Ирине пришло сообщение: её дача, её тихий уголок под яблонями, где она писала столько стихов и прополола столько грядок, была сейчас заполнена всеми, кто ей не принадлежал.
На изображении — чужие люди, громкий мангал, мусор повсюду, а там, где раньше цвела её сирень, привязана собака, которая, кажется, уже разрыла клумбу. Сердце Ирины сжалось, как будто сжали кулаком все её воспоминания.
Она набрала номер свекрови — нет, бывшей свекрови, Светланы Аркадьевны, которая, как змея, всегда лезла туда, где ее не должно вовсе быть.
— Светлана Аркадьевна, что это? Моя дача, мои цветы, мои сосны, зачем там чужие? — голос Ирины дрожал, но она держала себя в руках.
— Ирочка, не шуми так, это на денек, родня приехала, нужно было приютить, ты же все равно не ездишь, — голос Светланы был спокоен, слегка покровительственен, как будто совсем не понимала, что совершила.
— На денек? Посмотрите на фото! Собака привязана к моей сирени, мусор, мангал, это называете «на денек»? — Ирина чувствовала, как внутри закипает вулкан, но она знает, что свекровь никогда не признает своей вины.
— Ну, перебьёшься, — отрезала Светлана. — Ты же бывшая, зачем тебе дача? Родне нужнее.
Ирина бросила телефон на диван. Она чувствовала себя обокраденной, но не вещами, а самым главным — своим покоем, своим пространством.
Решила: надо действовать.
Утром собрала вещи, села в автомобиль и поехала на дачу. Когда приехала, увидела всё собственными глазами: дача была как после урагана.
Чужие, два человека — мужчина и женщина, сидели за столом, пили напитки, собака лаяла, а трава вокруг была вытоптана. Сердце Ирины сжалось ещё сильнее.
— Вы кто? Что сделали с моим домом? — закричала она, но они лишь посмотрели на нее, как на призрака.
— А, ты, наверное, Ирина, — сказала женщина, высокая, с хриплым голосом. — Светлана говорила, что ты можешь приехать. Мы временно, не шуми так.
— Временно? Моя сирень, мои цветы, мои грядки! Вы разрушили всё! — голос Ирины стал выше, но они просто усмехнулись.
Ирина поняла: надо проучить эту наглую родню.
Она вернулась в город с мыслью, которая горела, как факел: никто не имеет права отнимать её жизнь.
Ирина созвала подруг — Любу с Машей, двух верных бойцов, которые всегда были рядом в такие часы.
Их встреча проходила в её квартире, где запах кофе смешивался с гневом.
— Девочки, эти наглецы! Они разнесли мои цветы, привязали собаку, которую я никогда не выгуливала, к моей сирени! —
Ирина ходила по комнате, её руки дрожали от возмущения, а Маша, драматург по призванию, уже хихикала в предвкушении.
— Ира, ты слишком переживаешь, надо их просто удивить, — сказала Маша,
— Представь: ты приезжаешь ночью, в халате, с ведром, кричишь, что это их последний день здесь. Люди подумают, что ты псих, и убегут.
— Псих? — Ирина остановилась, взгляд её загорелся. — А что, это идея!
Люба, а ты есть мой документальный гений, что у нас?
Люба, юрист с холодным умом, достала папку с бумагами.
— Участок за тобой, Ира, оформлен по всем правилам. Светлана Аркадьевна не имеет никаких прав, даже как бабушка твоих детей. Это твоё.
— Отлично, — Ирина потёрла руки. — Тогда готовимся к великому рейду.
На следующий день она поехала за реквизитом: старый халат с цветочками, ведро, петарды — целый пакет, чтобы шумело громко, портативная колонка для звуков собачьего лая — Маша настояла, чтобы всё было убедительно.
Ирина выучила монолог, стоя перед зеркалом: «Вы все здесь пойдете на тот свет, этот дом проклят!» Она репетировала, пока голос не стал хриплым, а Маша аплодировала.
— Ира, ты гениальна! Ты — самая страшная хозяйка дачи в мире! — Маша угорала, а Люба качала головой.
— Только не сожги дачу, хорошо?
Ирина усмехнулась, но внутри чувствовала, как страх мешается с предвкушением.
Это был не просто игра — это была месть, упакованная в хитрость и комизм. Она представляла лица этих наглых родственников, которые мыслили, что могут жить на её земле, будто то их собственный курорт.
Вечером перед выездом Маша ещё раз проверила план.
— Главное — шум, крики, хаос. Никто не поймёт, что ты в своём праве, пока они убегают.
Ирина кивнула.
— Шум будет таким, что соседи решат, будто у меня на даче стая волков.
— Ты гиперболизируешь, — усмехнулась Люба.
— Или нет? — подмигнула Маша, и все засмеялись.
Но Ирина знала: завтра она будет не просто хозяйкой — она станет грозой, которая сметёт всех, кто посмел нарушить её границы.
Ночь опустилась на дачный посёлок, как тёмный занавес перед премьерой.
Ирина с подругами подъехала на машине, фары выключены, чтобы не спугнуть добычу. В руках у Ирины — ведро, на плече — колонка, из которой уже готовился вырваться собачий лай, в кармане — петарды.
Маша, в чёрном плаще, выглядела как режиссёр триллера, а Люба держала фонарик, шепча:
— Ира, ты уверена?
— Уверена ли я? А ты бы стерпела, если бы твою жизнь растоптали? — Ирина резко повернулась, её глаза горели, как два факела.
Они прокрались к даче. У костра сидели Людмила и Денис — те самые родственники. Людмила, крупная, с громким смехом, что-то рассказывала, а Денис, худой и ленивый, подбрасывал дрова.
Собака, привязанная к сирени, зевала. Ирина дала знак. Маша включила колонку — дикий лай разорвал тишину, а Ирина, в халате с ромашками, выскочила из кустов, колотя в ведро ложкой.
— Вы все сгинете! Этот дом проклят! Убирайтесь, пока земля вас не проглотила! — орала она, швыряя петарду в костёр. Взрыв! Искры полетели во все стороны, Людмила завизжала, как сирена, а Денис уронил мангал.
— Ты кто такая?! — заорал он, но голос дрожал.
— Я хозяйка! Я дух этой дачи! Вы разбудили меня, и теперь вам конец! — Ирина лупила по ведру, её крики смешивались с воем собаки, которая, почуяв хаос, рвалась с поводка.
Людмила вскочила, хватая сумку:
— Денис, бежим! Это сумасшедшая!
— Да я её сейчас… — начал он, но Ирина подбежала ближе, размахивая ведром, как оружием.
— Попробуй, смельчак! Кто следующий? — она хохотала, и в этом смехе было что-то жуткое, почти театральное.
Маша, прячась в кустах, шепнула Любеке:
— Она переигрывает или гениальна?
— И то, и другое, — ответила Люба, а Даша, их третья подруга, молча снимала всё на телефон, кусая губы от смеха.
Людмила споткнулась о стул, Денис бросил мангал и побежал к машине, собака выла, как в фильме ужасов. Ирина стояла посреди хаоса, как королева безумного спектакля, и думала: «Пусть бегут. Это моя земля».
Утро наступило тихо, как будто ночь с её криками, петардами и воем собаки была лишь сном.
Ирина стояла на крыльце дачи, глядя на опустевший участок. Мусор остался — банки из-под напитка, перевёрнутый стул, — но чужих людей не было.
Людмила с Денисом уехали на рассвете, загрузив машину так быстро, что забыли половину вещей. Ирина усмехнулась:
— Не будем мешать сумасшедшей, да? — пробормотала она, подбирая обугленный шампур.
Телефон завибрировал. Светлана Аркадьевна. Ирина глубоко вдохнула и ответила:
— Ну что, Ирочка, довольна? — голос свекрови был пропитан обидой, но в нём сквозила растерянность.
— Довольна? Это мой участок, Светлана Аркадьевна. Ваша родня его разнесла. Я просто вернула своё, — Ирина говорила спокойно, но внутри ликовала.
— Ты их напугала до чёртиков! Людмила звонила, сказала, что ты свихнулась. Кричала про проклятый дом, — свекровь фыркнула.
— А что, надо было чаем их поить? — Ирина прищурилась. — Пусть скажут спасибо, что я полицию не вызвала.
Светлана замолчала. Она понимала, что Ирина в своём праве, но признать это вслух? Никогда. Разговор закончился сухим «ну ладно», и Ирина бросила трубку на стол. Победа. Граница восстановлена.
Чуть позже пришло сообщение от Даши: «Ира, это было эпично! Если можно, я бы приезжала помогать с садом. Видео — огонь, пересматриваю». Ирина улыбнулась. Даша, молчаливая тень с камерой, оказалась неожиданно полезной.
— Приезжай, — ответила она. — Только без мангалов.
Маша с Любкой заглянули к обеду.
Маша, театрально раскинув руки, воскликнула:
— Ира, это был твой лучший выход! Они бежали, как зайцы от волчицы!
— Ага, а я теперь местная ведьма, — Ирина засмеялась, разливая чай.
— Ведьма с документами, — добавила Люба, кивая на папку. — Непобедимая.
Ирина посмотрела на сирень — собака её не сломала, хоть и потрепала. «Выживет», — подумала она. Как и она сама. Хаос ушёл, оставив тишину и чувство, что справедливость всё-таки существует, если за неё бороться.
Прошёл год.
Дача снова дышала жизнью: сирень распустилась, грядки с клубникой алели спелыми ягодами, а под яблоней стоял старый стол, накрытый клетчатой скатертью.
Ирина сидела с чашкой чая, вдыхая запах трав и земли — тот самый, что возвращал её к себе. Рядом копошилась Даша, теперь уже не просто свидетельница ночного рейда, а верная помощница: она полола сорняки, напевая что-то своё, тихое.
Ирина посмотрела на неё и подумала: «А ведь из этой молчуньи вышел толк».
Маша приехала к вечеру, с бутылкой вина и привычной театральной энергией. Усевшись напротив, она подняла бокал:
— За тебя, Ирка! Знаешь, ты была убедительнее, чем в любой моей пьесе. Тот твой крик, с ведром и петардами — это Шекспир отдыхает!
— Потому что я не играла, — Ирина улыбнулась, глядя в закат. — Это была премьера жизни.
Маша прищурилась, будто оценивая её, а потом рассмеялась:
— Ох, если бы все так свои границы защищали! Мир бы стал театром абсурда.
— Он и так театр, — подмигнула Ирина. — Только я теперь главная героиня, а не декорация.
Люба, которая заглянула утром, оставила записку: «Проверила документы ещё раз. Всё железно. Живи спокойно». Ирина и жила. Спокойно, но с огнём внутри — тем, что разгорелся в ту ночь, когда она стала не просто хозяйкой дачи, а хозяйкой своей судьбы.
Собака больше не выла под сиренью, чужие мангалы не дымили, а Светлана Аркадьевна звонила всё реже, будто боялась разбудить ту самую «сумасшедшую». Ирина отпила чай, глядя на яблоню, которая гнулась под тяжестью плодов. «Премьера удалась, — подумала она. — И занавес не опустится, пока я сама не решу».
