Утро начиналось с привычной суеты. Оля заплетала дочери косички, а Кира, сонно щурясь, протягивала руку к розовому микрофону на тумбочке.
— Мам, а можно я сегодня возьму его с собой в садик?
— Нет, солнышко. В садике своих игрушек полно. — Оля затянула последнюю резинку и поцеловала дочь в макушку. — А сегодня вечером споёшь мне, хорошо?
— И бабушке Регине! — подхватила Кира, раскачиваясь на стуле и болтая ногами.
Оля замерла на секунду. Вот уже две недели в их доме гостила свекровь, Регина Викторовна. «Гостила» — не то слово. Скорее, поселилась, как нежданный ураган, принесший с собой свои правила и законы.
— Кира, не раскачивайся, — мягко сказала Оля. — Давай завтракать, нам пора.
На кухне уже хозяйничала Регина Викторовна. Стройная, подтянутая — она выглядела моложе своих шестидесяти пяти.
— Доброе утро, — кивнула она. — Каша на столе. Только не разбрызгивайте, я только всё протёрла.
Оля улыбнулась, сглатывая комок раздражения. Вот это «я только всё протёрла» звучало будто упрёк: мол, сама хозяйка не успевает позаботиться о чистоте. Но ведь это не так! Просто свекровь встаёт в пять утра по своему режиму и успевает перемыть всю квартиру до того, как Оля проснётся.
— Спасибо, Регина Викторовна.
— А где папа? — спросила Кира, уплетая кашу.
— Папа на вахте, — ответила Оля, наливая себе кофе. — Он вернётся через два месяца.
— Целых два месяца… — протянула Кира. — Это так много!
— Денис звонил, — вмешалась Регина Викторовна. — Пока вы спали. Говорит, там холодно и он скучает. — Она многозначительно посмотрела на Олю. — Сказал, чтобы вы не скучали тут без него.
Вечная подколка в её словах. Вечный подтекст, будто Оля — неправильная жена, которая не скучает без мужа.
— Мы прекрасно справляемся, — с вызовом ответила Оля. — Кира, допивай молоко, нам пора. Регина Викторовна, я буду в шесть.
— В шесть? — приподняла брови свекровь. — Так поздно? И ты даже не предупредила?
— Я же сказала вчера, — Оля еле сдержала раздражение. — Вы заберете Киру из садика и отведёте на танцы к четырем тридцати. Я писала же вам расписание.
— Ах да, эти бесконечные танцы, — закатила глаза Регина Викторовна. — Неужели нельзя дать ребёнку просто посидеть с книжкой? У неё и так энергии выше крыши. Она все никак не угомонится — вечно крутится, перевозбужденная носится.
— Именно поэтому танцы — идеальный вариант, — отрезала Оля, хватая ключи. — До вечера!
Завод встретил её привычным гулом. Оля быстро переодевалась в рабочую форму, с облегчением вздыхая. Здесь, среди грохота станков и лязга металла, она чувствовала себя почти свободной. Никто не следил за каждым её движением, не делал замечаний, как она ест, как говорит с ребёнком, как складывает одежду.
Олю уважали. Не каждая женщина справится с работой крановщицы. Ей нравилась высота, ощущение полёта, когда она управляла многотонной махиной, перемещая грузы с ювелирной точностью.
— Эй, Оля! — окликнул её Саныч, пожилой мастер цеха. — Как твоя егоза? Всё танцует?
— Не то слово! — рассмеялась Оля, забираясь в кабину. — Вчера устроила нам концерт — Киркоров отдыхает!
— А свекровь как? Помогает? — ухмыльнулся Саныч.
Оля скривилась:
— Помогает… делать мою жизнь невыносимой.
Саныч понимающе кивнул:
— Держись, девонька. Мою тёщу жена двадцать лет терпела — и ничего, выжила.
«А я не хочу терпеть, — подумала Оля, запуская кран. — Не хочу тратить годы жизни на войну с женщиной, которая должна быть мне как мать».
Вернувшись домой, Оля услышала плач. Она быстро разулась и влетела в комнату:
— Что случилось?
Кира сидела на полу, обхватив колени руками. Вокруг неё валялись игрушки. Регина Викторовна стояла над ней с коробкой в руках.
— Я навожу порядок, убираю лишнее в коробку — сухо ответила свекровь. — У ребёнка слишком много хлама. Посмотри, сколько этих… — она брезгливо вытащила пластмассовый диско-шар, — ненужных вещей!
Оля присела рядом с дочерью:
— Кира, милая, ну не плачь…
— Мои игрушки! — только и смогла выдавить Кира, глотая слезы.
Оля медленно выпрямилась. Внутри всё кипело, но она сдержалась. Ради мужа. Ради мира в семье.
— Регина Викторовна, — начала она максимально спокойно. — Мы с вами договаривались, что вопросы воспитания — это моя территория. Что вы не лезете.
— Но посмотри на этот беспорядок! — воскликнула свекровь. — Весь день валяются эти пластмассовые штуки, поёт, всё пляшет… Когда ребёнок будет нормально развиваться? Книжки читать? Рисовать? Может, хоть шить научится?
— Ей ПЯТЬ лет, — подчеркнула Оля. — Она играет. И её игры — это способ познания мира.
— В пять лет мой Денис уже умел читать и писать! — отрезала Регина Викторовна.
— И сейчас работает вахтами на Севере, — не удержалась Оля, тут же пожалев о сказанном.
Регина Викторовна поджала губы и замерла:
— Вот именно об этом я и говорю. Это ты виновата — отпустила его — теперь он вдали от семьи.
— Давайте продолжим этот разговор позже, — Оля повернулась к дочери. — Кира, иди умойся, будем ужинать.
Первая неделя совместной жизни со свекровью была адом. Оля вспоминала, как Денис предложил этот «гениальный» план:
— Слушай, — Денис почесал затылок, разваливаясь на диване с банкой газировки, — я тут подумал. С этой вахтой… ну, ты же одна с малой останешься. А тебе и так тяжко после смены. Может, мамку мою позовем? Пусть переедет, посидит с Киркой. Всё равно на пенсии просиживает.
Оля тогда напряглась. Они со свекровью никогда не конфликтовали открыто, но и особой теплоты между ними не было. Регина Викторовна всегда держалась отстранённо, общалась больше с сыном. Когда родилась Кира, бабушка приехала на три дня, привезла вязаный плед и серебряную ложечку с гравировкой. Но не обнимала внучку, не нянчилась с ней.
— Не знаю, Денис, — засомневалась тогда Оля. — А если мы не сойдёмся характерами? Жить вместе…
— Брось! — рассмеялся муж. — Мама просто немного старомодна. Она поможет с бытом. Вам будет точно проще вдвоём!
«Проще», — горько усмехалась теперь Оля. С самого первого дня свекровь начала устанавливать свои порядки. Сначала мелочи — переставила тарелки в шкафу («так удобнее, когда по размеру выставлено»), стала по-своему варить суп («так полезнее!»), поменяла расписание прогулок с Кирой («раньше полезнее гулять!»).
Оля молчала. Потом пошли замечания посерьёзнее.
— Ты слишком балуешь ребёнка.
— Ты слишком много работаешь.
— Эти танцы её только отвлекают.
— Зачем столько игрушек? В моё время…
«В моё время» — это была любимая присказка Регины Викторовны. Будто последние тридцать лет научного прогресса, психологии и педагогики не существовало.
Вторая неделя стала ещё хуже.
— Оля, почему Кира в пять лет не знает алфавит целиком? — спросила как-то свекровь за ужином.
— Она знает больше половины букв, этого достаточно для её возраста, — ответила Оля. — В школе научат остальному.
— Денис в её возрасте уже читал! — нахмурилась Регина Викторовна. — Я его каждый день учила. По часу. А у вас одни игрушки да телевизор.
— У нас нет телевизора, — устало ответила Оля. — Мы смотрим мультики на планшете. По расписанию. Полчаса в день.
— И постоянный шум! — продолжала свекровь. — Эта музыка, песни… Голова раскалывается!
— Давайте договоримся, — предложила она свекрови. — До восьми вечера Кира может играть в своей комнате как хочет. После восьми — тишина.
Регина Викторовна фыркнула, но кивнула.
В третью неделю грянула буря.
Оля пришла с работы и обнаружила, что любимый микрофон Киры исчез. Как и диско-шар, и пластмассовый синтезатор, и набор «Маленькая принцесса».
— Где вещи Киры? — спросила она свекровь, застав ту за уборкой.
— Я собрала этот мусор в коробку, — невозмутимо ответила Регина Викторовна. — Пора научить ребёнка порядку. Столько ненужного хлама!
— Хлама? — переспросила Оля. — Это не хлам, это её игрушки!
— Игрушки? — свекровь презрительно скривила губы и ударила ладонью по столу. — Хватит терпеть бардак. Выкинь его игрушки — скомандовала она, указывая на коробку. — Все до единой!
— Да, — твёрдо ответила Оля. — Это её игрушки. И они вернутся на место.
— Нет, — так же твёрдо ответила Регина Викторовна. — Хватит этого бардака. Я нашла образовательные карточки, будем учить буквы.
— Регина Викторовна, — Оля почувствовала, как закипает. — Пожалуйста, не вмешивайтесь в воспитание моего ребёнка.
— Твоего? — свекровь вскинула брови. — А мой сын здесь ни при чём? Это и мой внук тоже!
— Внучка, — поправила Оля. — И да, воспитываю её я. По нашей с Денисом совместной согласованной с психологом методике.
— Методике! — фыркнула свекровь. — Какие модные слова! Разбаловали девчонку, а потом удивляетесь, что она не слушается! Она избалованна!
— Она прекрасно слушается, — возразила Оля. — Просто у неё есть характер.
— Именно! Характер, который надо ломать! — отрезала Регина Викторовна.
— Ломать? — ошеломлённо переспросила Оля. — Вы хотите сломать характер пятилетнего ребёнка?
Свекровь махнула рукой:
— Ты меня не поймёшь. Вы сейчас все такие… прогрессивные. Только потом не удивляйся, когда дочь на шею сядет!
Оля глубоко вздохнула:
— Я верну игрушки. Сейчас же.
Оля сдержала слово — микрофон, синтезатор и прочие сокровища Киры вернулись на свои места. Свекровь только неодобряюще махала головой, наблюдая за процессом, но прямо не возражала. Казалось, битва закончилась ничьей. Временное перемирие. Оля даже позволила себе расслабиться — может, дальше будет легче?
Как же она ошибалась.
Через два дня, когда все вроде успокоилось, грянула настоящая буря. Оля готовила ужин, когда услышала приглушенный разговор из детской. Что-то в интонациях Регины Викторовны заставило её насторожиться. Она подошла к двери и замерла.
— Бабушка, а ты вернёшь мой микрофон? — спрашивала Кира.
— Возможно, — холодно отвечала Регина Викторовна. — Если будешь хорошо себя вести.
— Я хорошо себя веду! — возразила девочка. — Я же убираю игрушки!
— Ты шумишь, — отрезала бабушка. — Постоянно прыгаешь, поёшь, кричишь. Это плохое поведение. Вот будешь себя плохо вести — мама тебя выставит, как игрушки.
У Оли пропал дар речи. Кира сидела на полу, прижимая к себе плюшевого медведя — единственную игрушку, которую свекровь не тронула. Глаза девочки были полны страха.
— Мама… меня выкинет? — прошептала Кира.
Регина Викторовна кивнула с мрачным удовлетворением:
— Всех непослушных детей выкидывают. Или отдают в детский дом. Там нет ни микрофонов, ни танцев, ни конфет.
Оля пошатнулась. Что? ДЕТСКИЙ ДОМ?! Она пугает ребёнка детским домом?!
Не говоря ни слова, Оля вышла в коридор. Её трясло от ярости и боли. Угрожать ребёнку детским домом… знает ли эта женщина, какие травмы могут остаться у Киры?
Оля решительно направилась в комнату свекрови. Там, в углу, стоял аккуратно собранный чемодан — Регина Викторовна никогда полностью не распаковывалась, даже приехав на три месяца. «Гигиенично», — говорила она.
Оля вытащила чемодан, раскрыла его на кровати и начала собирать вещи свекрови. Аккуратно, по стопочкам — именно так, как любила Регина Викторовна. Блузки отдельно. Брюки отдельно. Бельё отдельно.
Сердце колотилось, но руки двигались спокойно и уверенно. В голове кружились обрывки фраз: «Мама тебя выкинет»… «Непослушных детей выкидывают»… «Детский дом»… КАК она могла такое сказать моей?!
Закончив сборы, Оля закрыла чемодан, вытащила ручку и поставила его у входной двери. Только тогда она вернулась в детскую.
Регина Викторовна по-прежнему стояла над Кирой, что-то ей внушая. Девочка уже не плакала — она просто смотрела в одну точку невидящим взглядом.
— Кира, — мягко позвала Оля. — Иди на кухню, тебя ждёт какао и печенье.
Девочка вскочила и бросилась к маме. Оля обняла её, поцеловала в макушку и легонько подтолкнула к двери.
— Иди, солнышко. Я сейчас приду.
Когда Кира вышла, Оля повернулась к свекрови:
— Вы — не помощь. Вы — угроза. Мой ребёнок — это не шум. Уходите.
Регина Викторовна побледнела:
— Что?
— Ваш чемодан у двери, — спокойно ответила Оля. — Вещи собраны. Такси приедет через двадцать минут.
— Да ты с ума сошла?! — взвизгнула свекровь, лицо её пошло пятнами. — Ты меня выставляешь? МЕНЯ? Мать твоего мужа?! Ты вообще понимаешь, что творишь?!
— Да, — кивнула Оля. — Я выгоняю человека, который пугает моего ребёнка брошенностью и детским домом. Я выгоняю того, кто думает, что характер пятилетки нужно «ЛОМАТЬ». Я выгоняю ту, которая отбирает игрушки и унижает малышку.
— Да я её воспитываю, паршивка неблагодарная! — взорвалась Регина Викторовна, подбоченившись. — Кто-то же должен это делать, раз вы с Денисом только и умеете, что потакать всем её капризам!
— Нет, — отрезала Оля, чувствуя, как внутри поднимается волна жара. — Вы не воспитываете. Вы давите, унижаете и травмируете. И я больше. Не позволю. Продолжить. Ни минуты.
— Только посмей! — свекровь задыхалась от ярости, её трясло. — Денис тебя размажет! Ты еще не поняла, девочка? Он МОЙ сын. Он узнает, как ты ПОСТУПАЕШЬ с его родной матерью! Ты об этом пожалеешь!
— Конечно узнает, — согласилась Оля. — Я сама ему позвоню. А пока, пожалуйста, уходите. У меня ребёнок на кухне ждёт объяснений, почему бабушка сказала, что мама его выкинет.
Регина Викторовна закинула голову и молча прошла мимо Оли. Она остановилась в дверях:
— Ты пожалеешь об этом. Мой сын никогда…
— Ваш сын любит свою дочь, — оборвала её Оля, выпрямившись во весь рост. Голос звенел от сдерживаемых эмоций. — И если вам это кажется неважным, то МНЕ — важно. Я сейчас защищаю своего ребёнка. ОСОБЕННО от вас.
Через пару дней вечером зазвонил телефон. Денис.
— Привет, — голос мужа звучал напряжённо. — Мама звонила. Говорит, ты её выгнала.
Оля вздохнула:
— Да. Выгнала.
— Оль, ну как так? — в голосе Дениса звучало разочарование. — Пожилая женщина, моя мать… Что она такого сделала?
— Сказала Кире, что я выкину её, как игрушки, если она будет плохо себя вести, — ровно ответила Оля. — А ещё пригрозила детским домом.
В трубке повисла тяжёлая пауза.
— Она… что?
— Ты слышал, — Оля чувствовала, как к горлу подкатывает комок. — Твоя мать запугивала пятилетнего ребёнка детским домом.
— Но… — Денис запнулся. — Она же не со зла… просто… старая закалка, понимаешь?
— Нет, — отрезала Оля. — Не понимаю. Я не позволю никому, даже твоей матери, ломать психику нашей дочери. Мы договорились, что она не лезет в воспитание ребенка!
— Ты погорячилась, — вздохнул Денис. — Нельзя просто взять и выставить мать за дверь. Я приеду через два месяца, и мне придётся как-то сглаживать теперь … может, подарок даже ей купить.
— Купи, — равнодушно сказала Оля. — Но в этот дом она больше не войдёт.
— Оль, так нельзя, — голос Дениса стал жёстче. — Она моя мать. Мы не можем навсегда с ней разругаться.
— Ну пусть не «навсегда», — вздохнула Оля. — Пусть приезжает на праздники. На пару часов. Под присмотром. Но жить с нами — никогда.
— Оль…
— Денис, — перебила его Оля. — Если хочет видеть дочь — пусть приезжает. Но пусть каждый будет на своём месте. Особенно — в нашей семье.
Прошёл месяц. Жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло. Оля работала, Кира танцевала, пела в свой микрофон и устраивала концерты на ковре. Денис звонил каждый день, разговаривал с дочерью, с Олей — уже не поднимая тему матери.
Однажды вечером, уложив Киру спать, Оля сидела с кружкой чая, когда получила сообщение от мужа:
«Мама извиняется. Не умеет по-другому, но хочет помириться. Можно ей позвонить Кире завтра по видео?»
Оля задумалась. Стала вспоминать все годы сдержанного общения со свекровью. Они никогда не были близки, но и открытых конфликтов не было. Регина Викторовна всегда была официальна, холодна, но не агрессивна. До последних событий.
Она набрала ответ:
«Пусть звонит. Но я буду рядом с Кирой. И никаких разговоров о поведении».
Ответ пришёл мгновенно:
«Спасибо. Люблю тебя».
Оля улыбнулась. Может, из этой истории выйдет что-то хорошее? Может, Регина Викторовна наконец поймёт, что времена изменились, и нельзя воспитывать детей страхом?
