Два года. Ровно два года, как его больше нет с нами.
Света стояла у окна, вглядываясь в серый заводской пейзаж. Трубы комбината выпускали клубы дыма в небо, точно так же как и тогда — в день, когда всё рухнуло. Когда мир перевернулся и раскололся на «до» и «после».
Телефонный звонок в тот вечер врезался в память навсегда. Дрожащий голос мастера цеха: «Света, авария… Серёжа… Он не успел выйти». И потом тишина в трубке, долгая, оглушительная.
Потом всё как в тумане: больничные коридоры, опознание, бесконечные документы, разговоры с руководством. «Компенсация будет, — говорил начальник цеха, стараясь не смотреть ей в глаза. — И льготы на санаторное лечение для вас с сыном. Предприятие поддержит».
А сын, её Димка, смотрел на неё широко открытыми глазами и никак не мог понять. «Папа не придёт? Совсем-совсем?» И она не знала, какими словами объяснить восьмилетнему мальчику, что папа уже никогда не вернётся. Что его забрало небо.
После церемонии прощания Зинаида Петровна, свекровь, молча собрала вещи и ушла. Просто ушла, не сказав ни слова утешения, не обняв внука, не предложив помощи. Как будто вместе с сыном исчезло и её желание видеть невестку и внука. Будто они стали чужими в одночасье.
По ночам Свете часто снился один и тот же сон: Серёжа выходит из проходной комбината, машет ей рукой, улыбается. И вдруг земля под ним проваливается, и он исчезает — без крика, без звука. Она просыпалась с мокрыми от слёз глазами и долго смотрела в потолок.
Квартира казалась слишком большой и пустой без него. Запахи, звуки, тени — всё напоминало о нём. Серёжины вещи первое время Света не трогала — рубашки в шкафу, бритва в ванной, недочитанная книга на тумбочке. Как будто он просто вышел и скоро вернётся.
Потом пришлось всё убрать. Ради Димки. Ребёнку и так было непросто.
Мальчик стал замкнутым, тихим. Перестал играть со сверстниками. Часами сидел, собирая конструктор — тот самый, что подарил отец незадолго до той страшной смены.
— Мам, а папа сейчас на небе? — спрашивал Дима.
— Да, малыш, — отвечала она, сдерживая слёзы.
— А он оттуда меня видит?
— Конечно.
И от этих слов сердце разрывалось ещё сильнее.
Света работала контролёром ОТК на том же металлургическом комбинате, где трудился и Серёжа. Только он был в горячем цехе — там, откуда не вернулся.
После того, как его не стало, она едва не сломалась. Не хотелось вставать по утрам, разговаривать с людьми, жить. Спасла работа — и Димка. Ради него нужно было держаться, готовить завтраки, проверять уроки, улыбаться.
Первые месяцы были самыми тяжёлыми. Люди сочувствовали, поддерживали. Потом — как это всегда бывает — жизнь вошла в привычное русло. Все вокруг продолжали жить, смеяться, общаться. А для Светы время словно застыло, замерло в той точке.
Компенсацию, что дали за Серёжу, Света сразу в ипотеку вбухала. Пятьсот с лишним тысяч. Квартирка-то двушка, только год как купили… Серёжа так радовался, всё по стенам хлопал: «Наша! Своя!» А теперь вон как вышло — они с Димкой одни в ней.
Что с компенсации осталось — всё на Димкино лечение ушло. Закашлял мальчонка, ночами спать перестал, голова болит… Врачиха смотрит грустно: «Это у него от стресса всё, от переживаний». А какие в восемь лет переживания? Просто папки больше нет…
Анализы эти, таблетки — жуть сколько денег. Бывало, получит Света свои контролёрские — и через неделю пусто. Откуда одежку новую брать? Какие игрушки? Радость, что хлеб до получки есть.
Их металлургический комбинат — считай, весь городок на нём живёт. Чуть ли не у каждого второго на спецовке этот знак железный. Гремит, дымит круглые сутки. Мужики там в цехах по двенадцать часов варят что-то, льют, клепают. Железяки эти потом на какие-то заводы везут, машины из них собирают, что ли.
В цехах — пыль, жар, грохот. Рабочие смены по двенадцать часов, особенно в горячих цехах. Серёжа часто приходил домой измотанным, с красными от жара глазами. Но никогда не жаловался.
— Зато платят нормально, — говорил он. — На квартиру хватит.
Они мечтали о своём жилье, копили, экономили. Когда получили ключи от новой квартиры, радости не было предела. Пусть в ипотеку, пусть на двадцать лет, но своя!
А через год Серёжи не стало.
Комбинат взял на себя ответственность за своих рабочих. Компенсация семьям, программы поддержки, льготы по социалке. Всё это выглядело хорошо на бумаге. Но когда дело дошло до реальности, оказалось, что получить положенное не так-то просто.
Сначала бесконечные комиссии, проверки, бумаги. Потом ожидание решения руководства. Потом новые справки, заявления, очереди. Света потратила на всё это почти три месяца. Трижды ездила в головной офис комбината в областной центр. Стояла часами в приёмных.
— Мы обязательно поможем, — улыбались ей сотрудники отдела соцподдержки. — Только нужна ещё одна бумажка…
В итоге компенсацию выплатили. Но на многие льготы пришлось буквально пробиваться с боем.
Зимы в их городке были особенно тяжёлыми. Снег, ветер, серое небо над трубами комбината. В такие дни тоска наваливалась с новой силой.
Однажды Дима пришёл из школы молчаливый, хмурый.
— Что случилось? — спросила Света.
— Никита сказал, что я бедный, — тихо ответил он. — Что у меня даже куртки нормальной нет.
Светлана ахнула. Куртка у Димы была старая, с зашитым рукавом. Купить новую не хватало денег — зима выдалась дорогой, платежи за отопление съедали половину зарплаты.
— Никита глупости говорит, — она обняла сына. — У тебя есть всё необходимое.
— А почему тогда у всех новые телефоны? И планшеты? А у меня — нет?
Она не знала, что ответить. Только крепче обняла его и прижала к себе.
На работе Света старалась держаться. Улыбалась, шутила с коллегами, выполняла норму. Но иногда находило — и тогда она запиралась в туалете и тихо плакала, уткнувшись в ладони.
— Держись, Светланка, — говорила ей Ольга, напарница по смене. — Время лечит.
Но время шло, а легче не становилось. Только привычнее.
Директор комбината иногда вызывал к себе семьи пострадавших работников. Для беседы, как он говорил. На самом деле — для галочки, чтобы отчитаться перед проверяющими, что программа поддержки работает.
На такой встрече Света была дважды. Сидела в просторном кабинете, с видом на заводской двор. Директор предлагал чай, спрашивал, как они живут, всё ли в порядке. Света вежливо улыбалась, говорила: «Да, спасибо, всё хорошо».
А что ещё сказать? Что денег едва хватает от зарплаты до зарплаты? Что сын вырос из всей одежды, а новую купить не на что? Что по ночам ей снится Серёжа, и она просыпается с криком?
Один раз она всё же рискнула попросить:
— Мне бы на другую должность перевестись. Чтобы платили побольше. Я могу учиться, курсы пройти…
Директор покивал головой:
— Конечно-конечно. Мы рассмотрим вашу просьбу. Подайте заявление в кадры.
Она подала. Три раза. На все приходил отказ — «нет вакансий».
Бывало, что Света работала сверхурочно. Стояла дополнительные смены, чтобы заработать хоть немного больше. В такие дни Дима оставался у соседки — доброй старушки Антонины Николаевны.
— Ты не переживай, — говорила та. — Идём, я его к себе заберу. Уроки сделаем, мультики посмотрим.
И Света была благодарна этой женщине — за доброту, за понимание, за помощь. В отличие от свекрови, которая забыла о них сразу, как только земля упала на крышку гроба.
Зинаида Петровна жила в том же городе, всего в трёх остановках от них. Но ни разу не пришла проведать внука. Ни звонка, ни весточки.
Когда на Новый год Дима спросил:
— А бабушка Зина придёт?
Света только покачала головой:
— Наверное, нет, сынок. Она очень занята.
А сама подумала: «Занята собой. Как всегда».
В январе на комбинате случилась очередная проверка — комиссия из министерства. Директор лично ходил по цехам, всем улыбался, давал указания навести порядок.
— Светлана Андреевна! — он подошёл к её рабочему месту. — Как вы тут? Всем довольны?
Она подняла на него усталые глаза:
— Да, Виктор Степанович. Всё хорошо.
— Вот и прекрасно, — просиял он. — Кстати, вы ведь в курсе про нашу социальную программу? Для семей… э-э… наших бывших сотрудников?
— В курсе, — кивнула она.
— Вот и отлично! Пользуйтесь! У нас ведь всё для людей!
И директор пошёл дальше, не дожидаясь ответа. А у Светы внутри всё кипело от возмущения. Какой программой пользоваться? О чём он вообще? Ей только раз в год выделяют бесплатные лекарства по профилактике — и всё.
Вечером она спросила у Ольги:
— Слушай, а что за программа поддержки для семей погибших? Директор упоминал, а я ничего не знаю.
— Да их много, — отмахнулась Ольга. — Лекарства бесплатные, материальная помощь к праздникам. Ну и путёвки, конечно.
— Какие путёвки? — не поняла Света.
— Ой, а ты не знала? — удивилась Ольга. — Ну ты даёшь! Вам же положены бесплатные путёвки в санаторий раз в год!
Света покачала головой:
— Первый раз слышу.
— Так это… — Ольга смутилась. — Ты к Петровне, в профком сходи. Она всё объяснит. Там документы надо подать. До десятого числа ещё принимают. Как раз успеешь!
На следующий день Света узнала — действительно, существует такая программа. В знак уважения к тем, кто уже не вернётся с рабочей смены, их семьям выделяют путёвки в санатории на Чёрном море. И можно взять с собой ещё одного взрослого. Надо только заявление написать.
— А это точно бесплатно? — переспросила она у профсоюзной работницы.
— Для вас и ребёнка — да, — кивнула женщина. — А вот если хотите взять третьего человека — за него придётся доплатить. Льготная цена, конечно, не полная стоимость, но всё равно это около тридцати тысяч за путёвку. Плюс дорога туда-обратно, питание в пути — это уже за свой счёт для всех.
— А с какой суммой примерно стоит рассчитывать? — спросила Света, внутренне напрягаясь.
— Ну, если вы с ребёнком, то только на дорогу тысяч шесть-семь. А если ещё кого-то возьмёте, тогда плюс тридцать за путёвку и ещё тысячи три на дорогу.
Света мысленно пересчитала свои сбережения. Если ехать с Димой, то денег как раз хватит на дорогу и даже немного останется на мороженое и сувениры.
Впервые за долгое время внутри затеплилась надежда. Димка так мечтает о море!
Можно будет подышать солёным воздухом, искупаться, позагорать.
— Мам, это правда? Мы поедем на море? — глаза Димы светились, когда она рассказала ему о путёвке.
— Правда, сынок. В августе. Две недели!
Он бросился ей на шею:
— Ты самая лучшая! Я тебя так люблю!
И в этот момент Света почувствовала, что тяжесть, давившая на неё два года, немного отпустила. Она сможет сделать сына счастливым. Сможет показать ему мир за пределами их городка. Сможет, наконец, сама немного выдохнуть.
Сбор документов для путёвки занял целую неделю. Справки от врачей, заявления, анкеты, подтверждение статуса. Но Света была готова пройти через это сто раз, лишь бы увидеть радость Димы.
В профкоме к ней отнеслись с пониманием:
— Ой, Светочка, ну наконец-то! Мы же каждый год выделяем эти путёвки, а ты ни разу не обращалась!
— Я не знала, — честно призналась она.
— А второго взрослого не будешь брать?
— Да кого мне?
—Ну ладно. Хорошо. Только справки не забудьте. И билеты мы вам купим заранее, в плацкарте. Устроит?
— Конечно! — улыбнулась Света. — Это же бесплатно! Как тут быть недовольной?
Всю дорогу домой она улыбалась. В душе распускался росток надежды. Впервые за два года она почувствовала — жизнь может быть не только болью и усталостью. В ней есть место и для радости.
Звонок в дверь раздался, когда она заканчивала мыть посуду после ужина. Вытирая руки полотенцем, Света подошла к двери.
На пороге стояла Зинаида Петровна. Нарядная, даже макияж навела. Будто и не прошло этих двух лет без единого звонка или весточки.
— Здравствуй, — коротко бросила она, проходя в квартиру без приглашения.
— Добрый вечер, — растерянно ответила Света.
Два года. Два года свекровь не переступала порог их дома. Не звонила. Не спрашивала про внука. Даже на прошлый Новый год — ни звонка, ни смс-ки, ни подарка Диме.
— Чай будете? — спросила Света, не зная, что ещё сказать.
— Некогда мне чаи распивать, — отрезала Зинаида Петровна, оглядываясь. — Ты что, ремонт так и не сделала? На что деньги потратила тогда?
— Какие деньги? — не поняла Света.
— Какие-какие! Компенсацию! Серёжину! Почти миллион, говорят, дали!
— Не миллион, а пятьсот тысяч, — тихо ответила Света. — Ипотеку часть закрыла и на лечение Димы…
— А где он, кстати? — вдруг спросила свекровь, будто только сейчас вспомнила о внуке.
— У соседки. Они мультики смотрят.
— Так позови его!
— Зачем? — Света почувствовала, как внутри поднимается волна горечи. — Вы же никогда им не интересовались. Ни разу за два года не спросили, как он. Даже на день рождения не позвонили.
— Ой, ну что ты начинаешь, — отмахнулась свекровь. — Я была занята. У меня дача, саженцы, огород. И вообще, тяжело мне было видеть вас. Напоминаете… о нём.
«А нам было легко?» — хотела спросить Света, но промолчала.
— Так вот, — продолжила Зинаида Петровна, деловито усаживаясь на стул, — мне тут Галина Сергеевна рассказала, что тебе путёвку дают. На море. Бесплатную для тебя и Димки. И можно третьего взять за льготную цену.
Вот оно что. Галина Сергеевна — бухгалтер на комбинате. И давняя подруга свекрови.
— Да, я только узнала об этой программе…
— Вот я и пришла сказать, — перебила её Зинаида Петровна, — чтоб ты меня вписала третьей. И оплатила мою путёвку. Мне врач прямо сказал: нужен морской воздух, иначе с легкими проблемы будут. А у тебя же деньги есть! И всего тридцать тысяч для льготника.
Света смотрела на неё, не веря своим ушам.
— У меня нет таких денег, — тихо сказала она. — Еле на дорогу для нас двоих с Димой хватит.
— Ну так компенсацию-то тебе выплатили! — всплеснула руками свекровь. — Серёжину! Неужто тридцать тысяч на свекровь пожалеешь? Я имею полное право! Это вообще из-за моего сына тебе всё дают! Он на этом комбинате жизни лишился, и теперь его мать должна хоть что-то получить. На море благодаря несчастью с моим сыном собралась ехать!
Света даже не знала что сказать после таких наглых обвинений.
Два года боли, одиночества, попыток выжить, поднять сына, не сломаться. И ни разу, ни единого раза Зинаида Петровна не спросила, как они. Не поинтересовалась, нужно ли что-то. Не пришла проведать внука.
А теперь появилась — требовать своё «право» на море.
— Так ты кого думала взять с собой? — продолжала свекровь, не замечая её состояния. — Вот и бери меня! Поедем. Дима бабушку увидит, а я морем подышу. Мне Галка сказала, там номера люкс, питание трёхразовое…
— А вы даже не спросите, как Дима все это время было? — вдруг перебила её Света. — Как мы жили эти два года? Как нам было?
Зинаида Петровна вздохнула:
— Ну тяжело, конечно. Мне-то тоже тяжело было. Но жизнь продолжается. Вот и поедем, развеемся…
— На море за мои деньги собрались? — я подняла брови. — А вам не кажется, Зинаида Петровна, что дорога на остановку максимум, что вы заслужили.
Зинаида Петровна замерла. Её лицо медленно вытягивалось, брови поползли вверх.
— Это что же ты… Это как… — забормотала она. — Да как ты смеешь! Я мать Серёжи! Я имею право!
— На что? — спокойно спросила Света. — На то, что вы бросили нас сразу после прощания с ним и два года не вспоминали? На то, что ни разу не позвонили внуку? Не поинтересовались, как мы живём? А теперь пришли требовать море?
— Я! Я не могла… Мне тяжело было…
— Всем было тяжело. И мне. И Диме. Особенно ему. Он спрашивал о вас первые полгода. Потом перестал. Знаете, что сказал? «Наверное, бабушка тоже на небо улетела. Как папа». Вот как он думал, ваш внук.
Зинаида Петровна на мгновение сбилась, но быстро пришла в себя:
— Это ты настраиваешь его против бабушки!
— Зачем? Вы сами всё сделали.
— Он мой внук! — голос свекрови взлетел до крика. — У меня есть право видеть его! Ты не можешь запретить!
— Я никогда не запрещала, — спокойно ответила Света. — Вы сами выбрали не видеться с ним два года. А теперь, когда запахло морем и бесплатным отдыхом, вдруг вспомнили о внуке?
Зинаида Петровна схватилась за сумку:
— Я напишу жалобу! В профком! Тебя лишат путёвки!
— Пишите. — Света пожала плечами.
Свекровь осеклась. В глазах мелькнул испуг — как будто она только сейчас поняла, как это выглядит со стороны.
— Всего хорошего, Зинаида Петровна, — сказала Света, открывая дверь. — Автобусная остановка — за углом. Я бы проводила, но…
Не дождавшись окончания фразы свекровь выскочила из двери.
Море оказалось именно таким, как представлял Дима: бескрайним, синим, тёплым.
Волны набегали на берег, разбиваясь о камни. Дима строил замок из мокрого песка. Ветер трепал белье, сохнущее на соседних балконах санатория.
Впервые за два года Света чувствовала что-то похожее на покой. И надежду. Море лечит всё — даже разбитое сердце. Особенно если рядом настоящие, живые люди. А не те, кто приходит только требовать.
Имела право свекровь требовать оплатить ей путевку на море?
КАК считаете?
