Я стояла у плиты, машинально помешивая соус, когда в прихожей наконец хлопнула дверь. Сергей. Опять задержался. В горле предательски запершило, но я сдержалась. Может, правда что-то важное на работе? Одёрнула своё любимое домашнее платье – то самое, синее, в котором, по его словам, я особенно красива – и постаралась улыбнуться.
Включила приглушённый свет – пусть будет уютно. Расставила тарелки, зажгла свечи. Всё должно быть идеально. Я так старалась создать особенную атмосферу сегодня… Запах запечённого мяса с травами наполнял квартиру, а у меня внутри всё сжималось от предчувствия.
Он ворвался в кухню порывисто, как всегда. В руках – какой-то объёмный пакет с покупками. Даже не взглянул на накрытый стол, на свечи, на меня в этом чёртовом платье. Просто бросил сумку на стул и начал расстёгивать куртку.
– Где ты был? – мой голос предательски дрогнул, хотя я очень старалась говорить спокойно.
– У мамы заходил. У неё телевизор сломался… – он произнёс это таким будничным тоном, словно и не было трёх часов опоздания, словно не было всех моих звонков, которые он сбрасывал.
Я медленно положила полотенце на стол. Руки дрожали.
– Я приготовила ужин. Ждала тебя. А ты…
– Ну не мог же я её оставить одну, – буркнул он, даже не глядя на меня. – Ты же знаешь, как она переживает из-за этого телевизора. Единственное развлечение…
Что-то оборвалось внутри. Три года. Три года я пыталась строить семью, создавать уют, быть хорошей женой. А в ответ – что? Вечные отговорки, бесконечные «мама звонила», «маме нужно»…
– Твоя мать важнее меня? – слова вырвались сами, обжигая горло. – Тогда живи с ней!
Я швырнула полотенце на стол. В абсолютной тишине оно упало, смяв салфетки, которые я так старательно складывала. Сергей застыл, напрягся всем телом. Я видела, как желваки заходили на его скулах. Но он не ответил. Просто развернулся и вышел из кухни.
Свечи продолжали гореть, освещая нетронутый ужин. Где-то в глубине квартиры хлопнула входная дверь. А я всё стояла, глядя на это чёртово полотенце, и не могла пошевелиться. В голове билась одна мысль: «Вот и всё. Он выбрал».
Сергей вернулся домой за полночь. В подъезде привычно потянулся к кнопке звонка – и замер. Ключи. Теперь нужны ключи. Руки плохо слушались, когда он пытался попасть в замочную скважину. В квартире било по ушам звенящей тишиной.
– Аня? – позвал он в пустоту, хотя уже понимал – нет её здесь.
Щёлкнул выключателем. Кухня встретила его мёртвым порядком: ни чашки в раковине, ни салфетки на столе. Только записка, пришпиленная магнитом к холодильнику. Почерк у неё всегда был острый, нервный – буквы будто спешили убежать с бумаги:
«Мне нужно время. Если ты хочешь быть с мамой – будь. Я устала бороться за место в твоей жизни.»
– Да что за детский сад! – швырнул куртку на стул. – Решила надавить? Шантаж, значит?
Злость клокотала внутри, мешая думать. Заметался по квартире – туда-сюда, как зверь в клетке. В спальне распахнул шкаф – половина вещей исчезла. Её половина. В ванной не было любимого халата, щётки, крема с ванильным запахом…
Телефон в кармане завибрировал. «Мама». Конечно, кто же ещё?
– Да, мам.
– Серёженька, ты куда пропал? Я тут одна сижу, мне так плохо…
– Мам, давай завтра, а? – впервые в жизни ему не хотелось слушать эти привычные жалобы.
– Как завтра? А кто мне таблетки принесёт? Я же сама не дойду…
Он сбросил звонок. Просто взял и сбросил. Сел на кухне, уставившись в тёмное окно. Тишина давила на уши. Обычно в это время Аня уже суетилась, готовя ужин. Напевала что-то себе под нос – ужасно фальшиво, но так уютно. А он… А он вечно торопился к матери.
Машинально открыл холодильник – пусто. Ни котлет, которые Анька делала про запас, ни её фирменного салата. Даже любимого пива нет. Закрыл дверцу, привалился к ней спиной и медленно сполз на пол.
«Если хочешь быть с мамой – будь.»
А он хочет? В голове вдруг всплыло: прошлое воскресенье, мама опять требует приехать. А они с Аней собирались в парк, она так ждала… Он психанул, наорал на жену – мол, не понимаешь ты ничего, у человека давление, а ты о прогулках думаешь!
Аня тогда не крикнула в ответ. Просто посмотрела – так, что внутри всё перевернулось. Тихо сказала: «Знаешь, я ведь тоже человек. И у меня тоже есть чувства.» А он отмахнулся…
Потянулся к телефону – позвонить, извиниться. Палец завис над номером. А что сказать? «Прости»? Мало. «Вернись»? Она права – он должен выбрать. Должен решить.
Впервые за три года брака ему стало по-настоящему страшно.
Звонок в дверь матери отдался глухим эхом где-то внутри. Сергей переступил с ноги на ногу, разглядывая облупившуюся краску на двери. Сколько раз он стоял здесь? Сотни? Тысячи?
– Серёженька! – мать распахнула дверь, заключая его в удушающие объятия. – Наконец-то! А то я думала, ты совсем про меня забыл…
От неё пахло валерьянкой и старыми духами. Тот же запах, что и в детстве. Только раньше он казался уютным, а теперь…
– Проходи скорей, я тут пирожки затеяла… – она семенила впереди него по коридору, на ходу поправляя седые волосы. – Ты же любишь с капустой? А эта твоя… – она поджала губы, – небось и готовить толком не умеет?
Сергей остановился как вкопанный. В гостиной, над старым диваном, висела фотография отца. Большой портрет в тёмной раме – единственное, что осталось от человека, которого он почти не помнил. Отец умер рано – сердце. Мать говорила: «Переработал, надорвался». А тётка как-то обмолвилась: «Замучила она его своими претензиями…»
Сергей вдруг увидел отца другими глазами. Вот он на фото – улыбается через силу, в глазах усталость. Всю жизнь между работой и домом, между долгом и… А было ли что-то своё? Было ли счастье?
– Мама, – он повернулся к матери, всё ещё суетившейся у плиты. – Нам надо поговорить.
– Конечно, сыночек! Сейчас, вот только…
– Нет. Сейчас.
Она замерла, медленно опустила полотенце. В глазах мелькнул испуг – она всегда боялась серьёзных разговоров.
– Я больше так не могу, – слова давались с трудом, но он заставил себя продолжать. – Я люблю Анну. Она – моя жена, моя семья. И я хочу быть с ней.
– Что значит «хочешь быть с ней»? – голос матери взлетел до пронзительных нот. – А я? Ты что же, бросаешь мать?
– Не бросаю. Но и жить твоей жизнью больше не буду.
– Ах вот как! – она схватилась за сердце. – Значит, она тебя настроила! Я так и знала! Неблагодарная, отняла у меня сына…
Раньше эта сцена сработала бы безотказно. Он бы кинулся к ней, начал успокаивать, оправдываться. Но сейчас…
– Перестань, мама, – его голос звучал твёрдо. – Анна никого у тебя не отнимала. Это я сам решил. Я не хочу повторить судьбу отца.
Она побледнела, пошатнулась: – При чём тут твой отец? Он…
– Он был несчастлив, мама. И я тоже буду несчастлив, если продолжу разрываться. Я люблю тебя, ты моя мать. Но Анна – моя жена. И я выбираю её.
– Уходишь? – она опустилась на стул, сгорбилась. – К ней?
– Ухожу к себе, мама. К своей жизни.
Он шагнул к двери, но обернулся: – Я буду звонить. Помогать, если нужно. Но не в ущерб своей семье. Прости, если сможешь.
Хлопнула входная дверь. В подъезде пахло сыростью и кошками. Сергей достал телефон – руки дрожали, но номер он помнил наизусть.
«Аня, нам нужно поговорить. Я всё понял. Правда понял.»
Анна открыла дверь не сразу. Сергей слышал её шаги за дверью – медленные, неуверенные. Щёлкнул замок.
– Зачем ты пришёл? – её голос звучал устало. Она похудела за эти дни, под глазами залегли тени. В старой футболке и джинсах казалась совсем юной и беззащитной.
– Я всё понял, Ань, – он шагнул вперёд, но она выставила руку, останавливая его. – Подожди, дай договорить. Я понял, что чуть не потерял самое главное. Ты – моя семья. Не мама, ты.
– Слова, Серёж, – она покачала головой. – Всё это просто слова.
– Нет. Не просто, – он достал из кармана ключи. – Смотри. Я снял квартиру. В другом районе. Подальше от мамы.
Она недоверчиво взглянула на ключи: – И что это значит?
– Это значит, что я хочу начать сначала. Правильно. Без маминых звонков среди ночи, без её «зайди по пути». Я поговорил с ней. Объяснил, что теперь всё будет по-другому.
Анна прислонилась к дверному косяку, обхватила себя руками: – Она устроила истерику?
– Устроила, – он невесело усмехнулся. – Но я не сдался. Знаешь… я вдруг увидел фотографию отца. И понял – не хочу так. Не хочу всю жизнь разрываться, пытаться угодить. Хочу жить. С тобой.
Её глаза наполнились слезами: – А если она опять начнёт давить? Если будет звонить, жаловаться…
– Я уже записал её на курсы компьютерной грамотности, – он улыбнулся. – Пусть учится пользоваться интернетом, общается с подругами. У неё должна быть своя жизнь. А у нас – своя.
Она молчала, разглядывая его лицо – будто искала что-то. Он терпеливо ждал.
– Знаешь, что я поняла за эти дни? – наконец произнесла она. – Что не хочу быть той, кто заставил тебя выбирать. Но и быть вечно третьей тоже не хочу.
– Я сам выбрал, Ань. И знаешь что? – он осторожно взял её за руку. – Давай уедем. На месяц, на два – куда захочешь. Я уже взял отпуск.
– А как же…
– Мама? – он покачал головой. – У неё есть моя сестра, соседка тётя Валя, подруги из поликлиники. Я больше не единственный человек в её жизни. Не должен им быть.
Анна молчала, но её пальцы в его ладони чуть дрогнули, сжались крепче.
– Поехали к морю? – тихо предложил он. – Помнишь, ты давно хотела? Посидим на закате у воды, поговорим обо всём…
– Ты уверен? – её шёпот был едва слышен.
Он поднёс её руку к губам, поцеловал побелевшие костяшки пальцев: – Абсолютно.
Она наконец улыбнулась – впервые за весь разговор. По-настоящему, как раньше. Потянулась к нему, обняла, уткнулась носом в плечо: – Я скучала.
– Я тоже, родная. Я тоже.
Где-то в кармане завибрировал телефон. Но они не обратили внимания. Теперь у них было время – их время, только для них двоих. И целое море впереди.
