— Семья — это святое, — произнес Андрей, разглаживая скатерть кончиками пальцев. — Мы просто не можем отказать ей в помощи.
— Я знаю, — вздохнула я, ощущая, как внутри меня что-то сжимается — то ли предчувствие, то ли страх.
10 апреля
Таня приехала сегодня утром — с тремя чемоданами, коробкой туфель и опухшими от слез глазами. Раньше я видела её только на семейных праздниках, где она порхала бабочкой и хвасталась очередным путешествием с мужем.
Теперь же передо мной стояла побитая жизнью женщина, от которой, впрочем, все ещё пахло дорогими духами, а на запястье поблескивали золотые часики — подарок её бывшего.
Андрей носился с ней, как с хрустальной вазой. Сам затащил чемоданы в гостевую комнату, устроил экскурсию по дому, словно она раньше никогда у нас не бывала.
Я приготовила её любимую пасту с морепродуктами (Андрей предупредил меня заранее, какая забота!), а Саша и Аня прыгали вокруг «тёти Тани», показывая игрушки и наперебой рассказывая школьные истории.
— Как ты, держишься? — спросила я вечером, когда мы наконец остались наедине на кухне. Дети уже спали, а Андрей отправился в душ.
— Ой, Мариночка, — она отпила глоток вина из бокала, который принесла с собой, — ты не представляешь, что я пережила. Пять лет брака коту под хвост. Он просто сказал: «Собирай вещи и проваливай». Такая неблагодарность! Я ведь отдала ему лучшие годы!
Я кивала, помешивая чай. Лучшие годы, надо же. В двадцать восемь лет говорить о лучших годах. А я в её возрасте уже работала руководителем отдела и растила двоих детей.
— Месяц, максимум два, — добавила Таня, заметив мою задумчивость. — Я быстро восстановлюсь. Только мне нужно время… чтобы прийти в себя.
14 апреля
Четвёртый день Таниного пребывания. Мой утренний будильник прозвенел в 6:00, как обычно. Тихо, стараясь не скрипеть половицами, я прокралась в ванную.
Холодная вода, крем, тушь, помада — привычный ритуал, от которого немеют пальцы и проясняется голова. Разбудила детей, приготовила завтрак, сложила им обеды в школу.
Андрей, поцеловав меня в щёку, убежал на работу. В доме наступила блаженная утренняя тишина.
В десять утра Таня всё ещё спала. В одиннадцать я услышала, как она бродит по дому. В двенадцать она выплыла на кухню в шёлковом халате.
— Доброе утро, — прощебетала она, зевая. — У тебя есть что-нибудь перекусить?
Я молча указала на холодильник. Она заглянула внутрь, сморщила нос: — А свежевыжатого сока нет? У вас, наверное, соковыжималка есть?
Вечером я попросила её помочь с ужином, пока проверяла домашнее задание Ани. Таня округлила глаза: — Ой, я не умею. Ты ж так классно готовишь! — и улыбнулась так мило, что я чуть не поверила в её беспомощность.
Потом она заняла ванную комнату на полтора часа. Дети ждали, когда смогут почистить зубы, а я чувствовала, как внутри закипает раздражение.
17 апреля
Сегодня вернулась с работы и обнаружила, что Таня переставила все специи на кухне и сложила посуду по-своему. «Так удобнее», — заявила она. Интересно, кому? Не мне, это точно.
А ещё она оставила свои кремы по всей ванной комнате. Её шампуни вытеснили наши с детьми в угол полки.
Её полотенце заняло лучший крючок. Странное чувство — словно кто-то потихоньку выталкивает тебя из собственного дома.
— Так когда ты планируешь съезжать? — спросила я как бы между прочим, когда мы вдвоём пили чай на кухне.
Таня посмотрела на меня с таким удивлением, словно я заговорила по-китайски. — Ой, я ещё не думала об этом… Андрей сказал, что я могу оставаться, сколько нужно.
Я промолчала. Что-то подсказывало мне: это только начало.
20 апреля
Она уже здесь десять дней, а кажется, будто всю жизнь. Моя жизнь стала похожа на бесконечный забег с препятствиями. Утром нужно успеть занять ванную до того, как проснётся Таня, иначе опоздаю на работу.
Вечером — перешагивать через её туфли в прихожей. В выходные — слушать её бесконечные звонки с подругами, когда дети пытаются делать уроки.
Сегодня, придя с работы, обнаружила, что она развесила свои фотографии в нашей гостиной.
Прямо на стене, где раньше висели семейные портреты. Три огромных снимка: Таня в Париже, Таня на пляже, Таня с коктейлем. Наши фото сдвинуты в угол.
— Надеюсь, ты не против, — сказала она, заметив мой взгляд. — Мне так хочется чувствовать себя здесь как дома!
Как дома. В моём доме.
— Дом слишком тесный для такого количества фотографий, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Она на секунду замерла, потом рассмеялась: — Ой, ты такая забавная, Марина! Всегда можно найти место для красивых вещей!
Вечером рассказала Андрею. Он выслушал меня, почесал затылок: — Не вижу проблемы. Пусть вешает, если ей так легче. Ей сейчас тяжело.
Тяжело? А мне, значит, легко?
23 апреля
Сегодня Таня затеяла генеральную уборку. Точнее, не уборку, а перестановку. Переложила все постельное бельё в шкафу «по-своему», переставила книги на полках «по цвету, так красивее», даже детские игрушки рассортировала.
— Здесь был такой хаос! — заявила она, когда я вернулась с работы и застыла на пороге, не узнавая собственную гостиную.
Хаос? Мой дом — это хаос? Я годами создавала здесь порядок, где каждая вещь имеет своё место и смысл.
— Спасибо, но я предпочитаю, чтобы ты не трогала наши вещи без спроса, — сказала я как можно мягче.
— Но я хотела помочь! — в её глазах заблестели слёзы. — Я думала, ты обрадуешься!
Потом она ушла к себе, громко хлопнув дверью. За ужином демонстративно молчала. Андрей бросал на меня тревожные взгляды. А поздно вечером, когда дети уже спали, я услышала их разговор на кухне.
— Она какая-то напряжённая, — говорила Таня. — Раньше ты был счастливее, правда. Помнишь, какой весёлый ты был до женитьбы? А сейчас… словно в тисках.
Андрей что-то неразборчиво пробормотал.
— Нет-нет, я ничего такого не имею в виду! — продолжала Таня. — Просто… Мариночка слишком увлекается контролем. Даже дети это чувствуют.
Я сжала кулаки. Мне захотелось ворваться на кухню и высказать ей всё, что я думаю. Но вместо этого я развернулась и ушла в спальню. Нельзя опускаться до скандалов.
27 апреля
Аня подошла ко мне сегодня утром, пока я собирала её в школу. — Мам, а тётя Таня теперь будет жить с нами всегда?
Я замерла с расчёской в руке. В детских глазах читалось беспокойство. — Нет, солнышко. Она погостит и вернётся к себе домой. — А когда? — Скоро, — я погладила дочь по голове, надеясь, что не солгала.
Вечером прямо спросила у Андрея: — Не пора ли нам напомнить твоей сестре, что её «месяц-два» почти истекли?
Он вздохнул, не отрывая взгляда от телефона: — Ну куда она сейчас пойдет? У неё никого нет. Мы не можем просто выгнать её.
— Мы и не выгоняем. Но должны быть какие-то планы.
— У неё депрессия, Марин. Ей нужно время.
Время. Вот что у неё есть в избытке. И моё терпение, которое уже на исходе.
30 апреля
Кажется, Таня подслушала наш разговор. Сегодня она вдруг превратилась в хозяйственную фею. Приготовила обед (пересоленный, но я промолчала), навела порядок в ванной (снова по-своему), даже погуляла с Аней после школы.
А вечером, когда мы все сидели в гостиной, она вдруг начала восхищаться серьгами от Андрея, которые он подарил мне на годовщину: — Миленькие! Конечно, Сергей покупал мне украшения почаще… но я понимаю, что у вас семья, дети, расходы…
Андрей покраснел. А я поняла, что скоро произойдет взрыв. И это буду я.
5 мая
Сегодня случилось то, что я буду помнить долго. День начался как обычно — суматошный завтрак, школа, работа.
Заказчик завернул проект, начальник отдела хмурился над графиками, в офисе гудело напряжение. Домой я ехала с единственной мыслью: горячая ванна, чашка чая, тишина.
Открыла дверь и замерла на пороге.
Музыка била по ушам, из гостиной доносился женский смех, на полу в прихожей валялись чужие туфли. Я прошла вперёд, ощущая, как внутри раскручивается пружина.
В гостиной — Таня и три её подруги. Бокалы с вином, рассыпанные чипсы, скинутые туфли прямо на диване.
Саша, забившись в угол с планшетом, пытался делать уроки. Ани не было видно — наверное, спряталась в своей комнате от этого шума.
— О, Мариночка! — просияла Таня, заметив меня. — А мы тут решили немного повеселиться! Девочки заехали меня проведать. Ты же не против?
Я молча развернулась и ушла на кухню. Руки тряслись, когда я наливала воду в стакан.
Вечером, когда подруги разошлись, а дети легли спать, я услышала разговор Тани с Андреем. Я не собиралась подслушивать — просто шла мимо гостиной, и их голоса сами влились в уши.
— Я так скучала по развлечениям, — говорила Таня. — Ты не представляешь, как тяжело сидеть в четырёх стенах.
— Понимаю, сестрёнка, — отвечал Андрей с этой своей бесконечной добротой, от которой меня уже трясло.
— Ты так изменился, знаешь, — Танин голос стал тише, вкрадчивее. — Раньше был веселее, свободнее. Помнишь, как мы с тобой ходили на концерты? А сейчас…
Пауза, шорох — наверное, она придвинулась к нему.
— Тебя Марина совсем закабалила. Эта вечная уборка, режим, расписание…
Что-то оборвалось внутри меня. Я толкнула дверь и вошла в комнату.
— Хватит, — сказала я негромко, но твёрдо.
Они оба обернулись. Таня — с наигранным удивлением, Андрей — растерянно.
— Марин, мы просто разговариваем, — начал он.
— Нет, — я покачала головой, глядя прямо на Таню. — Это не просто разговор. Это капля, переполнившая чашу.
Я повернулась к мужу: — Три недели, Андрей. Три недели я терпела, как в моём доме хозяйничает посторонний человек. Как она переставляет вещи, критикует меня, занимает ванную на полтора часа, устраивает вечеринки, пока мы на работе…
— Ты преувеличиваешь! — вмешалась Таня. — Я просто хотела…
— Я знаю, чего ты хочешь, — мой голос звенел, но я продолжала держать себя в руках. — Ты хочешь занять моё место. Жить за наш счёт, пользоваться нашим домом и при этом не соблюдать никаких правил. Ты не гостья здесь, ты — захватчик. Ты ведешь себя как гадина!
Андрей рывком поднялся: — Марина, перестань! Таня в трудной ситуации, ты не должна…
— Нет, должна, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Я должна защищать наш дом, нашу семью — от кого угодно. Даже от твоей сестры. Или она уходит, или ухожу я. Решай.
В комнате повисла тишина, такая плотная, что, казалось, её можно потрогать руками.
А потом случилось то, чего я совсем не ожидала. Таня заплакала — не как в мелодраме, театрально заламывая руки, а по-настоящему. Слёзы текли по её лицу, размазывая тушь. Плечи дрожали.
— Вы правы, — выдавила она сквозь рыдания. — Я ужасна. Я… я не знаю, что со мной происходит. После развода… словно все рушится. Мне страшно, понимаете? Страшно остаться одной. Вот я и цепляюсь…
10 мая
Прошло пять дней с того разговора. Мы решили помочь Тане, но иначе. Андрей нашёл для неё небольшую съёмную квартиру недалеко от нас, мы оплатили первые два месяца.
Я посоветовала ей хорошего психолога — коллега ходила к нему после развода, очень хвалила.
Таня переехала вчера. Перед отъездом мы проговорили почти всю ночь — впервые по-настоящему откровенно. О её страхе перед будущим, о моём желании защитить свою семью, о том, как легко потерять себя, когда рушится привычная жизнь.
Она призналась, что завидовала мне — моей уверенности, семье, детям. — Сергей всегда говорил, что дети — это обуза, — сказала она, глядя в окно. — А теперь у меня нет ни мужа, ни детей. Только пустота.
Я пообещала, что мы поможем ей выбраться из этой пустоты — но не ценой нашего счастья. Она кивнула, кажется, действительно понимая.
25 июля
Прошло время. Таня нашла работу — администратором в салоне красоты. У неё появились новые друзья, она ходит на свидания.
Теперь она приходит к нам на ужин раз в неделю. Приносит вино, играет с детьми, помогает мыть посуду. Иногда мы ходим вместе по магазинам — выяснилось, что у нас похожий вкус в одежде.
Я сохранила свой дом. Своё пространство. Своё место в сердце мужа. И, как ни странно, обрела свояченицу — настоящую, без фальши и манипуляций.
Вчера за ужином Андрей поднял бокал: — За семью, — сказал он. — За то, что мы научились уважать границы друг друга.
Таня улыбнулась: — За вас. За то, что показали мне, где моё место.
Я молча подняла бокал.
