Вода в кране едва текла — рыжая, с запахом. Люда подставила чайник. За окном темнело, апрельский вечер наваливался на город раньше обычного. Она смотрела, как медленно наполняется чайник, и думала: «Восемнадцать лет. Восемнадцать лет я здесь пью эту вонючую воду — хоть фильтр бы поставил кто».
— Людк, ты где пропала? — голос свекрови из комнаты. — Мне чай когда?
«Когда вода нагреется», — хотела ответить Люда, но промолчала. Не хватало сил на разговоры. День на работе выдался безумный, в глазах рябило от цифр.
Чайник щелкнул. Она заварила две кружки — себе и свекрови. Нина Петровна любила чай с бергамотом, такой да подороже Люда и купила в прошлую зарплату, хотя стоил он в полтора раза дороже обычного.
— Вот, — она поставила чашку на столик возле дивана, где полулежала свекровь с вязанием.
— Ох, не могу я бурду эту пить, — Нина Петровна сморщилась. — Отдает химией.
Люда вздохнула. Если не «химией», то «водой» или «лекарствами» — свекровь никогда не была довольна.
С улицы послышались шаги. Сын. Ключ в замке повернулся резко — значит, опять не в настроении.
— Денис, ужинать будешь? — Люда выглянула в прихожую.
Сын скинул кроссовки, не развязывая шнурки. Пятнадцать лет, а руки уже больше, чем у отца. И глаза точь-в-точь Виталика — те же серые, упрямые, только взгляд исподлобья.
— Не хочу, — буркнул он, проходя мимо на кухню. Открыл холодильник, достал колбасу, откусил прямо от батона.
— Горячего хотя бы поешь, — Люда убрала чайник. — Я суп варила.
— У тебя вечно супы эти… Надоело. Не буду!
Денис ушел в свою комнату, не закрыв дверь холодильника.
Так и шли вечера: между холодильником и комнатами, между «надоело» и «вечно», между усталостью и раздражением.
Телефон завибрировал. Муж.
«Я задержусь. Не жди».
Люда прикрыла глаза. Третий раз за неделю.
Ночью она лежала без сна, глядя в потолок. Денис давно спал. Свекровь тоже. А Виталик так и не пришел. Может, с друзьями. Может, с Ларисой — той самой сотрудницей из автосервиса, которая вечно звонит «по рабочим вопросам». Люда не спрашивала. Просто не было сил.
Два часа ночи. Люда сидит в ванной на коврике, зажав рот ладонью, чтобы не разбудить домашних своим плачем. Шум воды заглушает всхлипы — старый прием, отработанный годами.
«Тридцать девять лет, Люда. Какого рожна ты здесь ревешь, как школьница?»
За стеной уже на диване храпит Виталик — безмятежно, с присвистом. А рядом с ним на их супружеской кровати — его мать. «Чтобы мне было удобнее», — объясняла Нина Петровна два года назад, когда переехала к ним после перелома. И осталась. Навсегда, похоже.
Люда спит в комнате сына, на раскладушке. Денису пятнадцать, он бурчит, что мать занимает его пространство, но терпит. Он единственный, кто еще терпит ее в этой квартире.
На работе Петр Сергеевич вызвал ее к себе после обеда. Люда шла по коридору, мысленно перебирая все ошибки в отчетах, которые могла допустить. Последний месяц она работала как в тумане — недосып, бесконечные придирки свекрови, молчание мужа.
Начальник сидел у окна, постукивая ручкой по столу.
— Люда, — он никогда не называл ее по имени-отчеству, хотя остальных сотрудников величал полностью, — садись.
Она присела на краешек стула, сжимая в руках ежедневник.
— Я просмотрел твои расчеты по налоговым вычетам, — Петр Сергеевич поправил очки на переносице. — Ты нашла ошибку в документах. Серьезную.
Люда непонимающе смотрела на него. Какая ошибка? Она просто сидела ночами, сверяя цифры, чтобы не думать о доме, о муже, о жизни.
— Если бы не ты, нам бы выписали штраф. Двести тысяч.
Он достал из ящика стола конверт.
— Премия. Шестьдесят тысяч чистыми. Заслужила.
Она взяла конверт, не веря собственным глазам.
— Съезди куда-нибудь, — неожиданно мягко сказал начальник. — Отдохни. У тебя отпуск давно не использован.
Люда онемела от происходящего.
В метро Люда прижимала сумку к груди. Конверт грел ладонь через ткань. Шестьдесят тысяч. Кажется, впервые за последние годы Бог услышал ее.
Выходя из метро, она обычно сворачивала налево — там был супермаркет, где продукты дешевле. Но сегодня почему-то пошла направо. Сама не поняла, почему.
На углу, в маленьком офисе с выцветшей вывеской «Путешествуй с нами», она простояла минут пять, просто глядя на фотографии моря в витрине. Синее, бескрайнее, совсем не похожее на серый апрельский день.
Она вошла.
Внутри пахло кофе и какими-то цветами. Девушка за столом подняла голову от компьютера.
— Здравствуйте, — улыбнулась она. — Чем могу помочь?
— Я просто посмотреть, — Люда чувствовала себя нелепо, будто не имела права здесь находиться.
— Присаживайтесь, — девушка показала на стул. — Вас интересуют какие-то конкретные направления?
Люда молчала, комкая в руке ремешок сумки.
— Море, — вдруг сказала она. — Мне нужно к морю. Одной.
Они обсуждали варианты. Анапа, Сочи, Геленджик… Люда не различала названия, они сливались в одно — «море».
— Пятьдесят две тысячи за неделю, — подытожила девушка. — Эконом-вариант, но море совсем рядом. Одноместный номер, завтраки включены.
Люда коснулась сумки, где лежал конверт. Почти все. Ничего не останется ни на подарок Денису, ни на лекарства свекрови, ни на новый костюм Виталику.
— Когда можно поехать?
— Есть места через две недели.
Люда представила себе: синее небо, синее море, она одна идет по берегу. Никто не спрашивает «где чай?», никто не бурчит «надоело», никто не присылает сообщения «не жди».
— Я беру, — она достала конверт.
Путевку Люда спрятала под стопкой постельного белья в шкафу. Две недели ходила как во сне. Готовила, стирала, работала, улыбалась. Внутри росло и крепло странное чувство — не то радость, не то страх. Она никогда раньше не делала ничего подобного.
Ей казалось, что домашние замечают перемену в ней, но никто не сказал ни слова. Свекровь все так же требовала и жаловалась на здоровье, Денис все так же запирался в комнате, Виталик все так же задерживался на работе.
За три дня до отъезда Люда собирала вещи, пока все спали. Сердце колотилось от страха и какого-то детского восторга. Достала старый купальник, купленный еще до рождения Дениса, два платья, брюки. Босоножки, потрескавшиеся на сгибах, но еще крепкие. Разгладила их пальцами — когда-то в них она танцевала с Виталиком на свадьбе подруги. Тогда он шептал, что она самая красивая. Ох!!! Когда это было?
В шкафу нашла запечатанный тюбик солнцезащитного крема, купленного три года назад для несостоявшейся поездки. Тогда свекровь внезапно стало «плохо с сердцем», и деньги на отпуск ушли на обследования в дорогой клинике. Которые потом показали, что сердце у Нины Петровны здоровее, чем у врача.
На кухне звякнуло. Люда вздрогнула всем телом. Кто не спит в два часа ночи?
— Что ты делаешь?
Виталик стоял в дверях, сонный, встрепанный, с кружкой в руке. В его глазах читалось подозрение.
— Собираю вещи, — ответила она, решив не врать.
— Куда?
Они смотрели друг на друга в полутьме. Чужие, уставшие, потерявшие что-то важное за годы совместной жизни.
— На море, — она вдруг улыбнулась. — Я еду на море. Одна.
— В смысле?
— Я получила премию на работе. И купила путевку.
Он уставился на нее так, будто она заговорила на незнакомом языке.
— На работе? Премию? И ничего не сказала?
— А надо было?
— Мы же семья! — его голос поднялся, но Люда жестом показала на спящих в доме.
— Семья, — она кивнула. — И что?
Виталик поставил кружку на тумбочку, подошел ближе.
— Покажи путевку.
Она достала документы из-под белья, протянула ему. Виталик вчитывался, шевеля губами.
— Ты потратила все деньги? На себя?
В его голосе было столько изумления, что Люда невольно улыбнулась.
— Да. Все. На себя.
— А мы?
— А что вы? У тебя зарплата. У твоей мамы пенсия. У Дениса бутерброды в холодильнике. Справитесь неделю.
Виталик вдруг покраснел, желваки заиграли на скулах. Его лицо исказилось, шея набухла от возмущения.
— Ну ты и жадина, премию получила и ни слова! — надувался муж, потрясая бумагой перед ее лицом.
В груди Люды оборвалась последняя ниточка, последняя надежда на то, что он поймет, посочувствует. Восемнадцать лет вместе, а он думает лишь о деньгах. Не о ее усталых глазах, не о седеющих висках, а о деньгах.
— А ты в кого такой наглый? — ее голос звучал удивительно спокойно, будто говорил кто-то другой. — Не в маму ли свою, мою премию делить надумал?
Виталик открыл рот, захлопнул, снова открыл.
— Ты… ты…
— Я, я, — Люда кивнула. — Я, которая восемнадцать лет варит тебе борщи, стирает твои рубашки и слушает твою мать. Я, которая на отпуск копила три года, а потом отдала деньги на твою машину. Я, которая одна вытаскивает этот дом, пока ты «задерживаешься» с Ларисой из автосервиса. Да, я. И я еду на море. Без тебя.
Он стоял, оглушенный ее словами.
— Откуда ты знаешь про Ларису? — только и смог выдавить.
Люда рассмеялась. И сама удивилась своему смеху — легкому, чистому, совсем юному.
— Вот это тебя волнует? Правда? Не то, что жена едет впервые в жизни на море, а то, что она знает про твои «задержки»?
Со стороны комнаты послышался шорох. В дверях стояла Нина Петровна в ночной рубашке.
— Что за крик? Людка, опять скандалишь?
— Мама, представляешь, — Виталик кинулся к ней, как ребенок за защитой, — она премию получила. И все спустила на путевку. Одна едет, на море!
Нина Петровна всплеснула руками:
— Совсем с ума сошла? А я как же? А лекарства мои?
— Ваши лекарства, Нина Петровна, — Люда аккуратно сложила вещи в сумку, — в тумбочке. Там же, где были вчера и позавчера, когда вы дошли до аптеки самостоятельно. А если что-то закончится — у вас пенсия. Или сын поможет.
— Бессовестная! — свекровь повысила голос. — Я больная женщина!
— Вы здоровее меня, — спокойно ответила Люда. — У вас давление сто двадцать на восемьдесят. А у меня под двести от жизни такой.
— Мам, что происходит?
В дверях появился Денис — сонный, в пижамных штанах, с отпечатком подушки на щеке.
— Твоя мать, — начал Виталик.
— Твоя мать, — одновременно с ним заговорила Нина Петровна.
— Я еду на море, — перебила их Люда, глядя прямо на сына. — Получила премию на работе и купила путевку. На одного. СЕБЕ. Через три дня. На неделю.
Денис моргнул, пытаясь проснуться окончательно.
— На море? Ты?
— Представь себе, — Люда улыбнулась. — Первый раз в жизни.
— Она деньги украла у семьи! — возмутился Виталик. — Мои деньги!
— Твои? — Люда приподняла бровь. — Это мои премиальные. За мою работу. За мои отчеты. За мои бессонные ночи.
— Мы же семья! — Виталик перешел на крик. — Все должно быть общее!
— Да? — Люда повернулась к сыну. — Денис, а ты не помнишь, мы на рыбалку с папой ездили в прошлом году? А в позапрошлом? А когда последний раз у нас был семейный ужин? А когда папа спрашивал, что я хочу на день рождения?
Сын переводил взгляд с матери на отца, явно не понимая, чего от него хотят.
— Мои деньги, — жестко сказала Люда, глядя на мужа, — всегда были нашими. А твои — только твоими. И ее, — она кивнула на свекровь, — тоже только ее. Я покупаю продукты, плачу за квартиру, покупаю одежду сыну. А ты меняешь колеса на машине, ходишь в бар с друзьями и покупаешь бабочки для свиданий с Ларисой.
— Не смей! — побледнел Виталик.
— Я еду, — Люда закрыла сумку, — на море. Это не обсуждается. И я вернусь через неделю. Возможно.
— Возможно? — переспросила свекровь.
— Возможно, — кивнула Люда. — Я еще не решила.
Она повернулась к Денису, неожиданно смягчившись:
— Не переживай. Я вернусь. И привезу тебе что-нибудь с моря. Ракушку. Или краба засушенного.
Сын смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
Три дня до отъезда превратились в настоящее испытание. Дома стояла такая напряженная тишина, что, казалось, воздух звенел. Виталик не разговаривал с ней, передавая просьбы через сына: «Скажи матери, пусть найдет мои носки». Каждый вечер смотрел спортивный канал на полной громкости. А когда она входила, демонстративно отворачивался.
Нина Петровна превзошла саму себя. Дважды «падала в обморок», требуя скорую. Врачи приезжали, мерили давление и разводили руками: «Женщина, у вас все в порядке». Она плакала, причитая так громко, что слышал весь подъезд: «Брошенная старуха… никому не нужна… родной сын не поможет… невестка на курорты уезжает…»
Люда молча глотала таблетки от головной боли и считала часы до отъезда.
Единственным лучом света был Денис. Сын вдруг стал другим — будто очнулся от долгого сна.
В утро отъезда она проснулась раньше будильника. Проверила сумку, прошла на кухню. Руки сами потянулись к плите — привычно сварить кашу для всех, помыть вчерашнюю посуду… Но она остановила себя. Нет. Сегодня кофе — только себе.
Денис тоже проснулся и зашел на кухню, когда она допивала вторую чашку.
— Мам, тебя проводить может кто-нибудь?
— Такси заказала, — она улыбнулась. — Тебе в школу пора.
Сын мялся у стола, то засовывая руки в карманы, то доставая их.
— Ты точно вернешься?
Люда кивнула.
— А там правда красиво?
— Не знаю, — честно ответила она. — Но я тебе обязательно расскажу. И фотографии привезу.
Он вдруг порывисто обнял ее, уткнувшись носом в плечо.
— Ты это… ну… купайся там.
Она гладила его по голове, и в горле стоял комок от неожиданной нежности.
В прихожей хлопнула дверь — Виталик возвращался с ночной смены. Увидел жену с сумкой, кривовато усмехнулся:
— Все-таки уезжаешь?
— Да, — она не стала вдаваться в объяснения.
Он помялся в дверях, явно что-то обдумывая.
— Люд, — наконец выдавил он. — Ты бы могла меня с собой взять. У меня тоже спина болит, тоже отдохнуть хочется. А ты даже не подумала.
— Это моя премия, Виталь, — она подняла сумку. — За мою работу. И мой отпуск. Первый за три года. Хочу провести его одна.
Телефон пискнул. Такси.
Она обняла сына. Удивительно, как много для нее значат эти минуты тепла после стольких лет пустоты и одиночества в собственном доме.
Виталик стоял в прихожей, глядя исподлобья.
Свекровь так и не вышла попрощаться, только демонстративно застонала из своей комнаты, когда Люда проходила мимо.
— Людк, а ужин как готовить? — крикнул вслед Виталик. — Денис же голодный останется!
Она обернулась в дверях. Восемнадцать лет она отвечала на этот вопрос. Восемнадцать лет кормила, стирала, гладила, терпела. Восемнадцать лет — чужая во всем, кроме обязанностей.
— Макароны отварить сможешь, — произнесла она. — Ты же взрослый мужчина.
И закрыла за собой дверь. В первый раз в жизни — просто закрыла, не извиняясь и не оправдываясь.
Внизу ждало такси. Водитель равнодушно кивнул и занес ее сумку в багажник. Обычная усталая женщина с потертой сумкой — кому придет в голову, что для нее это не просто поездка? Что это — восстание. Революция. Первый день новой жизни.
Когда такси отъезжало от дома, телефон пискнул. Сообщение от Виталика: «Надеюсь, ты все-таки список оставила, что готовить. Я в этом не разбираюсь. И вообще, могла бы заранее приготовила еду на неделю»
Она посмотрела на экран, и впервые за долгие годы рассмеялась в голос. Она едет к морю. У нее впереди целая неделя свободы. А они пусть сами разбираются со сковородками.
Телефон зазвонил. Снова Виталик. Она нажала кнопку «Отклонить» и выключила звук. До самолета еще два часа, а она хочет провести их в тишине.
