– Господи, трешка! В твоем-то возрасте… – мать обвела взглядом просторную кухню. Алина светясь от гордости доставала из шкафчика бокалы для шампанского. – Нет, ну надо же, как некоторым везет!
Алина поморщилась. В голосе матери звучали до боли знакомые интонации – смесь зависти и осуждения. Именно так она говорила в детстве, когда отец дарил дочери очередную «слишком дорогую» вещь.
– Мам, давай без этого, а? Сегодня же праздник.
– А что я такого сказала? – Елена Викторовна картинно всплеснула руками. – Я за тебя радуюсь! Правда, Машенька?
Младшая сестра, до этого молча изучавшая навесные кухонные шкафчики, только пожала плечами.
– Кухня – космос, – наконец выдала она. – Особенно эта штука для вытяжки, прямо как в ресторане. Ты, наверное, и готовить теперь начнешь?
– Начну, – кивнула Алина, доставая из духовки румяный пирог. – Вот, уже начала.
– Ну-ну, – хмыкнула мать. – Только не говори, что сама пекла. Знаю я эти твои кулинарные подвиги.
Алина глубоко вздохнула. «Раз – я совершенно спокойна, два – мама меня не бесит, три…», – сосчитав до пяти, она повернулась к гостьям:
– Может, пройдем в гостиную? Там удобнее.
Едва они устроились на новеньком диване, как мать снова завела свою шарманку:
– Нет, ну правда, это же просто грех – такие метры одной занимать! Тут целая семья поместится, а ты…
– Мам, – перебила ее Алина, – давай не будем.
– А что не будем? – встрепенулась Елена Викторовна. – Я как мать должна думать об обеих дочерях. Вот Машеньке с Костей где жить? Они который год копят, а все без толку.
Маша заерзала на диване, явно чувствуя себя неловко.
– При чем здесь вообще Маша? – Алина поставила бокал на столик. – Это квартира от моего отца, он ее для меня…
– Вот именно! – торжествующе воскликнула мать. – Твой отец мог бы и о второй дочери подумать! Мы же одна семья!
– Господи, мам, ты себя слышишь? У Маши есть свой отец, пусть он и думает!
– Ну знаешь… – Елена Викторовна поджала губы. – Я всегда говорила, что ты эгоистка. Вся в отца! Только о себе и думаешь.
Алина уже начинала сожалеть, что вообще заморочилась с этим новосельем.
– А может, хватит? Может, это ты думаешь только о себе? Всю жизнь пытаешься за мой счет Машку порадовать!
– Я? – мать картинно прижала руку к груди. – Да как ты смеешь…
– Вот так и смею! Хватит! Надоело! Это моя квартира, и точка!
В комнате повисла звенящая тишина. Маша смотрела в пол, мать побледнела так, словно дочь ее ударила.
– Что ж, – медленно проговорила она, поднимаясь с дивана. – Раз так… Машенька, идем отсюда. Нам здесь явно не рады.
– Мам… – попыталась вмешаться Маша. – Ну правда, это же Алинкин папашка квартиру ей подарил.
– Идем! – отрезала Елена Викторовна. – А ты, – она повернулась к старшей дочери, – можешь нам больше не звонить. Раз уж ты такая… самостоятельная.
Хлопнула входная дверь. Алина осталась одна в своей новой квартире. Праздник был безнадежно испорчен, но странное дело – она чувствовала не горечь, а облегчение. Словно сбросила с плеч тяжелый рюкзак, который тащила всю жизнь.
***
Алина на автомате убирала со стола нетронутые закуски. В голове крутились обрывки воспоминаний – яркие, болезненные.
Вот ей двенадцать. Отец привез новенький плеер – тогда это была невероятная роскошь. Алина помнила, как дрожали руки, когда она доставала его из коробки, как придирчиво выбирала первый диск…
– Дай поносить, – канючила девятилетняя Маша. – Ну дай! Я только одну песню послушаю!
– Нет, – Алина прижимала плеер к груди. – Он новый совсем, я сама еще не наслушалась.
– Мам! – тут же заголосила младшая. – Алинка жадничает!
Елена Викторовна возникла в дверях, словно джинн из бутылки:
– Алина! Немедленно дай сестре плеер!
– Но мам…
– Никаких «но»! Вы сестры, должны делиться! Что за эгоизм? Вы же сестры. Надо делиться. И что, что отцы разные? Это-то тут при чем? Вы же обе мои дочери, живем все вместе, под одной крышей! – отчитывала мать старшенькую.
Месяц спустя Машин отец подарил ей новый велосипед. Алина, окрыленная маминой логикой, тут же попросила прокатиться.
– Что ты к ней прикопалась? Даже не думай! – отрезала мать. – Это Машин велосипед, ей подарили. Хочешь такой же, иди у своего папани выпрашивай. Он, поди, не нищий, может единственной дочуре велик купить
– Но ты же говорила…
– Я сказала – нет! – в голосе матери зазвенела решимость. – Что ты прицепилась к младшей сестре? Вечно ты ей завидуешь!
Алина тряхнула головой, прогоняя воспоминание. Она давно выросла из детских обид, но эта двойная бухгалтерия в отношениях продолжалась до сих пор.
А главное, непонятно было, с чем связана такая материнская дележка. То ли мать недолюбливала саму Алину. То ли первый супруг насолил женщине чуть больше, чем второй. Тогда предвзятость к старшей дочери была сродни предательства, ведь родителей не выбирают.
Телефон разразился трелью – Маша.
– Алин, – голос сестры звучал виновато. – Ты это… Прости за сегодня. Мама перегнула.
– Да что ты говоришь? – Алина невесело усмехнулась. – А я и не заметила.
– Не ерничай. Просто… Ну, ты же знаешь маму. У нее всегда так – чуть что не по ее, сразу в крик. Я думаю, и наши с тобой отцы сбежали именно поэтому.
– Знаю, – Алина опустилась в кресло, поджав под себя ноги. – Но это не оправдание. Я устала, Маш. Устала быть вечно крайней.
В трубке повисла пауза.
– Слушай, – наконец произнесла Маша. – А может, мама права? Ну, насчет продажи… Мы бы обе решили жилищный вопрос. Так было бы честно. Эта квартирка ведь тебе на халяву досталась, думаю, если ты поделишься, с тебя ведь не упадет, – высказала свою младшенькая.
Алина почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
– Честно? – переспросила она. – А помнишь, как в прошлом году твой отец подарил тебе машину? Она же недешевая. Новенькая, из салона. Что же ты ее не продала и не купила две дешевле? Или ты только моим хочешь делиться?
– Это другое! – тут же вспыхнула сестра. – Машина – это…
– Что – другое? – Алина уже не сдерживала эмоции. – Все то же самое, Маш. Только теперь ставки выше велосипеда.
– Ты… ты просто злая! – всхлипнула Маша. – Мама права, ты совсем не думаешь о семье!
Короткие гудки ударили по ушам. Алина швырнула телефон на диван и расхохоталась – громко, истерично. Семья! Да уж, своеобразное у них понимание семейных ценностей…
***
Отец приехал через три дня после «праздничного» фиаско. Алина как раз развешивала шторы, балансируя на стремянке, когда в дверь позвонили.
– Ну и чего ты здесь самодеятельность устроила? Зачем гардины приколотила? – хмыкнул отец, проходя в комнату. – Я ж говорил, карниз электрический поставим.
– Пап, я же не хрустальная, – улыбнулась Алина, спускаясь. – Сама могу.
– Ну да, ну да… Мать звонила?
Алина замерла с занесенной на ступеньку ногой.
– А ты как думаешь?
– Думаю, что орала в трубку минут сорок, – отец присел на подоконник. – Про то, какой я подлец и как испортил ее старшую дочь.
– Она приезжала! И орала все два часа. Да чего уж, до сих пор угомониться не может, – Алина вздохнула.
– А ты что?
– А я? – Алина принялась складывать стремянку. – Я послала ее. Первый раз в жизни, представляешь? Прямым текстом.
Отец присвистнул:
– Ну ты даешь… Хотя, знаешь, давно пора было.
– И ты туда же! – возмутилась Алина. – Вот скажи, зачем ты вообще эту квартиру мне отдал? Сдавал бы сам, горя не знал.
Эта квартирка когда-то принадлежала родителям отца. Когда тех не стало, в нее на время заехала тетка отца. Два года назад не стало и ее.
Отец сделал хороший ремонт, оставалось лишь прикупить мебель и кое-что из техники.
– Потому что ты – моя дочь, – просто ответил отец. – И потому что я вижу, как она всю жизнь пытается тебя растоптать.
– Пап…
– Да ладно, я же не слепой. Думаешь, не знаю, как она всегда Машку выделяла? Как тебя затюкать пыталась? Вот и решил… – он махнул рукой. – Чтоб было куда сбежать, если припрет.
Алина почувствовала, как защипало в глазах.
– Ты у меня с характером, – продолжал отец. – Но иногда надо, чтоб кто-то спину прикрыл. Вот я и прикрыл.
Зазвонил телефон. На экране высветилось «Маша».
– Не буду брать, – сказала Алина. – Знаю, что скажет. «Сестра, ты должна…»
– Ничего ты не должна, – отец поднялся. – Хватит плясать под их дудку. Пойдем лучше карниз выбирать. И кухню еще надо доделать.
– А может, правда продать? – внезапно спросила Алина. – Купить две однушки?
Отец развернулся так резко, что чуть не снес вазу.
– Знаешь что? Продашь – перестану считать своей дочерью.
– Да ладно…
– Не ладно! – отрезал он. – Думаешь, я для того горбатился, чтоб ты снова без угла, без двора осталась? Или думаешь, мать тебе долю в своей квартире отпишет? Ага. Держи карман шире. Думаю, она уже давно квартирку на Машку переписала. И потом, не для того я тебе запасной выход строил, чтоб ты в ту же дверь вернулась!
Алина прикусила губу, сдерживая улыбку.
– Ну что ржешь? – проворчал он. – Поехали в магазин. И учти, если узнаю, что ты на поводу у матери пошла…
– Не пойду, – перебила Алина. – Хватит с меня маминой дележки.
***
В дверь позвонили долго и требовательно. Алина выглянула в глазок – на площадке переминалась с ноги на ногу Маша, кутаясь в яркий шарф.
– Алин, ну открой! Я знаю, что ты дома. У тебя свет горит.
Алина прислонилась спиной к двери. Сердце предательски сжалось – как в детстве, когда младшая сестра канючила под дверью ее комнаты.
– Алин! – Маша постучала костяшками пальцев. – Ну хватит уже! Я же беременная, между прочим. Мне нельзя волноваться.
«А мне можно?» – подумала Алина, разглядывая царапину на двери. Интересно, она была здесь, когда жила бабушка?
– Алина! – в голосе сестры зазвучали знакомые истеричные нотки. – Мама правду говорит – ты эгоистка! Я вообще-то помириться пришла… Так-то мы и в самом деле семья.
– Нет, Маш, – тихо сказала Алина закрытой двери. – Мы не семья. Мы заложники маминых игр. Но я в них больше не играю.
– Что ты там бормочешь? – Маша пнула дверь носком сапога. – Алин, ну правда, давай поговорим! Мама места себе не находит, все плачет. И я… я тоже скучаю.
Алина молчала. За дверью что-то зашуршало —– кажется, Маша полезла в сумку.
– Ладно! —– наконец выкрикнула она. – Не открывай! Только не вздумай потом прибегать, когда тебе помощь понадобится. Я тоже дверь не открою!
Цокот каблуков по лестнице постепенно стих. Алина еще постояла у двери, разглядывая царапину. Потом решительно направилась в кухню – надо бы купить средство для полировки дверей.
***
Следующее утро для Алины началось рано. Слишком рано для выходного дня. Звонок в дверь раздался в семь утра. Алина, с трудом разлепив глаза, поплелась открывать. На пороге стояла мать с двумя здоровенными пакетами.
– Дочь моя непутевая, – она протиснулась мимо опешившей Алины. – Ну и бардак у тебя! Я там шторы привезла, нормальные. И вазы. А эти… – она брезгливо покосилась на светлые занавески, – в деревню отвезешь, там сгодятся.
– Мам, ты что здесь… – начала Алина, но Елена Викторовна уже хозяйничала на кухне.
– Господи, ну кто так стол ставит? От окна надо! И холодильник к другой стене передвинем. Я уже с мужиками договорилась, приедут после обеда.
– Какими мужиками? – Алина почувствовала, как внутри закипает знакомая ярость.
– Машенькиными и Костиными друзьями, они же сюда переезжать будут, пусть сразу все по уму сделают.
Алина на секунду потеряла дар речи.
– Что значит – переезжать?
– А то и значит! – мать воинственно уперла руки в боки. – Нечего тут антимонии разводить. Им с Костей жить негде, а ты одна в трешке куковать собралась? Машенька, кстати, беременная. Так что… Не бросишь же ты беременную сестру на улице!?
– Убирайся.
– Что? – Елена Викторовна осеклась на полуслове.
– Я сказала – убирайся! – Алина чувствовала, как дрожит голос. – Ты что себе возомнила? Явилась в мой дом…
– Твой дом? – мать изобразила деланный смех. – Ты же не оставишь эту квартирку себе? Отдай ее сестре, она больше нуждается. Да ты бы в жизни на такую квартиру не заработала! Это отец твой…
– Вот именно – мой отец! Не твой муж, не Машкин папа – мой! И квартира моя! Думаешь, если всю жизнь мной помыкала, то и дальше прокатит?
– Да как ты смеешь… – задохнулась от возмущения мать. – Я тебя растила…
– Растила? – Алина сорвалась на крик. – Ты меня не растила – ты меня использовала! Все мое должно было быть Машкиным, а Машкино – только ее! Но с квартирой этот номер не прокатит!
Елена Викторовна побледнела, потом покраснела:
– Значит так… Либо ты соглашаешься продать эту квартиру и купить две поменьше, либо можешь забыть, что у тебя есть мать!
– Уже забыла, – отрезала Алина. – Прямо в эту минуту. И передай своей любимой дочери – пусть даже не пытается сюда переехать. Потому что в следующий раз я вызову полицию.
– Ты еще пожалеешь! – Елена Викторовна схватила свои пакеты. – Ты у меня наплачешься!
– Нет, мам, – Алина распахнула входную дверь. – Это ты пожалеешь. Когда поймешь, что осталась одна. Потому что даже Машка однажды от тебя сбежит.
Хлопнула дверь. Алина медленно опустилась на пол, обхватив колени руками. Внутри было пусто и… легко? Да, именно легко. Словно захлопнулась дверь не только квартиры, но и клетки, в которой она просидела двадцать девять лет.
***
Утреннее солнце расчерчивало кухню на светлые квадраты, в которых плясали пылинки. Она медленно помешивала кофе, наблюдая, как за окном покачиваются верхушки берез. Тишина больше не давила – она убаюкивала.
Телефон молчал. Ни истеричных звонков матери, ни слезливых сообщений от сестры. Алина поймала себя на том, что машинально поглядывает на экран – годами выработанная привычка быть начеку никак не отпускала.
На плите засвистел чайник – точно такой же стоял у них дома, в детстве. Мать всегда заваривала чай в большом пузатом заварнике, разливала по чашкам, приговаривая: «Машеньке с лимоном, она у нас простужена, а тебе и так сойдет».
Алина достала из шкафа новенький заварник – белый, с золотой каймой. Купила в субботу, специально выбирала не похожий на тот, детский.
В дверь позвонили. На пороге стоял отец с огромной коробкой.
– Это еще что? – Алина посторонилась, пропуская его в квартиру.
– Люстра в гостиную, – буркнул он. – А то твоя убогая лампочка весь ремонт портит.
– Пап, я сама хотела…
– Знаю я твое «сама», – проворчал отец, разматывая шарф. – Три месяца собираться будешь. О, кофе варила? Налей-ка отцу. Заодно расскажешь, как там эти… твои родственники.
Алина достала вторую чашку:
– Никак. Мама, правда, Машку подсылала. Типа помириться.
– И?
– А я не открыла. – Она пожала плечами. – Знаю же, с чем пришла. Сама вчера приходила… с пакетами. Я ее выгнала!
Отец отхлебнул кофе, хмыкнул:
– Ну и правильно! Научилась все-таки варить по-человечески, – последнее относилось к кофе. – А помнишь, как в первый раз…
– Не помню, – перебила Алина. – И давай не будем. Ты лучше скажи, люстру сам вешать будешь или вызовем кого?
– Обижаешь, – он поднялся из-за стола. – Где у тебя инструменты?
К вечеру люстра была повешена, карнизы установлены, а на подоконнике в кухне появилась кормушка для птиц – отец притащил откуда-то по дороге.
– Чтоб не скучно было, – пояснил он. – Одной-то.
– Пап, – Алина вдруг почувствовала, как перехватывает горло, – спасибо.
– За люстру, что ли? – хмыкнул он. – Да ладно, она недорогая…
– Нет. За то, что… За все.
В прихожей снова затренькал звонок. Алина вздрогнула, но отец положил ей руку на плечо:
– Пусть звонит. Запомни, дверь всегда можно закрыть. Или открыть – но только тем, кого правда хочешь впустить.
Звонок умолк. За окном суетились воробьи, осваивая новую кормушку. Алина смотрела на них и улыбалась – впервые за долгое время спокойно и легко.
Она наконец-то была дома. По-настоящему дома.
