.
— Чему ты там ее учишь? – недовольно спросила Вера Ильинична, подходя к ванной и видя, как Зоя показывает старшей сестре, что и где расположено. – Тут нет ничего общего. У каждого свое.
— Зубная паста и мыло общие, — возразила Зоя, а потом увидела вытянувшееся лицо матери. Вера Ильинична не ожидала от своей дочери таких слов и проявления самостоятельности.
После завтрака, на котором никто не сказал друг другу ни слова, Зоя предложила Лене прогуляться.
— Пойдем, я познакомлю тебя с подругами.
— Мне кажется, что я им не понравлюсь.
— Ты не рубль, чтобы всем нравиться, — усмехнулась Зоя.
Но вышло именно так, как того боялась Лена. Подруги Зои с усмешкой смотрели на одеяние Лены, подшучивали над тем, что девочка выросла в деревне и задавали Лене глупые и неуместные вопросы.
— Я не думала о том, что вы у меня такие, — обиженно сказала Зоя девочкам.
— Какие – такие?
— Бестактные.
Зое нравилось проводить время в обществе Лены. Они вместе сходили в магазин и купили новую одежду для старшей сестры на деньги, которые девочкам дал Роман Борисович. Потом они были в кафе-мороженое, после этого гуляли в парке. Оказалось, что Лена была такой закрытой и несовременной потому, что большую часть времени тратила на уход за больной матерью.
— В последние годы мама лежала, — объясняла Лена, — а я часто пропускала школу неделями. Мама болела, а я не могла ее оставить.
Слушая сестру, Зоя понимала, что ей по-настоящему жаль Лену. У девочки не было детства, не было тех счастливых моментов, которые были у Зои. Вообще Лена впервые была в парке, а про зоопарк знала только из книг, которые ей удавалось читать.
— На выходных обязательно сходим в зоопарк, — пообещала сестре Зоя.
Девочки становились ближе каждый день. Зоя была рада тому, что у нее теперь была сестра, пусть и так поздно, да и таким непростым для их семьи путем. Мать обижалась на отца даже спустя месяц после того, как Лена поселилась в их доме. Старшая дочь Романа Борисовича раздражала Веру Ильиничну, и женщина едва сдерживала себя от колкостей в адрес девочки.
На дне рождения Романа Борисовича собрались многочисленные родственники семьи и друзья. Все с удивлением видели нового члена семьи, а еще ни от кого не ускользнуло недовольство, которое было открыто продемонстрировано на лице Веры Ильиничны. После ухода гостей, когда Зоя и Лена встали перед раковиной, чтобы вымыть посуду, вошедшая в кухню Вера Ильинична прикрикнула:
— Снова тут ты! Сколько раз я тебе говорила не трогать своими руками дорогой фарфор!
— Мама, ты чего так кричишь? – Зоя удивленно посмотрела на мать. – Ты так крикнула, что я сама едва не выронила чашку.
— Я просила не трогать ее мои вещи!
— Мама, этот сервиз подарили папе на юбилей. Это не твои вещи, а наши общие вещи. Может быть, мне тоже нельзя их трогать?
— Тебе можно, а этой безродной – нельзя.
Зоя бросила быстрый взгляд на Лену и заметила, как изменилось лицо старшей сестры. Его буквально перекосило от стыда, смешанного с яростью.
— Я не безродная, — сквозь зубы произнесла Лена, — у меня есть отец. Была мама. У меня все хорошо. А вы просто злитесь. Ревнуете своего мужа, завидуете чужому счастью.
— Не смей говорить мне о том, злюсь я или нет! Тебя это не касается!
Вера Ильинична налетела на Лену и размахнулась, чтобы дать ей пощечину. Зоя заметила это и, отбросив чашку, кинулась к сестре и остановила мать. чашка со звоном разбилась, зато Лена не успела получить оплеуху от мачехи. Оплеуху, которую она не заслуживала.
— Не трогай Лену! – Зоя вступилась за сестру, а потом только поняла, что толкнула мать так, что Вера Ильинична отлетела в сторону. Мать недоуменно смотрела на Зою, а на ее лице был написан ужас.
— Зоя, как ты могла?
— Не смей обижать мою сестру! Тебе она никто! Пусть безродная для тебя. А для меня она родная!
Лена подошла к Зое и обняла ее. Спустя минуту Вера Ильинична расплакалась, подошла к девочкам и обняла их сразу, вместе.
-Простите меня.. Простите. Сама не знаю, что со мной. Прости, Лена, и ты, Зоя, прости… Я обещаю, такого никогда больше не повторится.
Про чашку все уже забыли, потому что это было пустяком. А вот все остальное было очень важным, самым важным в жизни каждого.
