— Я вызываю скорую, — твёрдо сказала она, доставая телефон.
— Дура ты! — всплеснула руками Глафира Леонидовна. — Опозоришь только. Подумаешь, красные щёчки! Я сейчас содой умою, и всё пройдёт. В моё время никаких врачей не вызывали по пустякам, сами справлялись! Не то что нынешнее поколение — чуть что, сразу в больницу бежите!
— Ребёнка нужно к врачу вести, а не народными средствами пичкать! — Марина едва сдерживала слёзы, прижимая к себе задыхающуюся Светлану.
Трёхлетняя девочка тихо поскуливала, тёрла покрасневшие глаза и прижималась к маме всем телом. На шее и щеках расплывались красные пятна, она часто дышала, глаза слезились.
— Какой врач в десять вечера? Что ты панику разводишь? Я всю жизнь детей лечила, знаю, что делаю! — Глафира Леонидовна упёрла руки в бока. — От чайной ложки мёда ещё никто не умирал!
Тимофей переводил растерянный взгляд с жены на мать:
— Мам, у Светы же аллергия…
— Ой, бросьте! — отмахнулась Глафира Леонидовна. — В наше время никаких аллергий не было. Это всё от телевизоров ваших, от телефонов. Придумали болезнь!
Жизнь под одной крышей с Глафирой Леонидовной началась всего три месяца назад, но Марине казалось, что прошла целая вечность. Тогда, в конце декабря, это решение выглядело единственно правильным.
Тимофей потерял работу в IT-компании после очередного сокращения. Небольшая флористическая студия Марины только начинала приносить устойчивый доход, но его катастрофически не хватало на оплату съёмной квартиры и содержание маленькой Светланы. Когда Глафира Леонидовна предложила перебраться к ней в трёхкомнатную квартиру «хотя бы до весны», выбора особо не было.
— Не переживай, золотко, — тогда говорила свекровь, помогая разбирать коробки. — Тимоша быстро новую работу найдёт, он у меня умница. А ты сможешь больше времени цветочкам своим уделять. Я со Светочкой посижу, мы с ней поладим. Кровинушка моя!
Первые пару недель действительно всё шло гладко. Глафира Леонидовна с удовольствием занималась внучкой, готовила обеды, стирала. Марина могла спокойно ездить в свою студию, встречаться с клиентами, не беспокоясь, что придётся срочно бежать за дочкой в садик. Тимофей рассылал резюме и ходил на собеседования.
Потом начались странности. Сначала едва заметные.
Светлану стали укладывать спать в восемь, хотя Марина всегда укладывала ребёнка в девять. «Так лучше для растущего организма», — безапелляционно заявляла Глафира Леонидовна. Некоторые игрушки внезапно «потерялись» — это были яркие пластиковые зверюшки, по мнению свекрови, «аляповатые и безвкусные».
За ужином Глафира Леонидовна всё чаще заводила разговоры о «правильном воспитании детей»:
— Вот мы в своё время детей не баловали. Они твёрдую руку чувствовать должны!
— Мама, ей три года, — пытался возражать Тимофей.
— И что с того? — парировала Глафира Леонидовна. — Я в твои три года тебя уже буквы учила складывать. А ваша только мультики смотрит.
Марина старалась не ввязываться в споры. «Надо потерпеть до весны», — повторяла она себе, когда хотелось кричать от бессилия и отчаяния.
К середине февраля ситуация накалилась. Глафира Леонидовна уже не просто высказывала своё мнение — она полностью перестроила режим дня Светланы. Кормила тем, чем считала нужным, читала свои любимые книжки, учила своим правилам.
— Глафира Леонидовна, у Светланы аллергия на мёд и цитрусовые. Врач нам чётко сказал: никаких конфет с незнакомыми начинками, никакого мёда, никаких апельсинов, — Марина в сотый раз объясняла свекрови простые правила. — Вот список разрешённых продуктов.
— Свет моих очей, — театрально всплёскивала руками свекровь. — Я сорок лет в школе проработала, детей вырастила, внуков имею. Неужели ты думаешь, что я не знаю, чем можно кормить ребёнка? Эти ваши новомодные аллергии — чушь собачья! Иммунитет укреплять надо!
И всё повторялось снова и снова.
Последней каплей стало происшествие с цветочной композицией. Марина готовила большой заказ для юбилея местной бизнес-леди. Клиентка была непростая, с характером, но платила щедро и регулярно. Композиция была почти закончена, оставались небольшие штрихи. Собирала она композицию дома, торопилась, но в последний момент поняла, что забыла нужную ленту в студии, метнулась туда живой ногой.
А когда вернулась, Глафира Леонидовна гордо продемонстрировала «улучшенную» версию.
— Я переставила цветы, — заявила она. — У тебя слишком хаотично было. Я порядок навела!
Марина застыла, не веря своим глазам. Свекровь полностью изменила композицию, выстроив цветы «по росточку» — так, как это делали в советских школах на уроках труда.
— Вы… что… сделали? — Марина с трудом подбирала слова.
— Улучшила! — гордо заявила Глафира Леонидовна. — Теперь симметрично и аккуратно.
Переделывать не было времени, клиентка наотрез отказалась принимать «этот кошмар из восьмидесятых» и расторгла договор на будущие заказы.
— Ты просто не умеешь с людьми общаться, — невозмутимо заявила свекровь, когда Марина, рыдая, рассказывала Тимофею о потере важного клиента. — Надо было объяснить ей преимущества классической композиции.
Тимофей молчал, боясь вступиться за жену и обидеть мать.
Вот и теперь, глядя на покрытую пятнами дочь, Марина понимала: терпеть больше нельзя.
— Я вызываю скорую, — твёрдо сказала она, доставая телефон.
— Дура ты! — всплеснула руками Глафира Леонидовна. — Опозоришь только. Подумаешь, красные щёчки! Я сейчас содой умою, и всё пройдёт. В моё время никаких врачей не вызывали по пустякам, сами справлялись! Не то что нынешнее поколение — чуть что, сразу в больницу бежите!
Если бы речь шла только о покраснении, но девочке было всё труднее дышать. Таблетку Марина ей дала, но… Сколько дочка уже находится в таком состоянии? Марина только пришла, Тимофей вернулся и того раньше, он только нашёл новую работу и пока старался всеми силами себя зарекомендовать. Часто задерживался. И вот сколько уже свекровь протирает щёки девочки содой да распахивает окна, чтобы той легче дышалось? По её словам — пару минут. А как оно в реальности?
— Мама, перестань, — наконец вступился Тимофей. — Если Марина говорит, что нужен врач, значит, нужен врач.
Глафира Леонидовна поджала губы и демонстративно удалилась на кухню, громко хлопнув дверью.
Скорая приехала через пять минут. Светлане сделали укол, осмотрели и посоветовали госпитализацию. К этому времени у девочки начался отёк гортани.
— Если бы не вызвали скорую позже, могли бы не успеть, — тихо сказал молодой врач Тимофею. — Это тяжёлая аллергическая реакция. Кто-то дал ребёнку мёд?
В больнице Марина, держа дочь за руку, наконец выплеснула всё, что накопилось:
— Я больше не могу так, Тима! Понимаешь? Не могу! Твоя мать чуть не угробила нашу дочь! А ты всё молчишь и молчишь!
Светлана, одурманенная лекарствами, тихо посапывала на больничной койке. Её маленькое тельце казалось таким хрупким среди белых простыней, а к руке тянулась трубка капельницы. У Марины сжималось сердце от этого зрелища.
Больничные запахи, резкий свет ламп, шум из коридора — всё это усиливало тревогу и гнев молодой женщины. Она не спала уже сутки, глаза покраснели от слёз, а голос охрип от сдерживаемых рыданий.
— Она просто старой закалки, — привычно начал оправдываться Тимофей.
— Старой закалки?! — Марина с трудом сдерживала голос. — Она игнорирует медицинские предписания! Она вмешивается в мою работу! Я потеряла крупного клиента из-за неё! Теперь наша дочь в больнице! Что дальше, Тима? Что ещё должно случиться?!
В палату зашла медсестра:
— Тише, пожалуйста. Вы ребёнка разбудите.
Они вышли в коридор.
— Пойми, — уже спокойнее продолжила Марина, — я не хочу выбирать между тобой и Светой. Но если ты не можешь защитить свою семью, мне придётся это сделать.
— Что ты имеешь в виду? — напрягся Тимофей.
— Я собираю вещи и ухожу к маме. Когда Свету выпишут, я и её заберу. Я больше и на пару метров не подпущу к ней твою мать.
— Но…
— Никаких «но», Тима. Может быть, если бы ты раньше поговорил с матерью и объяснил ей, что и как, всё можно было бы уладить. Теперь — нет. Я ухожу. Если ты готов строить семью, давай вместе думать, что можно сделать с жильём. Если нет — разводиться. Реши, что для тебя важнее: задетые чувства мамы или здоровье дочери. Да и обо мне было бы неплохо подумать. Я тоже имею право спокойно жить, а не чувствовать себя под постоянным давлением.
Светлану выписали через три дня. За это время Марина собрала вещи и перевезла их к маме, впрочем, большую часть времени она проводила в больнице. Лишь на ночь неохотно уходила. Тимофей приезжал с передачками. О Глафире Леонидовне они не говорили.
Когда они выходили из больницы, Марина несла дочь на руках. Даже мужу её не доверила. Тимофей наблюдал за ней, собираясь с силами, чтобы начать разговор.
— Я поговорил с мамой, — наконец сказал он.
Марина подняла глаза:
— И?
— Я всё ей объяснил. Сказал, что если она не изменит своё поведение, мы съедем. Что она чуть не отправила Свету в реанимацию. Что ты потеряла клиента из-за неё.
— И как она отреагировала?
— Плакала. Говорила, что хотела как лучше. Что мы её не уважаем. Потом обещала исправиться.
Марина горько усмехнулась:
— И ты ей поверил?
— Я снял для нас квартиру, — неожиданно ответил Тимофей. — Через две остановки от мамы, в новом доме. Однушка, но нам хватит. Хозяин там пока доделывает какие-то мелочи после последних жильцов, въезжаем через неделю.
Марина опустилась на кровать, не веря своим ушам:
— Ты всё это успел, пока мы были в больнице?
— Да. Пора становиться мужчиной, верно? — он виновато улыбнулся. — Прости, что раньше не решился.
Марина молча обняла мужа.
Прошло полгода. Жизнь наладилась. Тимофей успешно работал, Марина восстановила отношения с потерянным клиентом и привлекла нескольких новых. Они сняли новую квартиру, на этот раз двушку, чтобы у Светланы была своя комната. Девочка ходила в садик неподалёку от дома, повезло найти обмен, и больше не страдала от аллергических реакций.
Глафира Леонидовна изредка звонила сыну. На вопросы знакомых о невестке и внучке отвечала сухо: «Не хотят меня видеть — и не надо». Соседкам жаловалась на «современных невесток, которые мужей против матерей настраивают». Но в глубине души понимала: она перегнула палку.
В один из весенних дней раздался звонок в дверь.
— Кто там? — спросила Марина.
— Это я, — послышался голос свекрови.
Марина переглянулась с Тимофеем:
— Что она здесь делает?
— Не знаю, — пожал плечами муж. — Я её не приглашал.
Марина осторожно открыла дверь. На пороге стояла Глафира Леонидовна с небольшим пакетом в руках.
— Здравствуй, невестушка, — неуверенно произнесла она. — Можно войти?
— Здравствуйте. Проходите, — Марина посторонилась, пропуская свекровь.
Квартира была небольшой, но уютной. Марина постаралась создать в ней особую атмосферу: живые растения на подоконниках, акварельные рисунки в рамках на стенах, мягкие игрушки в детской. Глафира Леонидовна окинула всё критичным взглядом, но впервые за всё время удержалась от комментариев.
Светлана, увидев бабушку, не бросилась к ней, как раньше, а спряталась за маму. Это не укрылось от взгляда Глафиры Леонидовны, и что-то вроде боли промелькнуло в её глазах.
— Вот, принесла кое-что, — Глафира Леонидовна протянула пакет.
Марина настороженно заглянула внутрь. Там лежали детские книжки о правильном питании и аллергиях.
— Я в библиотеке взяла, — пояснила свекровь, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Почитала… Оказывается, аллергия — это правда страшно. Не думала, что от ложки мёда такое может быть.
Тимофей удивлённо приподнял брови:
— Мам, ты серьёзно?
— Не хочу, чтобы вы совсем пропали из моей жизни, — прямо ответила Глафира Леонидовна. — Я, может, и старая дура, но учиться никогда не поздно.
Марина молчала, не зная, верить ли этому внезапному преображению.
— Я не прошу многого, — продолжила свекровь. — Просто разрешите иногда видеть внучку. При вас. Я обещаю — никакого мёда, никаких своих методов. Буду делать, как скажете.
— Мы подумаем, — ответила Марина после паузы. — Сейчас нам нужно время.
Глафира Леонидовна кивнула. В её глазах читалась непривычная неуверенность — и что-то похожее на раскаяние.
Прошло ещё три месяца. Глафира Леонидовна изредка приходила в гости — всегда предварительно созвонившись, всегда с небольшим заранее обговорённым подарком для внучки. Никаких сладостей, только книжки и развивающие игрушки.
Марина всё равно не оставляла свекровь наедине со Светланой — ни на минуту. Тимофей понимал её опасения и не спорил.
Постепенно атмосфера теплела. Глафира Леонидовна действительно старалась — читала статьи о детском питании, выписала журнал по воспитанию детей, советовалась с невесткой, прежде чем что-то предложить внучке.
Конечно, иногда прорывались фразы вроде «а вот в наше время» и «современные методы не всегда лучше старых», но теперь это было скорее беззлобное ворчание, чем руководство к действию.
Однажды, после очередного визита свекрови, Марина сказала Тимофею:
— Мне кажется, твоя мама действительно меняется.
— Да, я тоже заметил, — кивнул он. — Никогда не думал, что это возможно.
— Она всё-таки любит Свету. И тебя. Просто не умела показывать это, не навязывая свою волю.
— Что ты предлагаешь? — спросил Тимофей.
— Может, пригласим её на дачу на выходные? Света спрашивала про бабушку.
Тимофей обнял жену:
— Спасибо. Я думал, вы никогда не помиритесь.
— Не скажу, что я полностью доверяю твоей маме, — честно ответила Марина. — Но людям нужно давать шанс. Ведь она хотела как лучше.
— Хотеть как лучше — мало, — задумчиво произнёс Тимофей. — Нужно ещё понимать, что «лучше» для одного может быть хуже для другого.
Марина улыбнулась:
— Кажется, ты повзрослел, Тимофей Викторович.
— Пришлось, — он поцеловал жену в висок и тихо добавил: — Спасибо, что не сдалась.
