Ужин, который я готовила весь вечер, застыл нетронутым, сразу потеряв всякий смысл. Я медленно подняла взгляд на Андрея, который сидел напротив меня за кухонным столом. Наша уютная кухня, которую я с такой любовью обустраивала последние три года, вдруг превратилась в душный, тесный клоповник.
— Ты серьезно думаешь, что я продам свою квартиру ради тебя? — голос сел, будто песка в горло насыпали, но слова вышли жесткие и колючие, как терновник.
Андрей потёр переносицу — жест, который появлялся у него в моменты сильного волнения. Его широкие плечи опустились, и взгляд, как обычно тепло и уверенно, метался по столу, не решаясь встретиться с моими.
— Галя, пойми, я бы никогда не задавалась вопросом об этом, если бы речь не шла о Василии. — Он глубоко смотрит. — Мой сын в беде. Реальная беде.
Я отставила тарелку, пальцы едва заметно дрожали. Василий, Андрея, сын от первого брака. Двадцать семь лет, амбициозный, порой безрассудный. Мы никогда не были близки, но я старалась поддерживать хорошие отношения — ради Андрея.
— Что случилось? — спросила я, хотя внутренний голос уже подсказал, что ответ мне не понравится.
— Он взял кредит. Крупный. — Андрей наконец поднял на меня глаза, в которых читалась растерянность, почти отчаяние. — Думал развернуть бизнес, но что-то пошло не так. Теперь коллекторы угрожают… А если он не расплатится в течение месяца, будет уголовное дело. Его могут посадить, Галя!
В кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов на стене — старых, ещё бабушкиных, которые я забрала из родительского дома после смерти мамы. Я смотрела на них, наблюдая, как секундная стрелка отсчитывает время, словно надеясь, что если подожду достаточно долго, весь этот разговор окажется дурным сном.
— И… сколько ему нужно? — наконец нарушила я молчание.
Андрей назвал сумму, от которой у меня перехватило дыхание. Такая цифра никак не вписывалась в наш семейный бюджет. Ни в какой.
— Васька обещает всё вернуть, как только встанет на ноги, — торопливо продолжил Андрей. — Но сейчас… сейчас ему нужна помощь. Моя квартира заложена под ипотеку, продать её быстро не получится. А твоя… она ведь полностью твоя. Можно продать, помочь Василию, а потом купить что-нибудь поменьше. Временно.
Слово «временно» повисло в воздухе, как фальшивая нота.
— Но это же моя квартира, — я почувствовала, как к горлу подступает ком. — Я там выросла. Мама оставила её мне перед смертью.
— Я понимаю, — Андрей потянулся через стол и накрыл мою руку своей. Его ладонь была тёплой, знакомой, но сейчас это прикосновение не принесло обычного утешения. — Но речь идёт о свободе Василия. О моём сыне!
Последнюю фразу он произнёс с нажимом, будто напоминая: ты, Галина, может и жена мне уже пять лет, но Василий — моя кровь. И я невольно почувствовала себя чужой. Посторонней в этой семейной драме.
— Мне нужно подумать, — ответила я, высвобождая руку.
— Конечно, — кивнул Андрей, но по его лицу пробежала тень разочарования. Словно он ожидал, что я соглашусь немедленно. — Только… времени мало. Очень мало.
За окном начал накрапывать дождь. Капли стучали по карнизу, создавая тревожный, неритмичный звук. Я обхватила плечи руками, внезапно ощутив холод.
Для Андрея это был вопрос спасения сына, вопрос семьи и долга. Для меня — вопрос предательства. Предательства памяти матери, предательства самой себя. И я не знала, что хуже — отказать любимому человеку в помощи или лишиться единственного надёжного пристанища, которое у меня было.
С тяжелым сердцем я открыла дверь своей квартиры. Старая паркетная доска в прихожей скрипнула под ногой — знакомый, родной звук. Я провела рукой по стене с обоями в мелкий цветочек, которые выбирала с такой тщательностью. Каждый угол здесь хранил воспоминания.
Вот окно в гостиной — я сама меняла раму прошлой весной, экономя на мастерах. А эта люстра с резными плафонами — находка с блошиного рынка, которую я отмывала целый день. Полки с книгами, собранными по крупицам, кресло-качалка, доставшееся от бабушки…
Всё своё, родное. И теперь Андрей просит продать это ради его сына?
Слова мамы, сказанные незадолго до её ухода, зазвучали в голове с пронзительной ясностью: «Галочка, запомни: квартира — это твоя защита. Никогда не разбрасывайся ею. Мужчины приходят и уходят, а крыша над головой должна оставаться».
Я тогда только рассмеялась. Мама всегда была немного старомодной в этих вопросах. К тому же, мы с Андреем тогда только поженились — какие могли быть сомнения?
Телефон в кармане завибрировал. Номер Василия. Я ответила после третьего гудка.
— Галина Сергеевна, здравствуйте, — его голос звучал необычно вежливо. — Папа сказал, что вы… думаете. По поводу квартиры.
Я прикрыла глаза. Вот и давление началось.
— Да, Вася. Я думаю. Всё-таки это серьёзное решение.
— Конечно, — торопливо согласился он. — Просто я хотел сказать… я всё верну. Клянусь вам. Как только дела наладятся. Это временная проблема, но если я не решу её сейчас…
Он не закончил фразу, но мрачное продолжение повисло в воздухе.
— Я понимаю, — ответила я, хотя внутри всё сжималось от сомнений.
— И ещё, — добавил Василий после паузы, — папа очень переживает. Вы же знаете, как он относится к… ну… к семейным ценностям.
Это был удар ниже пояса. «Семейные ценности» в устах Василия звучали как упрёк — если я не продам квартиру, значит, я не считаю их семьёй. Значит, я не люблю Андрея по-настоящему.
— Я подумаю, — повторила я и сбросила звонок.
Сев на диван, я обхватила голову руками. Обручальное кольцо на пальце ощущалось тяжелее обычного. Пять лет брака. Почти счастливых. И вот теперь такая проверка.
Вечером я позвонила Лене, своей старой подруге.
— Ты с ума сошла? — воскликнула она, выслушав меня. — Ни в коем случае не продавай!
— Но он говорит, что это временно…
— Временно, как же! — фыркнула Лена. — Моя двоюродная сестра так продала свою однушку ради мужа. Он обещал, что они купят новую квартиру, как только его бизнес раскрутится. Угадай, где она сейчас живёт? В съёмной конуре на окраине, одна с ребёнком. А муженёк укатил в Таиланд с молодой любовницей.
— Андрей не такой, — попыталась возразить я, но голос предательски дрогнул.
— Все мужики «не такие», — безжалостно отрезала Лена. — Пока не становятся «такими». Галя, если ты отдашь квартиру сейчас, то рискуешь остаться у разбитого корыта. Это я тебе как юрист говорю.
Повесив трубку, я вышла на балкон. Вечерний город расстилался передо мной — огни рекламы, окна домов, каждое из которых хранило чью-то историю. Сколько там было счастливых семей? А сколько — разбитых иллюзий?
Андрей вернулся поздно. Я слышала, как он разувается в прихожей, как тихо проходит на кухню. Щёлкает чайник. Потом осторожные шаги по коридору.
— Не спишь? — он заглянул в спальню.
Я покачала головой, сидя на краю кровати.
— Извини за сегодняшнее, — сказал он, присаживаясь рядом. От него пахло вечерней прохладой и немного — сигаретами, хотя он бросил курить три года назад. — Я понимаю, что поставил тебя в сложную ситуацию.
Его рука легла мне на плечо, и я почувствовала, как внутреннее сопротивление тает. Этот человек стал частью моей жизни. Его радости были моими радостями, его боль — моей болью. Разве так не должно быть в настоящей семье?
— Сколько у нас есть времени? — спросила я тихо.
— Две недели, — он сжал моё плечо чуть сильнее. — Максимум. Потом начнутся проблемы с законом.
— А других вариантов точно нет? Может, занять у друзей, взять кредит?
— Я уже всё перебрал, — в его голосе слышалась усталость. — Сумма слишком большая. Продажа квартиры — единственный выход.
Он прижал меня к себе, и я уткнулась лицом в его свитер.
— Мы справимся, Галя. Это временные трудности. Главное, чтобы мы были вместе.
Я закрыла глаза, пытаясь поверить его словам. Хотелось верить. Очень хотелось.
— Я ещё подумаю, — пообещала я.
В ту ночь я долго не могла уснуть. Рядом размеренно дышал Андрей, а я смотрела в потолок, где играли тени от проезжающих за окном машин. И почему-то всё чётче понимала: что-то не так. Что-то неправильно в этой ситуации, в этом давлении, в этой спешке.
Слова мамы звучали, как заклинание: «Квартира — это твоя защита. Никогда не разбрасывайся ею».
Утром я всё решила. Андрей сидел за столом, листая новости в телефоне, когда я вошла на кухню. Солнце пробивалось сквозь занавеску, освещая кухню неприятным желтым светом. Как кино про жуликов-неудачников из 90-х. Передо мной сидел не муж, а чужой человек, с которым спала в одной постели, с которым делила еду и воспоминания пять долгих лет.
— Я не буду продавать квартиру, — выпалила я на одном дыхании, вцепившись в дверной косяк.
Андрей вскинул голову, в глазах — надежда, которая тут же сменилась раздражением.
— Чего? — он бросил телефон на стол. — Галя, мы ж договаривались!
— Понимаю, что это значит для тебя и Василия. Но я не могу. Это моя квартира, память о родителях.
Андрей рассердился: — Квартира — просто имущество! А Василий — мой сын. Ты действительно такая эгоистка?
Его слова ударили больнее пощёчины. Пять лет брака, а он так легко назвал меня эгоисткой.
— А ты не эгоист? — спросила я тихо. — Требуешь, чтобы я лишилась крыши над головой ради твоего взрослого сына, который сам влез в неприятности.
Андрей хлопнул дверью и ушёл. Я осталась одна, рассматривая наши фотографии в телефоне. Неужели достаточно одного спора о деньгах, чтобы перечеркнуть годы любви?
Когда в дверь позвонили, я ожидала увидеть Андрея. Но пришёл Василий — бледный, с тёмными кругами под глазами.
— Я знаю, что вы отказались, — сказал он. — И понимаю вас.
Мы долго разговаривали. Он рассказал о своих проблемах, о сомнительном бизнесе, который провалился.
— Папа всегда меня вытаскивал, — признался Василий. — Наверное, пора становиться взрослым.
В этот момент в дверях появился Андрей.
— Я всё решил, — сказал он, глядя на нас обоих. — Галина права — нельзя решать одну проблему, создавая другую. Будем искать другие пути.
Я посмотрела на Андрея с недоверием. Его слова прозвучали так неожиданно, что я подумала — ослышалась.
— Что ты сказал? — переспросила я.
— Я сказал, что ты права, — Андрей вошёл в комнату и сел в кресло напротив нас с Василием. — Продажа твоей квартиры — не выход.
Василий вскочил:
— Пап, но как же… ты же сам говорил, что другого пути нет!
— Я ошибался, — Андрей устало потёр лицо. — Когда ты позвонил мне вчера, я запаниковал. Думал только о том, как быстрее достать деньги. Но сегодня, когда я ушёл… я долго ходил по улице, пытаясь успокоиться. И понял, что не могу так поступить с Галей. Не имею права требовать от неё такой жертвы.
Я молчала, боясь поверить в искренность его слов. Не хитрость ли это? Не попытка ли усыпить мою бдительность, чтобы потом снова вернуться к этому разговору?
— И что же теперь? — спросила я осторожно.
— Нам придётся искать другие варианты, — Андрей посмотрел на сына. — Я поговорил со своим начальником. Он готов дать мне беспроцентную ссуду под залог моей машины. Это покроет часть долга. Остальное… придётся занимать у друзей, родственников. Может быть, банк даст кредит.
— Но это же… целая куча долгов, — Василий выглядел растерянным.
— Да. И ты поможешь их выплачивать, — твёрдо сказал Андрей. — Найдёшь нормальную работу. Никаких больше сомнительных схем и быстрых денег.
— Но… — начал было Василий.
— Никаких «но». Либо так, либо разбирайся сам, — голос Андрея звучал непривычно жёстко. — Я помогу тебе в последний раз. Но условие — ты берёшь на себя часть выплат. И никакого давления на Галину. Мы с ней пять лет строили отношения, и я не позволю тебе их разрушить.
Я смотрела на мужа, не узнавая его. Куда делся тот человек, который несколько часов назад готов был пожертвовать нашим браком ради сына?
— Ты действительно так думаешь? — спросила я, когда Василий, понурившись, ушёл на кухню звонить своим друзьям — искать деньги.
Андрей пересел ко мне на диван и взял мои руки в свои:
— Галя, прости меня за всё, что я наговорил сегодня. Я был не в себе от волнения за Василия. Но потом… потом я понял, что едва не потерял нечто гораздо более ценное — тебя, наш брак, наше доверие друг к другу.
— Тебе потребовалось дойти до края, чтобы это понять? — горечь в моём голосе была трудно скрыть.
— Да, — он не стал отрицать. — Я всю жизнь спасал Василия. Всегда бросался ему на помощь, чем бы сам ни рисковал. Наверное, это вина разведённого отца — вечное чувство, что ты недодал ребёнку внимания, любви… И это стало таким рефлексом, что я даже не задумывался, правильно ли поступаю.
Я молчала, слушая признание, которого никогда раньше не слышала.
— Но сегодня, — продолжил Андрей, — когда я увидел, что готов пожертвовать тобой… я испугался. Испугался того, что могу стать. Понял, что одна проблема не стоит того, чтобы разрушить то, что мы с тобой строили все эти годы.
— Откуда мне знать, что завтра не возникнет новая проблема? — спросила я. — И всё повторится?
— Не появится, — сказал твёрдо Андрей. — Во всяком случае, не в такой форме. Я разговаривал с Василием по-мужски. Объяснил, что больше не буду его выручать такой ценой. Что он взрослый человек и не должен нести ответственность за свои ошибки. И, кажется, впервые он по-настоящему услышал меня.
Я говорю, что не спешу верить обещаниям.
— Галя, — Андрей привлёк меня к себе, — я не могу сказать, что Василий для меня перестанет быть необходимым. Он мой сын. Но ты — моя жена. И если мне понадобится выбор между его безответственностью и твоим благополучием, я выберу тебя. Всегда.
В его глазах стояли слезы — я никогда не видела его таким.
— Дай мне шанс доказать это, — прошептал он.
Я прикрыла глаза, пытаясь разобраться в вихре чувств. Обида, недоверие, усталость… но под всем этим — любовь, которую не так-то просто перечеркнуть.
— Хорошо, — кивнула я. — Но при одном условии.
— Любом.
— Никаких секретов. Никаких односторонних решений. И твой сын… он должен понять, что я не враг ему. Но и не банкомат.
— Он поймёт, — Андрей крепче обнял меня. — Я сделаю всё, чтобы он понял.
Спустя месяц мы сидели с Леной в кафе. Моя подруга с любопытством рассматривала меня:
— Ну и как ваши дела? Справились с кризисом?
Я улыбнулась:
— Знаешь, как ни странно — да. Андрей продал машину, взял кредит. Вася устроился на работу — не бог весть что, но стабильно платит свою часть долга.
— И ты ему веришь? — Лена скептически подняла бровь.
— Андрею? Да, — я задумалась. — Знаешь, тот случай что-то изменил в нём. Будто он наконец повзрослел. Перестал быть только отцом, вспомнил, что он ещё и муж.
Лена покачала головой:
— Я бы на твоём месте всё равно была настороже. Мужики — они такие. Сегодня одно, завтра другое.
— Может быть, — я отпила кофе. — Но я чувствую, что поступила правильно. Не только сохранила квартиру, но и сохранила себя. Своё достоинство.
— А отношения с Василием? Наладились?
— Скажем так — мы движемся в правильном направлении, — я позволила себе лёгкую улыбку. — Он больше не смотрит на меня как на злую мачеху, которая не даёт папе помогать любимому сыночку. И даже иногда советуется по рабочим вопросам.
Лена с сомнением покачала головой:
— Чудеса случаются, значит.
— Не чудеса, — возразила я. — Просто иногда нужно дойти до края, чтобы увидеть суть. Андрей едва не потерял меня — и это открыло ему глаза. А я… я поняла, что любовь — это не только уступки. Иногда это твёрдость и верность себе.
Мы попрощались, и я пошла домой — в свою квартиру, где меня ждал Андрей. Наши отношения не стали прежними — они стали другими. Более зрелыми, более честными. И кто знает, может, та буря, которая едва не разрушила наш брак, на самом деле укрепила его фундамент.
Поднимаясь по лестнице к своей двери, я вспомнила слова мамы: «Квартира — это твоя защита». Она была права. Но защитой оказалась не столько сама недвижимость, сколько моя способность отстоять своё право на неё, на собственное пространство, на уважение.
А это стоило дороже любых денег.
