Ярослава топталась возле окна, крутя в пальцах край занавески. За стеклом трещал февраль — холодрыга, ветер, дома напротив едва видно из-за серой мути. Нарисуешь пальцем на запотевшем стекле рожицу, а через минуту она уже оплыла и потекла, и не разберешь, что там было — улыбка или грусть. Как и их брак — шесть лет, а что осталось?
— Так и будешь в телефоне весь вечер копаться? — Ярослава обернулась, глядя на супруга, который не отрывал взгляда от экрана.
Тихон не глядя пожал плечами, будто речь шла о погоде за окном, а не о вечере, который предстояло провести вместе.
— Тихон, ну я же с тобой разговариваю! — Ярослава сама услышала, как голос скатился в какие-то визгливые нотки. — Мы уже сколько, неделю? Две? Как сожители в коммуналке встречаемся на кухне и киваем друг другу.
— А о чем говорить-то? — Тихон всё-таки поднял глаза. — Я работаю, получил зарплату, заплатил за квартиру. Новости рассказать? Так ты и сама их смотришь.
Ярослава прикрыла глаза. Ещё один разговор в никуда. Вечное хождение по кругу, карусель, с которой не сойти. Шесть лет вместе, а кажется — лет двести.
— Нормальные люди как-то умудряются найти темы, кроме купи-продай и новостей, — она отлипла от окна и бухнулась в кресло.
— Да ну? — Тихон фыркнул, снова утыкаясь в экран. — И о чем мне с тобой говорить? О том, как твоя мамаша в прошлый раз полчаса объясняла, что я так себе выбор для её доченьки?
Ярослава выдохнула, словно выпуская пар из скороварки.
— Господи, только не заводи опять эту шарманку. Мама моя тут вообще сбоку припека.
— Ну конечно, — Тихон отбросил телефон на диван. — Зато когда моя мать в гости заезжает, ты сразу вспоминаешь про подругу с другого конца города, к которой прям щас надо бежать.
На столе задребезжал телефон, подпрыгивая на вибрации и разрезая нарастающую ругань. Тихон мельком глянул на экран.
— О, мама.
Тихон вскочил и умчался на кухню, оставив жену молча смотреть ему вслед. Так повелось с первых дней — чуть звонок от матери, и Тихон исчезает, будто у них секретики, которые жене слышать никак нельзя.
Минут через десять Тихон вернулся, и лицо у него было такое, будто он проглотил что-то кислое и пытается это скрыть.
— У мамы с давлением проблемы, — промямлил Тихон, уставившись куда-то в угол комнаты. — Сказала, врач ей прописал постоянное наблюдение, чтоб кто-то рядом всегда был.
Ярослава сразу подобралась. Нутром почуяла, к чему дело клонится.
— И?
— Ну она к нам переедет, — выпалил Тихон. Не как вопрос, не как предложение — как уже решённое дело. — Ненадолго, только пока в норму не придёт.
— Тихон, ты вообще в своём уме? — Ярослава вцепилась в подлокотники. — Такие вещи сначала обсуждают с женой, а потом уже решают! У нас двушка, если ты не заметил. Или твоя мама будет спать с нами в одной кровати?
— Кабинет мой под спальню переделаем, — Тихон тараторил заранее заготовленный текст, как на диктанте. — Это совсем ненадолго, Слав. Ну не могу я мать бросить, сама пойми.
Ярослава смотрела на мужа и понимала: спорить — как об стенку горох. Тихон в тысячный раз решил всё за двоих, не спросив её мнения.
— Когда явится? — только и выдавила Ярослава.
— В воскресенье, — пробубнил Тихон, сразу уткнувшись обратно в телефон.
Лариса Артёмовна притащила четыре здоровенных чемодана, которые еле влезли в прихожую. Ярослава только глазами хлопала: «Временно», говорил? На сколько ж она приехала — на полгода?
— Ярочка, милая, мне так неудобно, что стесняю тебя, — проговорила Лариса Артёмовна с улыбкой, которую невестка про себя называла «крокодильей» — вроде улыбается, а сожрать готова.
— Что вы, Лариса Артёмовна, какие проблемы, мы всегда рады, — Ярослава выдавила из себя такую же фальшивую улыбку, мысленно проклиная себя за враньё.
— Тихонька, сыночек, а куда мне вещички поставить? — Лариса Артёмовна тут же переключилась на сына, и голос её зазвучал медоточиво, тепло, совсем не так, как с невесткой.
— В кабинет, мамулечка, я тебе там всё подготовил.
Ярослава стояла, прислонившись к стене, и глядела, как муженёк носится вокруг матери, словно нашкодивший щенок. Эти вечные «мамуленька», «мамочка», «давай помогу», «давай донесу» — и ни разу такого с женой. Дома-то от него слова не дождёшься.
Когда Лариса Артёмовна наконец разложила вещички и расселась, Ярослава кинулась готовить ужин. Решила выпендриться — сделала мясо по-французски, овощное рагу и салат с тунцом и авокадо. Готовила как на Новый год.
— Мясо сухое, дорогая, — скривилась Лариса Артёмовна, ковырнув вилкой кусочек. — И пересолила. Тихонька мой с детства солёное не ест, у него желудок слабый. Неужели за столько лет не запомнила, что муж любит?
Тихон сидел, жевал, даже головы не поднимал. Ни слова в защиту жены, ни жеста. Будто рядом не родной человек сидит, а случайный попутчик в плацкарте.
— Тихон вроде шесть лет ест то, что я готовлю, и никаких жалоб, — Ярослава попыталась сохранить ровный тон, хотя внутри всё кипело.
— Да сынок мой просто деликатный, — Лариса Артёмовна погладила руку сына, как маленькому. — Он с пелёнок такой. В первом классе, помню, учительница вызвала его к доске…
И пошло-поехало. Битый час Ярослава слушала, каким умницей рос Тихон, как хорошо учился, как помогал матери, как уважал старших. Лариса Артёмовна прямо захлёбывалась восторгом от собственного сына, уже в пятый раз рассказывая, как директор школы лично благодарил её за воспитание мальчика. А между этими одами проскакивали шпильки в сторону невестки: «А вот Оксана, жена Игоря, одноклассника Тихонечки, летом выращивает помидоры и огурцы, на зиму закатывает, хозяйственная», «Я всё думаю, когда же вы мне внуков родите? Или карьера важнее?»
К ночи Ярослава чувствовала себя выжатым лимоном.
Неделя прошла как в страшном сне. Лариса Артёмовна не только в кабинете окопалась, но всю квартиру под себя подмяла. Переставила мебель «по фэн-шуй», картины перевесила, свои бесконечные фотки в рамках на полки понатыкала, зато семейные снимки Ярославы с Тихоном куда-то запропастились.
— Слушай, мне кажется, или твоя мать решила в нашей квартире филиал своей устроить? — спросила Ярослава, когда они с мужем наконец-то заперлись в спальне.
— Слав, ну ей же надо как-то обустроиться, — Тихон плюхнулся на кровать и демонстративно закрыл глаза. — Это всего на пару недель.
— Тихон, она выкинула мой кактус! Сказала, что он энергетику портит! Я его три года растила, это был подарок от коллег!
— Подумаешь, кактус. Новый вырастишь.
— Да причём тут кактус! — взвилась Ярослава, но тут же приглушила голос, вспомнив, что стены тоньше бумаги. — Я в своём же доме как приживалка! Хожу на цыпочках, боюсь слово сказать!
Тихон страдальчески вздохнул, как будто разговор этот его смертельно утомил.
— Перестань драматизировать. Ты же видишь, мама болеет.
— Ага, особенно когда я на кухне, — язвительно бросила Ярослава. — «Ой, сердце схватило, не могу смотреть, как ты лук этот режешь, у меня аж в глазах темнеет!»
— Не выдумывай.
Ярослава уставилась на мужа как на пришельца.
— Ты правда не видишь, что она меня со свету сжить хочет?
— Кончай эти бред, — Тихон отвернулся к стенке. — Спать давай, мне в семь вставать.
Еще неделя этого дурдома, и Ярослава поняла — край. Вернулась с работы пораньше, а Лариса Артёмовна в спальне шуршит, в шкафу копается.
— Лариса Артёмовна, вы что тут делаете? — Ярослава замерла в дверях.
— Вещи твои разбираю, вот что, — свекровь даже не повернула головы. — У тебя тут бардак, Тихоня мне жаловался, что свои рубашки найти не может.
— Тихон прекрасно знает, где его рубашки лежат, — у Ярославы аж в висках застучало. — Будьте добры, не лезьте в мои вещи.
— Нет, вы посмотрите, какой тон! — Лариса Артёмовна обернулась с таким видом, будто её ударили. — Человек, понимаешь, старается помочь, а в ответ хамство! И это называется благодарность?
Ярослава задышала глубже, чтоб не сорваться.
— Простите, но мне хотелось бы самой решать, где и что лежит в моём шкафу.
Лариса Артёмовна с размаху бросила платье на кровать, будто каратист захват разбивает.
— Послушай меня, дорогуша, — процедила свекровь сквозь зубы. — Пора бы тебе научиться уважать старших. И побольше думать о муже, а не о своих прихотях. Мой мальчик достоин женщины, которая дом уютным сделает, а не карьерой занята.
— То есть я, типа, уюта не создаю? — Ярослава упёрла руки в бока.
— Что ты, милочка, я этого не говорила, — Лариса Артёмовна растянула крокодилью улыбку. — Просто люди разные. Кто-то по работе шастает, а кто-то дома семью бережёт.
ихон.
— Мам? Слава? Что происходит? — Тихон остановился в дверях спальни.
— Ничего особенного, сынок, — Лариса Артёмовна мгновенно сменила тон на медовый. — Я просто помогала Ярославе с вещами, а она почему-то расстроилась.
Ярослава посмотрела на мужа, ожидая реакции. Любой реакции.
— Слава, ну зачем ты маму расстраиваешь? — Тихон покачал головой. — Ты же знаешь, что ей нельзя нервничать.
Это была последняя капля.
— Тихон, нам нужно поговорить, — Ярослава взяла мужа за руку и вывела из комнаты. — Наедине.
На кухне Ярослава закрыла дверь и повернулась к мужу.
— Я так больше не могу, — сказала она тихо. — Я предлагаю нам пожить отдельно, пока твоя мама будет здесь. Я сниму квартиру.
— Что? — Тихон нахмурился. — Ты хочешь уйти?
— Я хочу сохранить рассудок, — Ярослава смотрела ему прямо в глаза. — Я устала быть мальчиком для битья для твоей матери, устала от того, что ты никогда меня не поддерживаешь, устала от этого молчания.
— Слава, это же глупости, — Тихон отмахнулся. — Ты все преувеличиваешь.
— Тихон, я серьезно. Или мы съезжаем вместе, или я ухожу одна.
Тихон ничего не ответил. Просто стоял и смотрел в пол, будто надеялся, что если промолчит достаточно долго, разговор сам собой закончится.
— Ясно, — Ярослава кивнула. — Выбор сделан.
Через три дня у Ярославы уже была однушка в соседнем районе. Тихон не пытался ее остановить. Не боролся. Просто принял как факт.
Спустя две недели Ярославу отправили в командировку в Новосибирск. Проект был важным, и она с головой погрузилась в работу, стараясь не думать о разваливающемся браке.
Командировка должна была продлиться неделю, но дела удалось завершить на день раньше. Ярослава не стала предупреждать Тихона о своем возвращении — решила устроить сюрприз. Может быть, без давления свекрови у них получится нормально поговорить.
Двери в квартиру открыла своим ключом. В прихожей стояли незнакомые женские туфли. Первая мысль — Лариса Артёмовна пригласила гостей.
Из кухни доносились тихие голоса и звон посуды. Ярослава поставила чемодан и тихо двинулась на звук.
То, что Ярослава увидела на кухне, остановило ее как вкопанную. За столом сидел Тихон, а незнакомая женщина лет тридцати — высокая, с тихой улыбкой — наливала ему чай. На ней был халат Ярославы — тот самый, с цветочками, который она забыла забрать.
— Тихон? — голос Ярославы прозвучал глухо.
Тихон вздрогнул и обернулся. Женщина с чашкой замерла.
— Слава? Ты же… Ты в командировке…
— Была, — отрезала Ярослава. — А это кто?
— Дарья, — представилась женщина, явно ошарашенная ситуацией.
— Мамина знакомая, — торопливо добавил Тихон. — Она из клуба пенсионеров, просто зашла помочь…
— В моем халате? — Ярослава прислонилась к дверному косяку. — Надо же, как быстро вы нашли мне замену.
— Все не так, — Тихон встал. — Мама пригласила Дарью, чтобы… Это все мамина инициатива.
Дарья поставила чашку и начала развязывать пояс халата:
— Я, наверное, пойду…
— Не стоит, — Ярослава покачала головой. — Я уже ухожу. Халат можешь оставить себе, тебе идет.
Ярослава развернулась, взяла чемодан и вышла, не обращая внимания на оклики Тихона. Внутри не было ни злости, ни обиды — только странное облегчение, будто кто-то снял с ее плеч невидимый груз.
Утром Ярослава подала на развод. Никаких скандалов, никаких претензий — просто заявление и четкий раздел имущества. Тихон не спорил, не возражал. Как всегда, молчал и принимал чужие решения.
Первое время было сложно. В съемной квартире было тихо — слишком тихо после шести лет жизни с другим человеком. Пустые стены, минимум мебели, никаких семейных фотографий.
Но постепенно Ярослава заполняла пространство — и внешнее, и внутреннее. Купила яркие постеры, поставила живые цветы — теперь никто не выбросит ее любимый кактус. Пригласила друзей, с которыми давно не виделась из-за напряженной обстановки дома.
Работа, которая раньше была просто работой, превратилась в настоящую отдушину. Ярослава получила повышение, стала руководителем отдела.
Больше никто не решал за нее, что должно быть на ужин, как должны стоять чашки в шкафу, и с кем ей можно общаться. Свобода давалась тяжело, но с каждым днем становилось легче.
Спустя год Ярослава случайно встретила бывшую коллегу Тихона.
— Слышала новости? — спросила та после обмена любезностями. — Лариса Артёмовна умерла месяц назад. Рак, последняя стадия.
Ярослава опустила глаза:
— Я не знала. Мне жаль.
— Тихон совсем один остался, — продолжала коллега. — Та женщина, с которой он жил после вашего развода, ушла сразу после похорон. Оказалось, она просто помогала Ларисе Артёмовне за деньги — типа сиделки и компаньонки по совместительству.
Вечером того же дня Ярославе позвонил Тихон. Первый раз за год.
— Слава, можем встретиться? — его голос звучал непривычно тихо.
Они встретились в кафе — нейтральной территории. Тихон выглядел осунувшимся и каким-то потерянным.
— Я хотел извиниться, — сказал он, глядя в свою чашку. — Я был слабым. Не ценил то, что у нас было. Мама… Она всегда умела давить на меня, а я не умел сопротивляться.
Ярослава слушала его спокойно. Без злобы или раздражения. Но внутри она чувствовала только пустоту — там, где раньше жили чувства к этому человеку.
— Дарья была ее идеей. Она нанимала ее, чтобы… чтобы заменить тебя, — Тихон поднял глаза. — Я знаю, что непростительно. Но может быть… может быть, у нас есть шанс все исправить? Попробовать сначала?
Ярослава посмотрела на бывшего мужа, и впервые увидела его полностью — со всеми слабостями, со всей неспособностью принимать решения, со всей этой вечной зависимостью от чужого мнения.
— Знаешь, Тихон, дело не только в твоей маме, — сказала Ярослава тихо. — Ты остался один не потому, что я ушла. А потому что ты не сделал ничего, чтобы я осталась.
Тихон опустил голову.
— Я могу измениться.
— Знаю, — Ярослава улыбнулась. — Но я уже изменилась. И мне нравится то, кем я стала без тебя.
Они разошлись мирно. Без обещаний и ложных надежд.
Ярослава шла по вечернему городу и впервые за долгое время чувствовала умиротворение. Она больше не пыталась быть удобной, больше не подстраивалась под чужие сценарии.
Иногда человек уходит не потому, что больше не любит, а потому, что устал быть тем, кого не замечают. И нет дороги назад для тех, кто слишком долго смотрел в сторону.
