— Мы просто приедем на недельку, — сказала свекровь, поправляя ворот чёрного платья. — Чтобы ты не была одна.
— Спасибо, Ольга Алексеевна, но я справлюсь.
Уход Андрея оставил во мне пустоту размером с галактику. Два месяца я существовала, не жила — перемещалась между комнатами большого дома как привидение.
Ела, когда вспоминала. Спала, когда падала от усталости. Смотрела на стену напротив кровати, где раньше висела фотография с нашей свадьбы. Теперь там только светлый прямоугольник, напоминающий о лучших временах.
Каждый раз, когда звонили в дверь, я вздрагивала. Потом тянулась за телефоном — проверить, кто пришёл. С тех пор, как Андрея не стало прямо на финише марафона, мир стал враждебным местом.
Свекровь приходила каждый вторник и пятницу. Приносила контейнеры с едой, вытирала пыль с полок, задёргивала шторы вечером.
Она носила с собой запах корицы — странно знакомый, приторный аромат, от которого почему-то становилось неуютно. Но я была благодарна за помощь.
Братья Андрея тоже приезжали — Игорь чинил забор, Станислав косил газон. Они были похожи на Андрея, но будто через кривое зеркало — те же черты лица, но без солнечной улыбки моего мужа.
— Катенька, — голос свекрови прервал мои размышления, — ты совсем бледная. И этот дом… слишком большой для одной. Мы с мальчиками поговорили и решили: приедем, поживём немного. Поможем тебе прийти в себя.
Что-то шевельнулось внутри — смутное беспокойство, как у животного перед землетрясением. Но я отбросила это чувство.
— Правда, не стоит, — я попыталась улыбнуться. — Я в порядке.
— Посмотри на себя, дорогая.
Она мягко развернула меня к зеркалу в прихожей. Моё отражение испугало даже меня — впалые щёки, тени под глазами, волосы собраны в небрежный пучок.
— Андрей бы хотел, чтобы о тебе заботились, — продолжила она, положив руку мне на плечо. Её ногти слегка впились в кожу.
Я знала, что имя мужа — её козырь. Поэтому просто кивнула.
— Хорошо. Только на неделю.
Её улыбка стала шире, обнажив зубы в каком-то хищном выражении.
— Конечно, детка. Всего на недельку.
Они приехали в воскресенье — свекровь и оба брата. Три чемодана и коробка с кухонной утварью. Слишком много для семи дней, но я не стала комментировать.
Игорь занял гостевую комнату рядом с моей спальней, Станислав — кабинет Андрея на первом этаже. Свекровь расположилась в дальней комнате, откуда открывался вид на сад.
— Ты всегда любила розы, Катя, — сказала она, расставляя свои флаконы на туалетном столике. — А в этом году они особенно хороши.
Я не стала напоминать, что розы сажал Андрей, а я предпочитала полевые цветы.
К вечеру дом наполнился запахами. Свекровь готовила на кухне — мясо, овощи, какие-то соусы. Звон посуды, бурление кастрюль, шипение сковороды. Братья сидели за столом, негромко переговариваясь.
— Катюш, иди к нам, — позвал Станислав, когда я проходила мимо. — Мама такое рагу приготовила — пальчики оближешь.
Я села на краешек стула, подальше от них. Атмосфера на кухне была теплой, домашней — именно такой, какую я представляла, когда выходила замуж за Андрея.
Большая дружная семья за столом. Только теперь в этой картине не хватало главного — его самого.
— Завтра поедем оформлять кое-какие бумаги, — как бы между прочим сказала свекровь, разливая по тарелкам ароматное рагу. — Нужно уладить формальности с наследством.
— Какие формальности? — я нахмурилась. — Дом переписан на меня. Всё чисто.
— Конечно-конечно, — она поставила тарелку передо мной. — Просто нужно, чтобы всё было по закону. Ты же понимаешь, это семейный дом.
Игорь уткнулся в свою тарелку, избегая моего взгляда. Станислав улыбнулся слишком широко:
— Мама просто хочет помочь.
Я взяла вилку. Рагу пахло странно, но я не могла понять, что не так.
Рагу было таким вкусным, что я не стала спорить. И почему-то клонило в сон. Очень сильно.
Последнее, что я увидела перед тем, как глаза закрылись — как они переглянулись между собой. А после — темнота.
Пробуждение было мучительным. Голова раскалывалась, во рту пересохло, а тело казалось налитым свинцом.
Я медленно разлепила веки. Комната плыла перед глазами — моя спальня, но почему-то не совсем моя. Что-то изменилось.
Фотографии. Наши с Андреем фотографии исчезли с комода. Вместо них — черно-белый портрет свекрови в молодости и групповой снимок, где Андрей стоит с братьями. Меня на снимке нет.
Я села на кровати, сглотнула. На прикроватной тумбочке стоял стакан воды. Жажда пересилила подозрения, и я сделала глоток. Вода вернула способность думать.
Сколько я проспала? Сутки? За окном стоял ясный день, солнце высоко — значит, полдень. Но какого дня?
Попыталась встать, но ноги подкосились. Схватилась за стену, чтобы не упасть. С третьей попытки встала ровно и, держась за мебель, добралась до двери.
Заперто. Странно. Я отодвинула щеколду и потянула ручку.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла свекровь. Свежая, с уложенными волосами, в домашнем платье с цветочным узором — будто только что вышла из парикмахерской.
— Проснулась наконец, — она улыбнулась. — А мы уж думали, ещё сутки проспишь.
— Сутки? — мой голос звучал хрипло. — Что… что вы подмешали в еду?
— Успокойся, — она мягко взяла меня под локоть. — У тебя был нервный срыв. Доктор приходил, сказал, что тебе нужен покой. Дал успокоительное. Пойдём, я приготовила завтрак.
Она направила меня к лестнице. Я шла, потому что не было сил сопротивляться. Дом выглядел… иначе.
Появились новые безделушки на полках, какие-то чужие подушки на диване, фарфоровые статуэтки, которых я раньше не видела.
На кухне за столом сидели братья. Перед ними были разложены бумаги.
— О, Катюша проснулась, — Станислав поднял голову и быстро собрал документы в папку. — Доброе утро!
— Утро? — я оперлась о стол. — Сколько я спала?
— Почти двое суток, — ответил Игорь, не глядя на меня. — Серьёзный был срыв. Ты кричала, плакала, потом доктор дал успокоительное.
Двое суток? Я не помнила ничего подобного. Последнее воспоминание — ужин и странный вкус рагу. Затем — пустота.
— Мне нужен телефон, — сказала я.
— Зачем? — свекровь ловко подвинула ко мне тарелку с омлетом. — Кому звонить в таком состоянии? Поешь сначала.
Что-то было не так с её интонацией. И с её глазами. Они смотрели слишком пристально, изучающе. Я отодвинула тарелку.
— Я хочу позвонить подруге. И выйти подышать.
Братья переглянулись. Свекровь покачала головой:
— Врач запретил тебе выходить минимум неделю. А телефон… — она вздохнула. — Ты разбила его во время приступа. Мы заказали новый, привезут на днях.
Ложь. Я видела это по её глазам. Ни один мускул на лице не дрогнул, но глаза выдали — холодные, расчётливые.
— Я хочу выйти, — повторила я, поднимаясь со стула.
— Нет, Катя, — голос свекрови стал жёстче. — Тебе нельзя.
Игорь встал, загораживая путь к двери. Его лицо выражало напускную заботу, но поза была угрожающей. Я медленно обошла стол, двигаясь к выходу из кухни.
— Не глупи, Катя, — Станислав шагнул ко мне. — Мы же заботимся о тебе. Ты сейчас не в себе.
Я бросилась вперёд, оттолкнув его. Добежала до входной двери, схватилась за ручку, дёрнула. Заперто. Принялась лихорадочно шарить в кармане домашнего халата — ключи всегда были там. Пусто.
— Ищешь это? — Ольга Алексеевна стояла в дверном проёме гостиной, покачивая связкой ключей на пальце. — Больше они тебе не понадобятся.
— Что? — я замерла. — Что это значит?
— Это значит, — она сделала шаг вперёд, и её лицо изменилось — маска заботы спала, обнажив хищный оскал, — что мы поменяли все замки. Пока ты спала под снотворным.
И теперь этот дом снова принадлежит нашей семье.
— Но дом мой! — я почувствовала, как сердце бешено колотится. — По закону, по завещанию Андрея…
— Завещания больше нет, — её улыбка стала шире. — Как и документов о собственности с твоим именем. Но не волнуйся, мы не выгоним тебя на улицу. Можешь жить в гостевой комнате… Пока мы не решим иначе.
Братья встали позади неё — молчаливые стражи. Их лица были бесстрастными, как у манекенов.
— Вы не можете, — прошептала я. — Это незаконно. Я заявлю в полицию.
— Чем? — свекровь рассмеялась. — У тебя нет телефона. Нет доступа к компьютеру.
Соседи думают, что у тебя нервный срыв, и мы заботливо ухаживаем за тобой. Кто поверит женщине с расстройством психики?
Я смотрела на них и понимала: всё это было спланировано давно. Возможно, ещё при жизни Андрея. Дождались, усыпили мою бдительность, а теперь…
— Станислав, проводи Катю в её новую комнату, — распорядилась свекровь, пряча ключи в карман. — Она должна отдохнуть и осознать новую реальность.
Стас шагнул ко мне, взял под локоть. Его пальцы впились в кожу, причиняя боль. Я выдернула руку и отступила к лестнице.
— Вы пожалеете об этом, — сказала я, чувствуя, как внутри поднимается ярость, вытесняя страх. — Клянусь, вы пожалеете.
Гостевая комната на втором этаже стала моей темницей. Десять шагов от стены к стене, узкая кровать, платяной шкаф и тумбочка — вот и всё пространство, которое мне оставили в моём доме.
Вещи перенесли из спальни — одежду, расчёску, крем для рук. Словно готовились к моему переселению заранее.
Станислав запер дверь снаружи. Я слышала, как поворачивается ключ в замке — мягкий металлический звук, отсекающий свободу.
Первый инстинкт — колотить в дверь, кричать, звать на помощь. Но разум подсказывал: бесполезно.
Соседи далеко — ближайший дом в 100 метрах. Окна выходят в сад, с дороги не видно. Да и поверит ли кто-то мне, а не троим «заботливым родственникам»?
Я обошла комнату, внимательно осматривая каждый сантиметр. Окно — большое, застеклённое, но с решёткой снаружи.
Андрей установил их везде после серии ограблений в районе. Ирония судьбы: теперь я сама стала пленницей в своём доме.
Я прислонилась к стене, закрыла глаза. Что делать? Как выбраться? На улице день, но какой? Вторник? Среда? Пока не стемнеет, не пойму.
За дверью послышались шаги. Щелчок замка, и на пороге возникла свекровь с подносом.
— Обед, — сказала она, ставя поднос на тумбочку. — Не беспокойся, без снотворного. Нам нужно, чтобы ты была в сознании, когда приедет нотариус.
— Какой нотариус? — я отступила к окну.
— Завтра ты подпишешь документы о передаче дома, — она поправила скатерть на подносе. — Добровольно, конечно же. Скажешь, что не справляешься одна, что благодарна семье мужа за поддержку.
— Никогда, — процедила я сквозь зубы.
— Мы дадим тебе время подумать, — её улыбка была ледяной. — До завтра. А потом… ну, если откажешься, придётся применить более серьёзные меры.
У Игоря есть знакомый психиатр. Он может засвидетельствовать твою невменяемость. А кто станет слушать сумасшедшую?
Она вышла, снова заперев дверь. Я села на кровать, обхватив голову руками. Паника подступала волнами, грозя захлестнуть сознание. Но нет — нельзя поддаваться. Нужно думать.
Я огляделась снова. Что в комнате может пригодиться? Шпилька для волос? Слишком тонкая для замка. Ножницы? Забрали, как и все острые предметы. Даже на подносе с едой — только пластиковая ложка.
Взгляд упал на тумбочку. Андрей хранил здесь свои вещи, когда болел и не хотел заразить меня.
Может, осталось что-то… Я выдвинула ящик. Пусто. Задвинула обратно и вдруг заметила: дно ящика немного выше, чем должно быть. Фальшивое дно?
Пальцы нащупали щель. Потянула, и панель поддалась, обнажив тайник. Внутри — старый ноутбук Андрея.
Он хранил там какие-то рабочие документы, которые считал важными. Я никогда не проверяла — уважала его личное пространство.
Сердце пропустило удар. Технологическое спасение! Если он работает…
Я достала ноутбук, открыла. Нажала кнопку включения, затаив дыхание. Экран мигнул и загорелся. Работает! Но батарея — всего 27 процентов. И нет зарядного устройства.
Нужно действовать быстро. Я пододвинула кровать к двери, создавая баррикаду — если кто-то войдёт, выиграю несколько секунд. Села в дальний угол, спиной к стене, чтобы видеть и дверь, и окно.
Ноутбук загрузился. Пароль. Конечно, Андрей поставил пароль. Что он мог выбрать? Дату нашей свадьбы? Слишком очевидно. Дату своего рождения?
Вряд ли. Тогда… Дрожащими пальцами я набрала комбинацию — день, когда мы познакомились, и первые буквы места — парка, где это произошло.
Экран мигнул и открыл рабочий стол. Есть! Я проверила подключение — вай-фай работал. Свекровь не догадалась отключить роутер. Или просто не знала о ноутбуке.
Батарея — 24 процента. Я открыла браузер. Куда писать? В полицию? Им потребуется время. Экстренная служба?
Я зашла в мессенджер, который Андрей использовал для работы. Там был контакт службы спасения — он установил его после того, как у соседей случился пожар.
Батарея — 20 процентов. Я заполнила форму: адрес, имя, ситуация — кратко, чётко. «Меня удерживают в моём доме. Заперли. Родственники мужа. Три человека. Прошу о помощи».
Отправить. Сообщение улетело. Подтверждение получения. Ответ: «Ваше сообщение принято. Ожидайте. Оставайтесь в безопасном месте».
Я закрыла ноутбук, не выключая — вдруг придётся снова воспользоваться. Спрятала обратно в тайник. Отодвинула кровать на место. И стала ждать.
Минуты растянулись в часы. За окном стемнело. Снизу доносились голоса — свекровь с братьями обсуждали завтрашний день. Я сидела неподвижно, прислушиваясь к звукам.
Каждый шорох, каждый звук машины за окном заставлял сердце биться чаще.
И вдруг — резкий звонок в дверь. Голоса внизу стихли. Снова звонок, настойчивый, требовательный. Затем стук.
— Полиция! Откройте дверь!
Шаги, возня, приглушённые голоса. Затем — громкий разговор. Я подбежала к двери, прижалась ухом.
— Мы получили сигнал о нарушении, — мужской голос, чёткий, властный. — Гражданка Ковалёва Екатерина Сергеевна. Проживает здесь?
— Да, моя невестка, — голос свекрови, мёд и яд одновременно. — Но она нездорова. Психическое расстройство после того как не стало моего сына. Мы ухаживаем за ней.
— Мне нужно её увидеть.
— Она спит. Под действием лекарств. Доктор запретил тревожить.
— Мне. Нужно. Её. Увидеть, — каждое слово как гвоздь. — Сейчас же.
Шаги по лестнице — тяжёлые, уверенные. Ключ в замке. Дверь распахнулась, и я увидела полицейского — высокого, в форме. За его спиной — бледная от ярости свекровь.
— Екатерина Сергеевна? — спросил он.
— Да, — мой голос дрожал. — Это я вызвала помощь. Они держат меня взаперти. Поменяли замки. Угрожают отобрать дом.
— Она не в себе, — вмешалась свекровь. — Бредит. Доктор…
— Достаточно, — оборвал полицейский. — Мы разберёмся. Екатерина Сергеевна, вы можете пройти со мной?
Я кивнула, обходя свекровь по широкой дуге. Она стояла неподвижно, но я видела, как подрагивают её пальцы — от бессильной ярости.
Внизу уже было ещё двое полицейских. Игорь и Станислав сидели на диване, опустив головы.
— Документы на дом у вас есть? — спросил полицейский, пока его коллега записывал мои показания.
— Были в сейфе в кабинете, — я указала на дверь. — Но они могли забрать.
— Проверим, — кивнул он. — А теперь расскажите всё с самого начала.
Я говорила, а свекровь стояла у лестницы, глядя на меня с ненавистью. Её лицо исказилось до неузнаваемости — морщины собрались в злобный узел, губы побелели от напряжения.
— Этот дом наш! — выкрикнула она, когда полицейские повели братьев к выходу. — Мой сын его купил! А она — чужая! Всё должно остаться в семье!
— В семье? — я посмотрела ей в глаза. — Вы не семья. Никогда ею не были. Ни для Андрея, ни для меня.
Они увели всех троих — для разбирательства. Обещали вернуться завтра, чтобы проверить документы и сейф. Посоветовали сменить замки — снова.
Я стояла у порога, провожая полицейскую машину взглядом. Дрожь не проходила — реакция на стресс и страх. Но впервые за долгое время я чувствовала облегчение.
Закрыла за собой калитку. Сделала глубокий вдох. Прохладный вечерний воздух наполнил лёгкие. Я была свободна. В своём доме. Только своём.
Поднялась на крыльцо. Достала из кармана халата ключ, который забрала у одного из полицейских — временно, пока не сменю замки. Вставила в скважину.
Завтра будет новый день. Трудный — с заявлениями, юристами, возможно, судом. Но сегодня…
Сегодня я просто вернулась домой. К себе. Туда, где осталась частичка Андрея — не в вещах или стенах, а в памяти. В том, что он оставил мне этот дом, защитил даже после своего ухода — тайником с ноутбуком, предусмотрительностью.
Я повернула ключ. Дверь открылась, впуская меня внутрь. Лёгкий сквозняк пронёсся по прихожей, словно приветствуя. Я улыбнулась впервые за долгое время.
— Я дома, — сказала я вслух, закрывая за собой дверь.
Пора установить камеры и сигнализацию.
