— Что за гад ость ты приготовила?! Никакого вкуса! — Виктор кинул вилку на стол, демонстративно отодвигая тарелку. У его жены, Нины, был сильный насморк, а на фоне болезни временно притупилось обоняние. Она не могла различать вкусы и даже не чувствовала соли и перца, поэтому боялась пересолить. Но несмотря на недуг, жена стойко готовила для семьи завтрак, обед и ужин, а еще работала из дома, чтобы не подвести коллег. Видимо, поэтому она никак не могла выздороветь и выглядела просто ужасно.
— Вить, поешь сосиски, хотя бы денек… Можно я полежу? У меня, наверное, температура выше сорока… Нет сил готовить что-то другое, — тихо сказала Нина.
— Тебе бы только полежать! Бока отлеживаешь, скоро в дверь не влезешь!
— Вить…
— Что, Вить? Устал знакомым говорить, что ты просто толстая, а не беременная! — злобно посмотрев на жену, ответил он.
Нине было неприятно слышать такое. Впрочем, она уже привыкла, что если у ее мужа плохое настроение, то он не будет выбирать слова и беспокоиться о ее душевном состоянии.
— Мамуль, иди приляг. Я сейчас что-нибудь сделаю… — на кухне появилась дочь, Аня. Ей было обидно за маму, поэтому, как только она пришла из художественной школы, сразу же кинулась на кухню, вместо того, чтобы делать уроки.
— Твое дело не у плиты стоять, а учиться! Ну-ка неси дневник! — Виктор стукнул кулаком по столу.
— Папа, у нас электронные дневники… — напомнила Аня.
— Неси электронный! Мне без разницы, зубы не заговаривай!
Аня смиренно положила перед отцом телефон. Он посмотрел на оценки и, не найдя к чему придраться, начал обсуждать ее внешний вид.
— Как мать стала! Колхозница! Не волосы, а пух! Хоть бы на других девок посмотрела! Твои ровесницы уже с парнями гуляют, богатеньких кавалеров окучивают! А ты? Кому нужна в своих драных джинсах и безразмерном свитере?! Вечно хочешь у меня на шее сидеть?!
— Вить, ну ты чего взялся? Анечка у нас красавица… — вступилась Нина.
— Тебе кто-то слово давал? Иди в свою комнату и лежи! Больная!
— Папа, почему ты так разговариваешь с нами? — Аня посмотрела на отца полными слез глазами. — Что мы тебе сделали?!
— Рот закрыла, пока «леща» не дал! — Виктор сжал кулаки. Дочь раздражала его все сильнее. Еще бы ведь она все больше походила на Нину. А Нина сидела у него как в горле кость.
Аня молча вытерла слезы и, взяв из холодильника курицу, принялась ее разделывать.
Аппетита не было, поэтому Аня, быстро пожарив филе, отнесла маме кусочек, а сама присела на ее постель.
— Поешь.
— Не хочу, дочка… Нет сил.
— В аптеку сходить?
— Все есть. Я утром ходила.
— Врача вызвать?
— Нет, я просто немного отдохну…
— Посуду кто будет мыть?! — рев из кухни заставил мать и дочку вздрогнуть.
— Я пойду… — тихо сказала Аня.
— Не обращай внимание. Он нас любит. Просто… Наверное, проблемы на работе или что-то болит. Потому плохое настроение.
Аня посмотрела на мать с сочувствием. Иногда ей казалось, что Нина живет в параллельной вселенной.
«Он нас любит. Да он себя-то не каждый день любит!» — думала Аня, вытирая стол.
На следующий день она пришла домой поздно: был отчетный концерт в школе танцев, а после девочки ходили в кафе.
Аня пришла домой счастливая, но настроение пропало, когда она услышала крики.
— Ты ни на что не годишься! Даже дочь нормально не могла воспитать! К чему эти танцы?! А рисование? Глупости! Она должна была пойти в специальную школу, где учат техническим наукам!
— Она девочка, Вить…
— И что?! Я хочу, чтобы она училась и работала там, куда я ее устрою!
— Вить… пусть выбирает сердцем.
— Ты… никогда не слушаешь то, что я говорю! Ни во что не ставишь мое мнение!
— Это неправда.
— Вот и сейчас снова споришь!
— Хорошо, Вить. Что тебе не так?
— Все не так! Ты не такая! Дочь не такая! Даже картина эта на стене… Бесит! 16 лет она меня раздражает. Видеть ее не могу! И тебя видеть не могу! Хочу развода.
— Но Витя, у нас дочь… Как же мы? — Аня услышала всхлипы. — Я ведь люблю тебя… Стараюсь… А картину… Ее же можно убрать, — глотая слезы взмолилась Нина. Эту картину вешал ее отец, он сам ее нарисовал, и она была дорога ее сердцу. Но ради сохранения семьи Нина была готова пойти на такой отчаянный шаг.
— Стараешься?! Посмотри на себя! Ни красоты, ни фигуры. И волосы эти, колхоз! Кто в твоем возрасте косу носит?! Я блондинок люблю… А ты?
Аня не смогла слушать родительскую брань. Она тихо вышла за дверь и уехала к бабушке.
Татьяна Степановна знала о характере зятя и привыкла, что внучка часто у нее гостила.
— Опять поругались?
— Да… Баб, я не понимаю, почему мама его терпит?
— Не знаю, Анечка. Наверное, это любовь.
— Если все мужчины такие, я никогда не выйду замуж.
— Милая, все люди разные. Дедушка твой был замечательным… — Татьяна Степановна любила рассказывать о дедушке. Он был известным художником, его картины висели в художественном музее города, а одна, самая любимая Анина картина украшала главную комнату квартиры, где они жили. — Твой талант в него. Будешь такой же известной, не бросай рисовать.
— Баб, папа хочет, чтобы мы картину дедушки сняли и убрали…
— А его портрет на стену повесить не надо взамен? — нахмурилась бабушка.
— Не знаю, бабуль. Но мне иногда хочется, чтобы у меня и вовсе не было отца. Мне кажется, что так нам с мамой легче будет.
Татьяна Степановна ничего не ответила. Она старалась в дела семьи не лезть, а в последнее время и вовсе не ходила в квартиру, оставленную Нине отцом. Слишком там была «напряженная» обстановка.
Утром следующего дня Аня ушла в школу, а вечером пошла домой, надеясь, что мать с отцом перестали ссориться.
— Мама, что с твоими волосами? — спросила дочь, увидев Нину. Женщина обстригла косу и обесцветила волосы. Ее было не узнать. Коса, гордость Нины, была отрезана, Ане было жаль маминых волос… Но сделанного не вернешь.
— Поменяла имидж, — тихо сказала Нина. Аня промолчала, а Виктор, вернувшись с работы, презрительно сощурился.
— Твоему парикмахеру надо «премию» дать: он умудрился изуродовать то, что, казалось, уже некуда портить.
Нина молча смотрела на Виктора. Она не понимала, чем заслужила такое обращение. С самого утра она собрала все силы, чтобы пойти в парикмахерскую и обрадовать мужа. А он не оценил.
Аня тем временем пошла в гостиную и не обнаружила любимой картины на своем месте.
— Мама?! Где пейзаж?
— Я убрала его…
— Зачем?! Это же память о дедушке!
— Дедушку уже не вернуть. Папа прав, надо добавить новых красок…
— Ты хочешь повесить мою картину на то место? — Аня изогнула бровь.
— Твою мазню? Нет уж, не надо позориться. На этот гвоздь мы повесим часы. Я давно хотел такие, с кукушкой. — Виктор скривил губы в улыбке, вынимая из сумки дешевые пластмассовые часы. Они были настолько уродливыми и плохо сделанными, что Аня не могла поверить. Как можно такое вообще вешать на стену в гостиной?
— По-моему, жуть.
— Много бы ты понимала! — рявкнул Виктор. — Будут тут висеть. Я все сказал!
Он уселся на диван, ожидая ужин и наслаждаясь часами, которые не только выглядели ужасно, но и громко тикали, словно отсчитывая каждый нерв, натянутый у членов этой «счастливой» семьи.
Тем не менее, заметив, что жена пошла на поводу, Виктор на несколько дней успокоился. Даже улыбался, глядя на часы.
«Если эта вещь сделает счастливыми моего отца и маму, я потерплю этот ужасный тик-так», — думала Аня.
Вот только отца хватило на несколько дней, а потом все снова пошло наперекосяк.
— Что ты тут встала?! Видишь, я телевизор смотрю! — крикнул на жену Виктор, когда та пыталась вытереть пол во время уборки.
— Я убираю квартиру. У нас пыльно… Ты запретил включать пылесос, приходится руками, чтобы не мешать тебе громким звуком, — растерялась Нина.
— Ты мешаешь мне самим фактом своего существования! Уйди с глаз долой!
— Вить, ну правда. Ты бы лучше мне помог.
— Отвали, Нина! Иначе будешь с пустотой разговаривать! Не будет у тебя мужа, дождешься… — пригрозил он, делая громче.
Нина положила тряпку и встала, заслонив собой экран. Виктор даже поперхнулся пенным напитком, который попивал, глядя передачу.
— Ты чего, страх потеряла, мать?!
— Что ты хочешь, чтобы мы нормально жили? Волосы я обстригла, стала блондинкой, картину убрал. Дочь теперь в студию не ходит, пошла на курсы юных инженеров по твоей воле. Что тебе не так?!
— Устал я от вас! Хочешь знать, что мне надо? Хорошо, я скажу.
Виктор встал с дивана, чтобы занять больше пространства и казаться более значимым.
— Так вот, я хочу, чтобы теща переписала на меня квартиру.
— Какую квартиру?!
— Свою. Буду туда ходить, отдыхать от вас. Сил моих нету на тебя смотреть. Неделю там буду жить, отдыхать, а потом неделю тут, с вами. И овцы сыты, и волки целы, — выдал он.
— А маму куда?!
— А тещу на дачу. Она любит в огороде копаться, да и недолго ей осталось, пусть к земле привыкает.
Аня слушать отца не смогла. Она вытирала пыль с вазы и, не выдержав этих слов, выронила ее, а та разлетелась на осколки.
— Вот же руки не из того места! Вся в мать! — выругался Виктор, смотря на дочь с ненавистью.
— А может, не в мать, а в отца?! Деспот! — Аня подавила желание кинуть в него куском вазы и, бросив осколки, убежала из комнаты.
— Вырастила хамку, а еще от меня чего-то требуешь, — продолжил Виктор, но Аня уже не слышала. Она быстро оделась и пошла к бабушке. Она не могла позволить отцу так поступить с Татьяной Степановной.
Женщина внимательно выслушала внучку и задумалась.
— Я боюсь, что мама снова пойдет у него на поводу, убедит тебя переписать квартиру! А вдруг он потом скажет, что ему твоя дача нужна, а тебя в дом престарелых сдаст?! — плакала Аня. — А потом он решит, что я ему неродная и сошлет меня куда-нибудь в интернат…
— Милая, не надо плакать. Пока квартира на мне, ничего не случится. Я ее переписывать на него не стану, — заверила бабушка. В то же время она понимала, что внучкины опасения — не пустые слова. Если Татьяны Степановны вдруг не станет, квартира и дача перейдет Нине, а Нина могла пойти на все ради мужа. Порой Татьяна Степановна думала, что дочь слишком отчаянно любит своего мужа, в ущерб себе и дочери. Но Татьяна Степановна старалась держать мнение при себе… Пока она не поняла, что ситуация вышла из-под контроля.
Женщина не спала всю ночь. А утром она серьезно поговорила с внучкой. В тот день Аня осталась у бабушки, а вечером к ним присоединилась Нина. Она плакала, долго и много говорила, а Татьяна Степановна слушала дочь. И Аня… тоже слушала и не понимала, к чему такая семья, если среди членов семьи нет уважения.
Утром Нина успокоилась. Она проводила дочь в школу, а сама пошла домой. Ей было тяжело, и она до последнего надеялась… Но чуда не случилось. Муж пришел домой еще более раздраженным, чем уходил.
К счастью, скандал разыгрался без дочери.
— Где эта мелкая зараза пропадает третий день? Ты тайком ее на занятия по рисованию водишь? Мне товарищ сказал, что она бросила курсы инженеров! Я зачем ее туда устраивал? Чтобы вы меня позорили?! — с порога заорал Виктор.
— Вить, тише, пожалуйста. Голова болит.
— А меньше надо дурью маяться! Лучше бы еду приготовила! Второй день жрать нечего!
— Я была у мамы. Мы с ней обсудили все.
— Да? — Виктор немного изменил тон. — И? Она готова переписать квартиру?
— Мама уже переписала квартиру, и она согласна пожить в деревне. Уже вещи собрала. Я ее завтра отвезу.
— Зачем завтра? Заказывай такси и поехали прямо сейчас! Я быстро соберусь, видеть вас не могу, хоть отдохну в тишине и спокойствии. — Виктор сбросил куртку и отправился за вещами. Он набросал в большую сумку свою одежду и личные вещи. — Этого пока хватит. Ты нашла машину?
— Да.
— Прекрасно. Отвези меня к теще, а тещу на дачу. Наконец-то отдохну от вас.
Нина ничего не ответила. Она молча прошла в машину, и они поехали на вокзал.
— Что это значит?! Куда ты меня привезла?!
— Уезжай откуда приехал. Отдыхай. На развод я подам сама. Можешь не беспокоиться, — Нина вышла из машины и пересела в другую. Ее уже ожидало такси «в новую жизнь».
— А как же раздел имущества?! Квартира?!
— Вот, — она кивнула на его сумку и протянула билет до поселка, откуда он приехал в город, чтобы жениться и обосноваться здесь. — Это — все твое имущество. То, что ты за 16 лет нажил только часы с кукушкой — это твои проблемы. Квартиру мама на Аню переписала, тебе ничего не достанется. Прощай, Витя. Хотя нет, не прощай. Рано нам с тобой все контакты обрывать: с тебя еще алименты 3 года будут приходить для Ани. А я с удовольствием их потрачу на наши нужды.
Виктор что-то говорил ей вслед, но Нина оставила его у вокзала. Она знала, что Татьяна Степановна в тот момент меняла в ее квартире замки. Обратной дороги домой для Виктора больше не было. И хотя ей было больно, она поняла: лучше один раз «отрезать», чем терпеть обострение всю оставшуюся жизнь.
