— Не какая-то, а моя жена, — голос Ярослава стал жёстким. — И прекрати оскорблять её.
— Вот уже и на мать голос повышаешь! — свекровь картинно прижала руку к сердцу. — Это всё она тебя настроила! Пустоцвет, чем только тебя держит? Так ещё и против матери настраивает!
— Представляете, у нас будет третий! — Карина сияла, поглаживая живот. — На следующей неделе иду на УЗИ…
— Молодцы какие, — Надежда Богдановна промокнула губы салфеткой. — Вот это я понимаю — настоящая семья! Теперь бы вам своей квартирой обзавестись. Вот не повезло тебе, Карина, с родителями. Тебе квартир не дарят, не то что некоторым. И за что только тебе, Тоня, такая радость? Три комнаты на двоих…
Антонина молча собирала тарелки. Этот февральский вечер они с Ярославом планировали провести вдвоём, но пришлось принимать нежданных гостей — Павел позвонил днём и сказал, что матери «нужно срочно всех увидеть».
— Да что уж теперь, — не унималась Надежда Богдановна. — Кому-то дети, кому-то метры. Умаялась ты, поди, в такой-то квартире? Только пыль вытирать… А толку? Столько лет живёте, а детей нет! Бракованная ты, я тебе давно говорю, к врачу тебе надо! А хотя поможет ли? Может, и правильно, что не суетишься. Кому не дано, тому не дано!
— Мама! — одёрнул мать Ярослав.
— А что «мама»? Правду говорю! Вот я и решила: раз уж детей всё равно не будет, — свекровь многозначительно поджала губы, — нечего добру пропадать. Я свою квартиру Павлику подарила — им с детьми расширяться надо. А сама к вам перееду!
Звон упавшей вилки нарушил повисшую тишину. Антонина медленно выпрямилась, чувствуя, как к горлу подступает тошнота — то ли новости так на нее повлияли, то ли растущий внутри неё ребёнок, о котором никто ещё не знал.
— Надежда Богдановна, — её голос звучал неожиданно твёрдо, — вы не можете вот так просто переехать в нашу квартиру.
— Это почему же? — свекровь картинно всплеснула руками. — Сыночек, скажи своей жене, что мать имеет право жить с детьми! Тем более, что места полно, не стесню.
Антонина почувствовала, как немеют пальцы. Хотелось крикнуть прямо сейчас — про две полоски на тесте, про тайные слёзы радости, про страх потерять долгожданное счастье. Но она лишь покачала головой:
— Это наша квартира. И жить здесь будем только мы.
Антонина вышла на балкон, вдохнула морозный свежий вечерний воздух. Тошнота постепенно отступала. Почти семь лет они с Ярославом ждали этого чуда, и теперь, когда это чудо готово было случиться, такое хрупкое, несбыточное, в их жизнь ворвалась свекровь со своими планами.
Всё началось ещё на свадьбе. Надежда Богдановна, увидев ключи от подаренной им квартиры, покачала головой: «Удобно устроилась! Всё приданое родители обеспечили, даже жильё. А Павлик мой сам вынужден пробиваться». Антонина промолчала — спорить в день свадьбы не хотелось. Да и что тут скажешь? Действительно, её семья, продав домик в деревне, оставшийся после смерти бабушки, добавили кто сколько мог и купили эту квартиру, чтобы молодые не мыкались по съёмным углам.
А через полгода Павел женился на Карине — быстро, без особых приготовлений. «Залетела девка», — шептались родственники. Надежда Богдановна поначалу морщилась, но когда невестка подарила ей второго внука, да ещё и мальчика, растаяла. Теперь души не чаяла в Карине и постоянно ставила их с Павлом в пример Антонине.
Ярослав в эти споры не вмешивался. «Мама есть мама», — говорил он, когда Антонина пыталась обсудить с ним очередную колкость свекрови.
И изменилось всё только месяц назад, когда она пришла с задержкой на осмотр и врач пообещал, что у них всё же будет ребёнок… Муж вдруг стал другим — внимательным, заботливым, оберегающим её от любых волнений. «Давай подождём до трёх месяцев, тогда всем расскажем», — предложила Антонина, и Ярослав согласился.
Сейчас, стоя на балконе и глядя на яркие окна соседних домов, она поняла — ждать больше нельзя. Свекровь, уверенная в своей правоте и неполноценности старшей невестки, уже решила распорядиться их квартирой.
Впрочем, а что будет, когда Надежда Богдановна узнает о беременности? Не исключено, что начнёт твердить про неопытность Антонины, мол, без помощи свекрови ей не справиться, станет давить на Ярослава, убеждая, что «ребёнку нужна бабушка рядом». Не важно, в свою квартиру Антонина её не пустит. Для ребёнка она такой «чудесной» атмосферы не желала.
Морозный февральский ветерок колыхнул занавеску. Из комнаты донёсся голос свекрови: «Ну что ты, Ярик, как маленький? Конечно, я к вам перееду! Куда же мне ещё идти-то?»
Антонина сжала кулаки. Нет уж. Их маленькая семья имеет право на собственное пространство и покой.
На кухне гремели чашки — Надежда Богдановна уже хозяйничала, расставляя посуду на свой вкус. Антонина поморщилась, услышав звон любимого сервиза, подаренного мамой. В этом была вся свекровь — не спросив разрешения, не интересуясь чужим мнением, переделывать всё под себя.
Антонина вернулась в квартиру. Морозиться ей тоже не с руки.
— Я завтра с утра пораньше приеду, — вещала свекровь, продолжая демонстративно переставлять чашки, — осмотрюсь, определюсь, куда что поставим. Здесь вообще всё не так организовано…
— Вы не будете здесь жить! — резко оборвала её Антонина, чувствуя, как от волнения начинает кружиться голова. — Ни за что!
— Тоня! — возмущённо всплеснула руками Надежда Богдановна. — Да как ты смеешь? Я мать! Я имею право быть рядом с сыном! А ты… — она поджала губы, — ты просто чужой человек. Пришла в семью и командуешь.
— Чужой человек? — Антонина почувствовала, как задрожали руки. — А кто я была, когда вы просили денег на лечение? Когда нужно было Павла из долгов вытаскивать? Тогда я была «доченька», да?
Надежда Богдановна побледнела:
— Попрекать будешь? Мать мужа попрекать?
– Нет, – Антонина медленно выдохнула, успокаиваясь, – не буду. Но и жить здесь вы не будете.
– Это мы ещё посмотрим! – свекровь решительно направилась в большую комнату. – Ярик! Сыночек! Объясни своей жене, что так с матерью нельзя!
Ярослав стоял у окна, привалившись к косяку. За его спиной догорал закат, окрашивая комнату в тревожные красные тона.
– Мама, Антонина права. Это наша квартира, и…
– Что значит «наша»? – перебила его Надежда Богдановна. – Я твоя мать! Я тебя растила, ночей не спала! А теперь какая-то…
– Не какая-то, а моя жена, – голос Ярослава стал жёстким. – И прекрати оскорблять её.
– Вот, уже и на мать голос повышаешь! – свекровь картинно прижала руку к сердцу. – Это всё она тебя настроила! Пустоцвет, чем только тебя держит? Так ещё и против матери настраивает!
Антонина почувствовала, как к горлу подступила тошнота – на этот раз точно от волнения. Ярослав шагнул к матери:
– Хватит! Собирайся и уходи.
– Нет, это не мой Ярик говорит, – Надежда Богдановна уже доставала телефон.
Карина, наблюдавшая за скандалом молча, вдруг встала:
– Мам, поехали домой. Правда, поздно уже…
– Ты тоже против меня? – всхлипнула свекровь. – Все против меня! А я ведь только добра хотела!
– Довёл мать до слёз! – с порога начал он. – Доволен? Она же всю жизнь нам отдала! А теперь вы с женой…
– Паша, стоп, – Ярослав стал между братом и женой. – Никто не переедет к нам без нашего согласия. И согласия не будет.
– Да ты!.. Да как!.. – Павел задохнулся от возмущения. – Это всё твоя жена! Строит из себя особенную, а сама…
– Вот только не надо оскорблять мою жену, – голос Ярослава стал ещё жёстче. – Иди домой, Паша. И мать забери! Решение окончательное!
– Ты пожалеешь! – выкрикнул Павел. – Вы оба пожалеете! Мать родную выгоняете! На улицу выбрасываете!
– На улицу? – не выдержала Антонина. – У неё только что была квартира. Она сама её отдала, не спросив, согласны ли мы принять её к себе. Так что не надо этих драм.
– Пойдём, мать, – процедил Павел сквозь зубы, – тут нам не рады.
Когда за ними закрылась дверь, Антонина обессиленно опустилась на банкетку в прихожей. Ярослав сел рядом, обнял за плечи:
– Тебе нельзя так волноваться.
– Это ещё не конец, – тихо ответила она. – Они не отступят просто так.
– Знаю. Но и я не отступлю, – муж говорил непривычно твёрдо. – Мы справимся. Главное – ты и малыш. Я вас в обиду не дам.
На следующий день Надежда Богдановна созвала семейный совет. Не у Антонины дома – та наотрез отказалась принимать гостей, сославшись на плохое самочувствие. Собрались в съёмной квартире Павла – последней из череды съёмных квартир, где ютилась его семья последние годы. В тесной комнате с чужой мебелью и облезлыми обоями Надежда Богдановна устроилась на продавленном диване, будто на троне.
– Вот что я скажу… – начала она тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Я всё решила правильно. Павлику нужно своё жильё – у него семья, дети. Квартира моя небольшая, но всё же лучше, чем по съёмным скитаться.
– Мама, – поморщился Ярослав, – причём тут твоя квартира и наша?
– А притом! – повысила голос Надежда Богдановна. – Я Павлику квартиру отдала, значит, вы меня принять обязаны! Куда ещё матери податься?
– Вы могли бы сначала спросить… – начала Антонина.
– А что тут спрашивать? – перебила свекровь. – Сколько лет живёте – толку никакого! У Павлика вон уже третий на подходе, а у вас что? Зато квартира трёхкомнатная пустует!
Антонина почувствовала, как немеют пальцы. Комната поплыла перед глазами – духота, волнение, токсикоз… Всё навалилось разом. Карина вдруг вскочила:
– Тоне плохо! Воды, быстро!
Пока Павел метался в поисках стакана, а Ярослав обеспокоенно склонился над женой, Карина решительно распахнула окно:
– Дышите глубже, сейчас пройдёт. Я по себе знаю – в первые месяцы тяжело бывает…
– О чём это ты? – Надежда Богдановна впилась взглядом в невестку.
– О том самом, – Антонина медленно подняла голову. Отступать было некуда. – Двенадцать недель уже.
Тишина, повисшая в комнате, звенела как натянутая струна. Карина присела рядом с Антониной, успокаивающе погладила по руке:
– И правильно, что молчали. В первые месяцы надо беречься.
– Врёшь! – вскинулась свекровь. – Специально это сейчас придумала, чтобы меня не пускать!
– Мама, хватит! – Ярослав встал между матерью и женой. – Мы не обязаны перед тобой отчитываться. Не обязаны принимать тебя к себе только потому, что ты решила отдать свою квартиру Павлу.
– Конечно! – горько усмехнулась Надежда Богдановна. – Мать, значит, на улицу? А кто тебя растил? Кто ночей не спал?
– Никто вас на улицу не гонит, – тихо сказала Антонина. – Вы сами выбрали, кому отдать квартиру. А теперь обвиняете нас?
– Да как ты смеешь! – Павел вскочил, надвигаясь на брата. – Мать всю жизнь нам отдала! А вы…
– А мы что? – Ярослав встретил его взгляд спокойно. – Мы не обязаны расплачиваться своей жизнью за твои проблемы с жильём. Отдала тебе квартиру? Её право. Но жить мы будем отдельно.
– Неблагодарный! – выкрикнул Павел. – Это твоя жена тебя настроила! Всегда была гордячкой!
– Хватит! – неожиданно твёрдо сказала Карина. – Паш, уймись. Тоня права – нельзя вот так, без спроса… Я сама через это прошла. Помните, мама, – она повернулась к свекрови, – как вы к нам переехали? «Помогать»? Я тогда чуть не потеряла ребёнка от ваших постоянных придирок и советов.
– Ты тоже против меня? – Надежда Богдановна побледнела. – Все против! А я ведь только о Павлике думала… Чтобы у него всё было…
– Вот именно, – кивнула Антонина. – О Павле. Не о нас. Так и живите с Павлом.
Свекровь схватилась за сердце:
– Валидол… Где валидол?
Пока Карина искала лекарство, а Павел суетился вокруг матери, Ярослав тихо сказал Антонине:
– Поехали домой. Тебе нельзя волноваться.
– Стойте! – Надежда Богдановна вдруг отбросила валидол и вскочила. – Раз ты ждёшь ребёнка, тем более не имеешь права меня выгонять! Кто тебе поможет? Кто научит пелёнки складывать? Кто подскажет, как ребёночка держать?
– Мама! – в один голос воскликнули оба сына.
– А что «мама»? – она упёрла руки в боки. – Вы думаете, я не вижу, что происходит? Тонька специально молчала про ребёнка! Чтобы было чем прикрыться!
Антонина покачнулась. Ярослав подхватил её под локоть:
– Всё, хватит. Мы уходим.
– Да ты послушай, что она несёт! – Павел снова двинулся к брату. – Мать обвиняет…
– Нет, – Ярослав качнул головой. – Это мать обвиняет мою жену. Будущую мать моего ребёнка. В том, что она… что она… – он задохнулся от возмущения. – Знаешь что, Паша? Оставайся со своей драгоценной мамой. А мы будем жить своей жизнью.
Уже в дверях их догнала Карина:
– Тонь, ты держись. С первой я промолчала, со вторым – терпела. А сейчас смотрю на тебя и понимаю: правильно делаешь, что сразу отсекаешь. А то потом не отобьёшься.
Антонина благодарно сжала её руку. Странно – поддержка пришла с самой неожиданной стороны. Видимо, не она одна хлебнула горя от «материнской любви» свекрови.
Следующая неделя выдалась тяжёлой. Павел звонил брату по несколько раз в день – то угрожал, то взывал к совести. Надежда Богдановна строчила и Ярославу, и Антонине сообщения, перемежая упрёки с жалобами на здоровье. Антонина молча удаляла эсэмэски с её номера, даже не читая.
А потом пришла Карина. Без предупреждения – просто позвонила в дверь субботним утром.
– Я ненадолго, – она неловко переминалась с ноги на ногу в прихожей. – Хотела предупредить… В общем, свекровь собирается приехать сегодня. С вещами.
– Что? – Антонина похолодела.
– Они сейчас в квартире, которую мама Павлу отдала. Паша уже заносит свои коробки, а она собирает вещи. Сказала – раз уж всё равно освобождать квартиру для нас, так прямо сегодня и переедет к вам. «Никуда не денутся, не выгонят мать на улицу с чемоданами».
Ярослав, молча слушавший разговор, решительно взял телефон:
– Алло, Паша? Даже не вздумай привозить мать с вещами. Я сказал – даже не вздумай! Нет, не приеду разговаривать. И к нам не приезжай.
Он нажал отбой и набрал другой номер:
– Алло, мама? Я знаю про твои планы. Нет, даже не пытайся. Мы не примем тебя. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Ты сделала свой выбор. Не пытайся теперь давить на нас… Что значит «не простишь»? А мы не простим такого отношения к Тоне. Она носит твоего внука, а ты… Нет, всё. Разговор окончен.
Карина сочувственно покачала головой:
– Знаете, она ведь и правда не успокоится. Я через это прошла – чем больше уступаешь, тем больше требований.
– Спасибо, что предупредила, – Антонина благодарно пожала руку золовки.
– Держитесь. Я побегу – они скоро вернутся, начнут меня искать.
Карина ушла, а через час раздался звонок в дверь. На пороге стояли Надежда Богдановна с огромной сумкой и Павел с чемоданом.
– Даже не пытайтесь, – Ярослав закрыл собой проём. – Мама, забирай вещи и уходи.
– Куда? – свекровь картинно всплеснула руками. – На улицу? В подъезд? Родного сына сердце не дрогнет родную мать выгнать?
– Не дрогнет, – отрезал Ярослав. – Потому что ты сама это устроила. Сама подарила квартиру Павлу. Сама решила, что переедешь к нам – не спрашивая. Сама оскорбляла мою жену, издевалась над ней. А теперь пытаешься давить на жалость?
– Мать никому не нужна! – Надежда Богдановна зарыдала. – Всю жизнь детям отдала…
– Нет, мама. Ты отдала всю жизнь Павлу. Ему и квартиру отдала. Вот с ним и живи.
– Тебе что, сложно мать приютить? – вступил Павел. – У вас же три комнаты!
– Нам не сложно, – раздался за спиной Ярослава спокойный голос Антонины. – Нам это просто не нужно. Не хотим. Имеем право.
– Какое право? – взвилась свекровь. – А моё право на заботу детей? Я вас растила!
– И что теперь – мы всю жизнь должны за это расплачиваться? – Ярослав покачал головой. – Нет, мама. Езжайте с Павлом.
Он закрыл дверь под причитания матери. Антонина молча обняла мужа:
– Спасибо.
– Это тебе спасибо, – он ласково погладил её живот. – За то, что научила меня защищать свою семью. Настоящую семью.
Прошло четыре месяца. Антонина осторожно опустилась в кресло, положила руку на заметно округлившийся живот. Малыш толкался особенно активно в последние дни – будто тоже радовался спокойной жизни в их семье.
УЗИ показало – будет мальчик. Ярослав светился от счастья, но новостью с семьёй не делился. Только Карина знала – она теперь часто забегала к Антонине, когда удавалось вырваться от свекрови.
Надежда Богдановна, не сумев пробиться к старшему сыну, с утроенной силой взялась опекать младшего. Павел наконец получил то, о чём мечтал – собственную квартиру и постоянное присутствие матери. Теперь она проводила у них целые дни, хвалила каждый шаг любимого сыночка, восхищалась его детьми и попутно допекала Карину советами и упрёками.
– У меня даже передышки нет, – вздыхала Карина, забегая к Антонине. – Раньше хоть домой можно было сбежать, а теперь она из квартиры не выходит. «Я же для вас стараюсь!» Павлик-то счастлив – мама рядом, мама любит, мама заботится. А я как белка в колесе – только успевай соответствовать.
Звонок в дверь прервал их разговор. На пороге стоял Ярослав – хмурый и встревоженный.
– Представляешь, – сказал он жене вечером, – мать звонила. Требует, чтобы я «одумался и попросил прощения». Говорит, что я разрушил семью, что брат из-за меня страдает.
– Брат страдает? – усмехнулась Антонина. – По-моему, он как раз получил всё, что хотел.
– В том-то и дело. Мать злится не на него – на меня. Я же «предал семью», отказался от «материнской любви». А Павлик – он молодец, он правильный сын, он маму ценит.
Антонина промолчала. Она давно поняла – дело было не в квартире. Просто Надежда Богдановна не могла смириться с тем, что старший сын вырос и научился говорить «нет». Проще было обвинить во всём невестку, чем признать: её способ любить – удушающий и требовательный – не всем подходит.
Малыш снова толкнулся. Антонина улыбнулась, поглаживая живот. Как хорошо, что они тогда выстояли, не поддались давлению. Их ребёнок будет расти в доме, где нет места манипуляциям и двойным стандартам. Где можно любить друг друга просто так, без условий и требований.
