— Да твоя мамаша на всю голову больная! Она меня уже достала, честное слово! Скажи ей, чтобы она больше не приходила к нам, когда тебя нет дома! — заявила мужу жена после того, как очень сильно поскандалила чуть ранее днём со свекровью, которая заявилась к ним домой и испортила невестке весь выходной.
Екатерина сидела на диване, обхватив колени руками, и смотрела в одну точку. Её первый за месяц выходной был безнадежно испорчен. А ведь день начинался так хорошо — Гена ушел на работу, оставив ей нежный поцелуй, а она, наконец-то оставшись одна, с наслаждением потянулась в постели. Впереди было столько планов — почитать новый роман, посмотреть сериал, может быть, даже принять ванну с пеной. Просто отдохнуть от бесконечной суеты на работе.
Но все пошло наперекосяк, когда около полудня в дверь позвонили. Екатерина, недоумевая, кто это может быть, открыла дверь и увидела на пороге Зинаиду Викторовну — свою свекровь. Женщина стояла с двумя огромными пакетами, набитыми продуктами.
— Здравствуй, Катенька, — бодро произнесла Зинаида Викторовна, проходя в квартиру. — Я тут решила заглянуть, приготовить Геночке ужин. А то знаю я, как вы питаетесь.
Не дожидаясь ответа невестки, свекровь прошла прямиком на кухню и начала выкладывать продукты на стол. Екатерина, все еще ошарашенная внезапным вторжением, последовала за ней.
— Зинаида Викторовна, вы бы предупредили, что придете, — начала она осторожно. — У меня сегодня выходной, я планировала…
— Ой, да брось ты, — отмахнулась свекровь. — Какие планы? Лежать на диване целый день? Нет уж, давай-ка лучше поможешь мне. Я научу тебя готовить нормальную еду, а то Геночка жаловался, что ты только готовое разогреваешь.
Екатерина почувствовала, как внутри закипает раздражение. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Зинаида Викторовна, я благодарна за заботу, но сегодня действительно не лучший день. Давайте вы в другой раз придете, когда мы с Геной оба будем дома?
Но свекровь, казалось, не слышала ее слов. Она уже начала доставать кастрюли и сковородки, попутно комментируя:
— Господи, ну и бардак у вас тут. Катя, ты хоть иногда на кухне убираешься? Смотри, сколько жира на плите. А в холодильнике что? Одни йогурты да салаты. Разве это еда для мужчины?
Екатерина почувствовала, как у нее начинают дрожать руки от злости. Она сжала кулаки, пытаясь сдержаться.
— Зинаида Викторовна, я прошу вас уйти, — твердо сказала она. — Это моя кухня, и я не хочу, чтобы здесь кто-то хозяйничал без моего разрешения.
Свекровь повернулась к ней, удивленно подняв брови:
— Что значит «твоя кухня»? Это квартира моего сына, я имею полное право здесь находиться и готовить ему еду. А ты, если не хочешь помогать, так и скажи. Иди, отдыхай дальше. Лентяйка!
Это стало последней каплей. Екатерина, не помня себя от гнева, схватила свекровь за локоть и потащила к выходу.
— Вон из моего дома! — кричала она. — Немедленно уходите!
— Ты что себе позволяешь?! — возмущалась Зинаида Викторовна, пытаясь вырваться. — Я мать твоего мужа! Как ты смеешь так со мной обращаться?!
Но Екатерина уже не слушала. Она вытолкнула свекровь за дверь и захлопнула ее, повернув ключ в замке. Потом прислонилась к двери, тяжело дыша. Руки все еще дрожали, а в голове стучало от напряжения.
Весь оставшийся день прошел как в тумане. Екатерина не могла ни читать, ни смотреть телевизор. Она ходила по квартире, то и дело поглядывая на часы и ожидая возвращения мужа. Она знала, что Зинаида Викторовна не оставит случившееся без внимания и обязательно пожалуется сыну.
И вот теперь, когда Геннадий вернулся с работы, разъяренный и готовый к скандалу, Екатерина чувствовала, что их отношения висят на волоске. Она смотрела на мужа, ожидая его реакции на свои слова о «больной на всю голову мамаше», и понимала, что сегодняшний день может стать переломным в их семейной жизни.
Геннадий смотрел на жену, не веря своим ушам. Его ладони сжались в кулаки, а челюсть напряглась так, что стали видны желваки.
— Повтори, что ты сейчас сказала о моей матери? — голос мужчины звучал низко и угрожающе.
Екатерина поднялась с дивана, сжав руки перед собой.
— Ты слышал. Твоя мать больная. Она заявляется без предупреждения, хозяйничает на моей кухне и говорит, что я плохая жена, раз не готовлю тебе «нормальную» еду.
— Да что с тобой такое? — Геннадий бросил портфель на пол. — Мама просто хотела приготовить ужин! Она позвонила мне в слезах, сказала, что ты выставила её за дверь, как собаку! Она целый день потом давление мерила!
Екатерина скрестила руки на груди.
— А то, что сегодня мой единственный выходной за месяц, это никого не волнует? Я хотела просто отдохнуть, в тишине. А твоя мать вломилась со своими пакетами и начала командовать на моей кухне!
— На нашей кухне, — поправил Геннадий. — И она не «вломилась». У неё есть ключи. Которые, между прочим, я сам ей дал.
— Вот именно! — воскликнула Екатерина. — Ты дал ей ключи, не посоветовавшись со мной! И теперь она считает, что может приходить, когда вздумается!
Геннадий провёл рукой по лицу, словно стирая усталость.
— Катя, это моя мать. Она заботится о нас.
— Нет, Гена, — Екатерина подошла ближе. — Она не о нас заботится. Она о тебе заботится. А я для неё — никто. Просто препятствие между ней и её «мальчиком».
Геннадий покачал головой:
— Ты преувеличиваешь. Мама всегда относилась к тебе хорошо.
— Хорошо? — Екатерина горько усмехнулась. — Ты называешь это «хорошо»? Постоянные замечания, советы, которых никто не просил, бесконечные напоминания о том, как она готовила, убирала, стирала…
— Она просто хочет помочь, — настаивал Геннадий. — Она много лет проработала, чтобы поднять меня одна, и сейчас…
— И сейчас не может смириться, что ты вырос, женился и живёшь своей жизнью, — перебила Екатерина. — Гена, ей нужен не взрослый сын, а вечный ребёнок, которым можно командовать!
Геннадий нахмурился:
— Не говори так о ней. Ты не понимаешь…
— Я всё прекрасно понимаю! — не выдержала Екатерина. — Твоя мать считает меня недостойной тебя. Она никогда не примет тот факт, что у тебя есть жена!
Мужчина раздражённо взмахнул рукой:
— С чего ты взяла? Мама сама мечтала, чтобы я женился!
— Да, но на той, кого она выберет! — парировала Екатерина. — На послушной девочке, которая будет выполнять все её указания и станет её продолжением! А я — самостоятельная женщина, у меня своя жизнь, своя карьера, свои взгляды на то, как вести дом.
Геннадий раздражённо ходил по комнате.
— Знаешь, я сегодня пятнадцать раз ответил на её звонки. Пятнадцать! В разгар рабочего дня! У меня встреча сорвалась из-за того, что она рыдала в трубку о том, как её обидела моя жена!
— И ты, конечно, сразу встал на её сторону, — горько произнесла Екатерина. — Даже не выслушав меня.
— А что слушать? — огрызнулся Геннадий. — Ты выставила мою мать за дверь! Силой! Она пожилая женщина, между прочим!
— Она не пожилая женщина, а манипулятор! — воскликнула Екатерина. — Она прекрасно знала, что сегодня мой выходной. Я говорила тебе об этом целую неделю. И что? Она специально пришла, чтобы испортить мне день!
Геннадий устало опустился в кресло.
— Ты всё драматизируешь. Мама просто…
— Не смей говорить, что я драматизирую! — Екатерина почувствовала, как слёзы подступают к глазам от обиды. — Ты просто не хочешь видеть правду! Твоя мать специально лезет в нашу жизнь, чтобы контролировать всё! А ты потакаешь ей, как послушный мальчик!
Геннадий вскочил с кресла, его лицо исказилось от гнева:
— Не смей так говорить! Я не «послушный мальчик»!
— Тогда докажи это! — потребовала Екатерина. — Забери у неё ключи от нашей квартиры и скажи, что она может приходить только по приглашению. Как нормальный человек, а не как надзиратель!
— Забрать ключи? У моей матери? — Геннадий смотрел на жену так, словно она предложила что-то невообразимое. — Ты в своём уме, Катя?
Екатерина тяжело вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Она знала, что этот разговор будет тяжёлым, но не предполагала, что настолько.
— Гена, пойми, это ненормально, когда твоя мать может войти в нашу квартиру в любой момент. Это наше личное пространство.
— Напомни-ка мне, — Геннадий прищурился, — когда именно моя мать злоупотребляла этим правом? Она приходит только по делу!
— По делу? — Екатерина нервно рассмеялась. — Сегодня она пришла приготовить тебе ужин. Вчера она принесла твои рубашки, которые забрала постирать, потому что я, видите ли, не умею их «правильно» гладить и крахмалить воротничок. На прошлой неделе она заявилась с новыми кружками из своего сервиза, потому что наши ей не понравились!
Геннадий покачал головой:
— Ты всё не так понимаешь. Мама просто хочет помочь.
— Называй вещи своими именами, Гена, — Екатерина почувствовала, как внутри всё закипает. — Это не помощь, это контроль! Твоя мать не может смириться, что ты живёшь отдельно, и пытается превратить нашу квартиру в филиал своего дома, где всё будет по её правилам!
Геннадий молчал, сжав челюсти. Екатерина видела, как тяжело ему признать правду.
— Ты думаешь, я не пыталась наладить с ней отношения? — продолжила она тише. — Первый год нашего брака я терпела всё. Её бесконечные советы, её непрошеные визиты, её придирки. Я думала, она со временем привыкнет, примет меня. Но становится только хуже!
— Ты пытаешься поставить меня между вами, — глухо произнёс Геннадий. — Это нечестно.
— Нет, Гена, — Екатерина подошла ближе, сдерживая слезы, — нечестно то, что ты отказываешься видеть проблему. Твоя мать не уважает меня как твою жену. Она не уважает наш брак и наше право на личное пространство.
Геннадий отвернулся к окну, скрестив руки на груди.
— Что ты от меня хочешь? Чтобы я отрёкся от родной матери?
— Нет! — воскликнула Екатерина. — Я хочу, чтобы ты установил границы. Чтобы объяснил ей, что мы — отдельная семья, со своими правилами. Чтобы она научилась уважать меня не как соперницу, а как женщину, которую ты выбрал.
Геннадий резко повернулся:
— Так значит, ты уверена, что она видит в тебе соперницу? Это твои фантазии, Катя! Моя мать не такая!
— Да открой ты глаза! — не выдержала Екатерина. — Она делает всё, чтобы показать мне мою «несостоятельность»! Постоянно говорит, как она лучше готовит, лучше убирает, лучше заботится о тебе! Она исправляет всё, что я делаю!
— Она просто беспокоится обо мне, — упрямо повторил Геннадий.
— Беспокоится? — Екатерина горько усмехнулась. — Знаешь, что она сказала, когда я попросила её сегодня уйти? «Это квартира моего сына, я имею полное право здесь находиться». Не наша с тобой. А её сына! Словно я здесь никто!
Геннадий провёл рукой по волосам, явно нервничая:
— Ты не понимаешь… Она одна растила меня, она жертвовала всем ради меня…
— И теперь требует вечной благодарности и подчинения? — резко спросила Екатерина. — Это нездоровые отношения, Гена! Мать должна радоваться, что сын вырос, создал семью, а не тянуть его обратно, как будто он всё ещё ребёнок!
Геннадий сжал кулаки так, что костяшки побелели:
— Хватит оскорблять мою мать!
— Я не оскорбляю её, — ответила Екатерина, пытаясь говорить спокойнее. — Я говорю правду, которую ты отказываешься видеть. Твоя мать не отпускает тебя. И пока ты будешь это позволять, у нас не будет нормальной семьи.
— У нас и так нормальная семья, — процедил Геннадий. — Вернее, была, пока ты не начала этот крестовый поход против моей матери!
Екатерина покачала головой:
— Нет, Гена. У нас не было нормальной семьи. Потому что в нормальной семье два человека, а не три. И решения принимаются супругами, а не мамой одного из них.
Лицо Геннадия стало жёстким, как маска:
— И что теперь? Ты ставишь мне ультиматум? Или мама, или ты?
Екатерина посмотрела ему прямо в глаза:
— Нет, Гена. Я не заставляю тебя выбирать между мной и матерью. Я прошу тебя выбрать нашу семью, наш брак. Поставить наши отношения на первое место.
— И как это выглядит в твоём представлении? — спросил он, прищурившись.
— Я уже сказала, — терпеливо повторила Екатерина. — Забрать у неё ключи. Объяснить, что она должна звонить перед визитом. Попросить её уважать наше личное пространство и наши решения по поводу того, как мы ведём быт.
Геннадий смотрел на неё долгим, тяжёлым взглядом.
— Ты требуешь, чтобы я унизил собственную мать, — наконец произнёс он. — Ты хочешь, чтобы я пришёл к ней и сказал: «Мама, отдай ключи, ты больше не имеешь права приходить, когда захочешь». Ты понимаешь, как это её ранит?
— Ген, — тихо произнесла Екатерина, — если разговор с матерью о необходимости уважать пространство твоей семьи кажется тебе унижением… То я даже не знаю, что сказать.
Геннадий отвернулся, подошел к окну и уставился на вечерний город, словно надеясь найти там ответы. Несколько минут в комнате стояла напряженная тишина.
— Знаешь, — наконец произнес он, не поворачиваясь, — когда мне было десять лет, мама работала на двух работах. Утром в поликлинике, вечером подрабатывала уборщицей. Я помню, как она приходила домой в одиннадцать вечера с красными, опухшими руками от моющих средств. И всё равно находила силы проверить мои уроки.
Екатерина вздохнула:
— Гена, я не отрицаю, что твоя мать многим пожертвовала ради тебя. Она любит тебя. Но это не дает ей права контролировать нашу жизнь.
Он резко повернулся:
— А кто решает, где заканчивается забота и начинается контроль? Ты? Тебе кажется, что ты лучше знаешь, что для меня хорошо?
— Нет, — покачала головой Екатерина. — Я думаю, что мы вместе должны решать, как жить нашей семье. Но твоя мать не оставляет нам такой возможности. Она вторгается в наш дом, навязывает свои правила, критикует всё, что я делаю.
— Ты преувеличиваешь, — раздраженно бросил Геннадий.
— Нет, Гена, — Екатерина подошла к нему ближе. — Скажи честно: если бы сегодня сюда пришел мой отец, начал бы перестраивать твой рабочий стол, говорить, что ты неправильно используешь инструменты, которые он сам принес без спроса, а потом заявил бы, что это квартира его дочери, и он имеет полное право здесь хозяйничать — ты бы как отреагировал?
Геннадий открыл рот, чтобы возразить, но потом закрыл его, не найдя аргументов.
— Это другое, — наконец произнес он неуверенно.
— Почему другое? — настаивала Екатерина. — Объясни мне, почему это другое.
— Потому что… — он запнулся, потом вспыхнул: — Потому что ты никогда не поймешь, что такое настоящая семья! Твои родители развелись, когда тебе было пятнадцать! А моя мать всю жизнь положила на меня! Она имеет право быть частью моей жизни!
Екатерина отшатнулась, как от удара. Это было нечестно, бить по самому больному. Она почувствовала, как внутри всё сжалось от обиды.
— Так вот в чем дело, — тихо сказала она. — Ты считаешь, что я не знаю, что такое настоящая семья. Что я не имею права на собственный дом, на свои правила. Что я должна подчиняться твоей матери, потому что она — образец семейных ценностей, а я — нет.
— Я не это имел в виду, — буркнул Геннадий, но в его глазах Екатерина видела, что именно это он и думал.
— Нет, именно это, — горько произнесла она. — Знаешь, что самое печальное? Я думала, что мы с тобой создаём свою семью. Новую. Нашу. Не повторение твоей или моей родительской семьи, а что-то своё. Но ты не хочешь новой семьи. Ты хочешь продолжения прежней, где твоя мать будет главной, а я — просто приложением к тебе.
— Это не так, — возразил Геннадий, но его голос звучал неубедительно.
— Так, Гена, — Екатерина смотрела на него, и в её глазах была бесконечная усталость. — Я не могу больше так жить. Я не буду терпеть унижения от твоей матери и твоего молчаливого согласия с ней.
— И что ты предлагаешь? — спросил он, уже понимая ответ.
— Я ухожу, — просто сказала Екатерина. — Завтра соберу вещи и перееду к подруге. Потом найду квартиру.
— Из-за одной ссоры с матерью ты готова разрушить нашу семью? — недоверчиво спросил Геннадий.
— Не из-за одной ссоры. Из-за двух лет постоянных ссор, унижений и твоего нежелания что-то менять. Из-за того, что ты не видишь во мне равную. Я для тебя не партнёр, а какое-то дополнение к твоей жизни с матерью.
— Ты сумасшедшая, — покачал головой Геннадий. — Всё преувеличиваешь, драматизируешь. Нормальные люди так не поступают.
— А нормальные люди позволяют себя унижать? Позволяют третьему человеку вмешиваться в их брак? — тихо спросила Екатерина. — Я больше не могу и не хочу быть частью этого треугольника.
Она повернулась и пошла в спальню. Геннадий остался стоять посреди комнаты, растерянный и злой одновременно. Он не верил, что это происходит на самом деле. Не верил, что его жена действительно уходит из-за такой, по его мнению, мелочи.
Екатерина начала собирать вещи, методично складывая их в чемодан. Внутри неё была пустота. Она знала, что принимает правильное решение, но от этого не становилось легче. Два года надежд, любви, попыток создать семью — и всё разбивается о невозможность мужа поставить их отношения на первое место.
Геннадий стоял в дверях спальни, наблюдая за сборами.
— Ты действительно уходишь, — произнес он, и это был не вопрос, а констатация факта.
— Да, — ответила Екатерина, не поднимая глаз. — Можешь сказать матери, что она победила. Вся квартира теперь в её распоряжении. Вся твоя жизнь — тоже.
Геннадий молчал. В этой тишине умирала их семья. А он не находил слов, чтобы её спасти. Потому что для этого нужно было признать правду о себе, о матери, о своей несвободе. И он не был готов к этому. Возможно, никогда не будет…
