Марина и сама уже не помнила, когда в последний раз заходила в дом дяди Пети и тёти Гали. Лет шесть назад? А может, и больше. И всё это время они будто жили в параллельной реальности, не созванивались, не пересекались даже на семейных праздниках. Теперь же обнаружилось, что она, похоже, единственная наследница бабушкиного участка – во всяком случае, так думала до поры до времени.
Но в день, когда адвокат объявил дату суда по наследству, в коридоре районного суда собралась целая процессия родственников. Лица были знакомы и незнакомы одновременно: двоюродные, троюродные, жёны, мужья, да ещё непонятно какие кузены и кузины. Среди них первыми и самыми громкими оказались тётя Галя с дядей Петей. Они не звали Марину в гости годами, а теперь пришли одни из первых – как будто жили за углом и не терпелось им больше всех.
История началась с похорон бабушки, где Марина увидела, насколько изрезано временем их большое семейство. Пришли все: и те, кто обижался на бабушку, и те, кто затаил давние обиды на остальных. Бабушка Ольга лежала в гробу спокойная и будто примирённая со всем миром, а вот её наследники не спешили мириться друг с другом.
Тётя Галя подходила к Марине редко, разговаривать не хотела. Из вежливости обняла на прощание у гроба, но это больше походило на дежурный жест. Марина и не старалась общаться, потому что понимала: за последние годы все как-то отдалились, а с Галкиной стороны чувствовалось особое презрение. Словно бы она говорила: «Ты к нам в гости не ходишь, нам и не надо».
После похорон прошло две недели. Марина всё пыталась найти в старых бумагах бабушки что-то, что укажет на её волю насчёт участка и дома в деревне. Дом был небольшой, деревенский, но в последние годы земля вокруг него сильно подорожала, да и сам участок с садом считался лакомым кусочком. Говорили, что там хотят строить коттеджный посёлок, и риелторы уже потирали руки. Бабушка, как-то раз в разговоре, сказала: «Пусть участок достанется Марине, она меня чаще всех навещала». Марина эти слова запомнила, но завещания официального вроде бы никто не видел.
И вот в один прекрасный день раздался звонок от неизвестного номера. Адвокат спокойно сообщил, что у него на руках появился документ, подписанный бабушкой, – дарственная или завещание, он пока не уточнял. И всех родственников приглашают на суд, чтобы разобраться, кому что полагается. Марина выслушала и подумала: «Зачем там остальные? Бабушка говорила, что участок мне достанется… Может быть, тётя Галя и дядя Петя свою долю оспаривают?»
Так и оказалось. Тётя Галя хотела ухватить хоть что-то, говоря, что она «роднее» Марине, ведь она дочь бабушкиной родной сестры, а Марина – внучка с другой стороны. Всё это звучало нелепо, но жажда заполучить имущество толкала Галю и прочих родственников на всякие кривотолки.
В день суда Марина вышла из дома пораньше. На улице завывал ветер, снег сыпался крупными хлопьями. Она поспешила к машине, стараясь не поскользнуться, и думала, что вся эта ситуация напоминает плохой спектакль. Четыре года она работала в другом городе, почти не виделась с родственниками. Тётя Галя с дядей Петей уж точно не позвали её ни на какое семейное торжество, хотя знала она, что у них были юбилеи, у сына свадьба. И никто Марины не пригласил. «Нет, – думала она, – это их право. Но почему теперь, когда речь зашла о наследстве, они первыми оказались на месте?»
В коридоре суда собрался целый табор. Марина узнала двоюродного брата – сурового мужика с крупными чертами лица по имени Егор. Рядом с ним в телефон уткнулась его жена Лида, она только поднимала глаза, чтобы кивнуть незнакомым людям. В углу стояли ещё какие-то дальние родственники, которых Марина видела пару раз в жизни. И вот – тётя Галя, дядя Петя. Они ни на кого не смотрели, что-то обсуждали на повышенных тонах. Когда Марина подошла, разговор оборвался.
– Привет, тётя Галя, – сказала она, чувствуя внутреннюю дрожь.
– Привет, – буркнула тётя и повернулась к мужу. – И вот, пожалуйста, уже заявилась. Все тут, значит.
Марина хотела возразить, сказать что-то вроде «Я имею право», но сдержалась. Подошла к Егору. Тот неопределённо кивнул, и они обменялись парой фраз о погоде. Потом адвокат позвал их в зал, судья появился почти сразу. Марина уселась на деревянную скамью, ощущая, как внутри всё сжимается. Она никогда прежде не участвовала в наследственных делах, но понимала: сейчас начнётся перетягивание каната.
– Граждане, – проговорил судья, поправляя очки. – Прошу соблюдать порядок. По факту мы имеем завещание от гражданки Ковылёвой Ольги Петровны, скончавшейся такого-то числа. В нём указано, что участок с домом в деревне Медвежье переходит к её внучке, Марине Андреевне Потёмкиной. Есть ли у других претендентов возражения?
Несколько человек подняли руки. Марина сжала кулаки. Судья пригласил к микрофону тётю Галю, та принялась расписывать чуть ли не полжизни: как она ухаживала за бабушкой, как возила ей продукты (хотя Марина прекрасно знала, что это неправда). Галя вспоминала, что бабушка не могла сама колоть дрова, и якобы это Галин Петя помогал. Зал слушал в тягостной тишине.
– Мы считаем, что завещание несправедливое, – подытожила Галя. – Бабушку могли ввести в заблуждение, она могла не понимать, что подписывает.
– У меня все документы на руках, – сказал адвокат, стоявший у судьи. – Здесь есть показания врача о дееспособности. Завещание заверено нотариусом.
Галя покраснела, но не сдалась. Дядя Петя тоже начал что-то возмущённо бормотать, рассказывал о том, что Марина сама к бабушке не ездила три года подряд, а они якобы навещали каждое лето. Марина вспыхнула. Она прекрасно помнила, что всё было ровно наоборот. Бабушка жаловалась на Галю: «Сама не приедет, ничего не спросит, только звонит, просит: “Ой, а как у тебя дела?”, но ни продуктами не помогает, ни словом добрым».
Марина встала:
– Ваша честь, я могу объяснить, почему я не ездила к бабушке так часто, как хотелось бы. Я работала в другом городе, высылала ей деньги. А тётя Галя с дядей Петей за всё это время ни разу не пригласили бабушку даже на дачу – хотя обещали.
– А какой она могла добраться до нас на дачу? – выкрикнула Галя и, смутившись, быстро замолчала.
Судья устало поднял руку, призывая к порядку:
– Давайте без лишних эмоций. Мы рассматриваем вопрос о действительности завещания. Врачи подтверждают, что бабушка Ольга Петровна понимала смысл документа. Значит, он законен. Если у вас есть иные доводы, предоставьте. Если нет, переходим к следующему этапу.
Галя притихла, Петя кашлянул в кулак, потом проворчал:
– Мы считаем, что она была под давлением…
Но ни документов, ни свидетельств не имели. Судья, выслушав их, объявил перерыв. Все вышли в коридор, адвокат Марины кивнул ей: дело почти решённое, тётя Галя вряд ли что-то докажет. Но в воздухе носилась злость.
В коридоре Галя не выдержала:
– Скажи на милость, Марин, как же так получается? Ты столько лет не появлялась. Где ты была, когда мы звонили, приглашали?
Марина опешила:
– Что-то я не помню приглашений. Последний раз, когда бабушка лежала в больнице, я была там каждый день. А вы, простите, где были?
Галя отвернулась. Петя вдруг начал говорить:
– Мы люди немолодые уже, нам было тяжело ездить. И, кстати, это неправда, что мы не навещали. Может, не так часто…
– Да хоть бы раз вы пригласили меня на день рождения вашего сына, – не удержалась Марина. – Я же слышала, что у него свадьба была. Чуть ли не всё семейство было там. Меня одну не позвали. Нет уж, не надо говорить ерунды, будто я сама не хотела.
Галя прикусила губу. Видимо, вспомнила, как не сочли нужным сообщить Марине ни о свадьбе, ни о рождении их внука. Зато сейчас очень хотят кусочек земли и дома. Неловкая пауза затянулась. Подошёл Егор с женой, попытался сгладить обстановку:
– Может, все успокоимся, а? Пойдёмте чаю выпьем.
Но Галя недружелюбно посмотрела на всех и, буркнув «Я не пью чаю с предателями», отошла в сторону.
– Прекрасно, – шепнул Егор, – и кто здесь предатель?
Марина вздохнула и молча села на лавку в коридоре, глядя на желтоватый линолеум. В памяти всплыли воспоминания детства: как все они собирались на даче у бабушки, играли в футбол, жгли костры. Тогда Галя с Петей были вполне доброжелательны, Галя даже смеялась, когда Марина падала в траву. Но шли годы, и отношения холодели. Бабушка говорила: «Они теперь в город перебрались и забыли про всех». А когда Марина стала взрослой, пошла работать, тётя Галя и дядя Петя будто вовсе вычеркнули её из своей жизни.
И вот что странно: эти люди не звали её в гости годами, но на суд явились первыми, возглавив почти крестовый поход против Марины.
После перерыва судья выслушал остальных родственников. Егор покрутил головой и заявил, что он вообще не претендует на участок, что он приехал только поддержать семью и послушать, как всё будет происходить. Нашлись какие-то дальние тётки, которые пытались вставить слово, но адвокат пояснил, что в завещании всё однозначно прописано. Несколько часов шли бюрократические процедуры. Тётя Галя до последнего надеялась, что судья как-то смягчится, примет её аргументы, но судья, казалось, уже принял решение.
И вот, наконец, объявили: «Завещание действительно, участок переходит к Марине Андреевне Потёмкиной, и решение вступает в силу…» Марина почувствовала, как у неё с плеч сваливается груз. Будто кто-то убрал огромный камень с души. Ей достанется этот участок, она сможет сохранить его, ухаживать за домиком, как и мечтала. Но почему-то радости не было. Вместо неё тлела горечь. Как же всё получилось? Почему семья, когда-то сплочённая, теперь превратилась в группу врагов?
Судья вышел, адвокат собрал бумаги. Марина поднялась, не зная, куда деться от пристальных взглядов. И вдруг увидела, что тётя Галя идёт к ней. Тон её был резкий, но старалась говорить тихо:
– Поздравляю, Марина. Получила своё. Бабуля что-то там написала, а ты, значит, радостная.
– Мне нечего радоваться, – тихо ответила Марина. – Бабушки уже нет. А дом – это память о ней.
– Ну, да-да, – Галя поморщилась. – Жаль только, что вы её обманули. Ладно, живи со своей памятью, коли такая честная.
– Никто никого не обманывал, – вмешался адвокат. – Завещание законное, прошу вас…
Галя махнула рукой, Петя пристроился сзади, шипя что-то про «нечестность», и оба ушли, ударив дверью по косяку. Марина посмотрела им вслед. Егор с женой подошли, пожали плечами:
– Ничего не поделаешь. Мы им предлагали по-хорошему. Ну что, поедешь теперь в деревню?
– Да, – ответила Марина. – Хочу привести дом в порядок. Бабушкино место. Пусть живёт дальше, нельзя же его просто продавать.
– Понимаю, – сказал Егор. – Если что, обращайся. Мы хотя бы были с бабушкой на связи. Правда, не часто виделись…
– Спасибо, – кивнула Марина.
Она поблагодарила адвоката, тот сказал, что вся бумажная волокита ещё займёт пару недель. Но по сути вопрос решён. Можно спокойно располагать домом и участком. Марина вышла из здания суда, вспомнила, что с утра ничего не ела, а уже вечерело. Снег продолжал валить, но теперь в свете фонарей всё казалось чуть теплее. В груди было странное опустошение – как будто марш-бросок закончился, а впереди ещё неизвестная дорога.
На следующий день Марина заварила чай, села у окна. Перед ней лежало старое бабушкино письмо, найденное на чердаке месяц назад. Бабушка писала: «Прости, внучка, если что не так. Я знаю, что Галя с Петей тебя не любят. Это они когда-то считали, что я им должна денег, а я им отказала, вот и сердятся. А ты, дочь, не обижайся на них. Если сможешь, поддержи, когда мне не станет».
Такие слова. Бабушка была человеком добрым, хотела, чтобы никто не ссорился. Но разве можно склеить разбитую чашку, если одну часть давно выкинули?
В раздумьях Марина не заметила, как зазвонил телефон. Звонил Егор.
– Привет, – сказал он немного смущённо. – Слушай, Марин, у меня тут есть знакомая бригада, могут помочь с ремонтом в деревне. Там же дом старый, если хочешь привести в порядок, то, может быть, позовёшь специалистов?
– Да, задумалась о ремонте, – призналась она. – Только надо сначала туда доехать, посмотреть, что и как. Давно я там не была, может, крышу течёт, печку разобрали.
– Понял, – кивнул Егор. – Держи меня в курсе, вдруг у меня получится помочь.
Марина улыбнулась. В детстве они были дружны, с Егором бегали в огород, играли в прятки. Потом разъехались. Он уехал на север, а она в столицу. Но было бы приятно восстановить эти ниточки. Хоть кто-то в семье не хочет её растоптать.
Через неделю Марина выбрала выходной и поехала в деревню. Снег растаял, дороги были сырые, местами ещё лежал грязный слякотный наст. Дом стоял посреди просевшего забора, выглядел чужим. Подъехав, она выключила двигатель, вышла и сразу учуяла запах прелых досок. Крыльцо покосилось, табличка над дверью облетела. Но сердце заныло: здесь прошли самые лучшие детские каникулы.
Она зашла внутрь. Пахло пылью, тишиной, заброшенностью. Паутина свисала в углу, мебель, покрытая тряпками, ждала, когда о ней вспомнят. Окна были целы, но кое-где сквозили трещины. Пол скрипел под ногами, печка, кажется, была в порядке, только закопчённая. Марина скинула пальто, надела прихваченный с собой фартук и начала протирать пыль. Затем решила проверить комнаты. В большой комнате стоял сундук, в нём бабушка хранила невесть что. Марина приподняла крышку и увидела старые платки, занавески, какие-то фотокарточки. Наверху лежала тетрадка с рецептами, а под ней пожелтевший конверт.
В конверте оказалось письмо, написанное корявым почерком: «Ольга Петровна, вы нам обещали ссуду на ремонт…» Подпись – Галина Петровна. Та самая тётя Галя. Письмо было датировано пятью годами ранее. Марина задумалась. Выходит, Галя просила денег у бабушки на ремонт и обижалась, что не получила? Вот и причина их вечных обид. Может, отсюда всё и пошло, вся эта семейная трещина.
– Как жаль, – шепнула Марина.
Она хотела найти какой-то положительный момент, но ничего, кроме грусти, не чувствовала. Возможно, если бы бабушка дала им тогда денег, всё сложилось бы иначе? Или же Галя нашла бы новый повод обидеться?
Почти весь день Марина выметала мусор, меняла занавески, проветривала комнаты. К вечеру силы иссякли, и она решила вернуться в город. Завтра договорится о небольшом ремонте, начнёт восстанавливать дом, пусть даже медленно. Это бабушкина память, здесь ей хочется сохранять тепло, а не пускать на самотёк.
Когда Марина уже собиралась уезжать, во двор ввалился автомобиль. Машина, старая и пыльная, въехала прямо в калитку. За рулём сидел… дядя Петя. Она узнала его, хоть и не ждала. Сердце ухнуло куда-то вниз. Зачем он здесь?
Петя вышел, тяжело дыша, посмотрел на дом:
– Ну да, всё поросло травой. А что удивляться, раз не было хозяина.
Марина сжала руль, не понимая, как реагировать.
– Здравствуйте, – сказала она, выходя из машины. – Вы к бабушкиному дому?
Петя отвёл взгляд:
– Да. Хотел глянуть, что тут у нас. Пока ты всё не заграбастала. Может, я ещё успею что-то отстоять…
– Суд уже всё решил, – напомнила Марина. – Дом принадлежит мне, законно. Но если вам нужно что-то из вещей, можете взять. Не буду запрещать.
Петя насупился:
– Да мне ничего не надо. Дом ваш, как говорится. В деревню я не собирался приезжать, просто…
Он запнулся, погладил подбородок:
– Просто Галя говорит, мол, поехал бы, вдруг там наши старые фотографии? Или мебель, которую бабушка обещала нам отдать. А я считаю, что бабушка уже умерла, и всё ушло вместе с ней.
Марина поняла, что ему тяжело: он не может сформулировать, зачем приехал. Возможно, хотел убедиться, что всё это не пустая болтовня и Марина действительно взялась за дом. Или искал повод снова обвинить её. Но вместо этого смотрел на покосившийся забор, отведя глаза.
– Хотите зайти? – предложила она через силу. – Посмотрите, может, что-то узнаете, вспомните.
Петя пожал плечами. Пошли к крыльцу. Марина распахнула дверь, и они вошли в прохладные комнаты. Она коротко рассказала, что планирует отремонтировать крышу, печку, хочется сделать небольшой сад. Петя слушал, потом неожиданно сказал:
– А знаешь, мы же не всегда были такими… отчуждёнными. Бывало, собирались на праздники.
Марина кивнула:
– Помню. Было весело. Потом вы перестали звать меня. И я посчитала, что не нужна.
Петя хмыкнул:
– Не звали, да… Галя почему-то на тебя злилась. Говорила, что бабушка тебя боготворит, а нас обделяет. Мне было всё равно, если честно. Но жену поддерживал, а как иначе.
Он пошёл в дальнюю комнату, там увидел старую люстру. Марина слышала его тяжёлый вздох.
– Так вот она какая, Галина обида, – пробормотала Марина себе под нос.
Спустя минуту Петя вернулся:
– Там я ничего не трогал. У вас, я вижу, порядок. Ладно… хотел сказать, извини, что мешал. Но, знаешь, Галя так просто не отступится, она будет ещё ругаться и, может, в суд подаст апелляцию.
– Пусть подаёт, – пожала плечами Марина. – Мне скрывать нечего.
Петя затоптался у порога:
– Я поеду тогда.
– Счастливо, – ответила Марина.
Он вышел, чуть прихрамывая, и захлопнул за собой дверь. В окне машины подскочила Галя, видимо, ждала в салоне. «Она, наверное, даже не захотела заходить, – подумала Марина. – Настолько злится.» Машина рывком выехала со двора, чуть не снесла калитку, и затарахтела по дороге обратно в город.
Марина осталась стоять в пустом доме. Тишина была настолько глубокой, что невольно закралось чувство одиночества. Вот она, побеждённая территория? Зачем, кому всё это теперь нужно? Только ей одной, видимо.
Прошло около месяца. Марина привезла бригаду, начали перестилать крышу, менять гнилые доски. Сама она приезжала в деревню каждые выходные, иногда оставалась с ночёвкой, разводила огонь в печке и сидела вечерами, слушая треск дров. Местная тишина и покой помогали забыть все эти суды и ссоры. Но было одно «но»: периодически Галя звонила то Егору, то кому-то из родни, жаловалась, что Марина «всё себе загребла». Каких-то официальных действий не предпринимала, но семена негатива сеяла регулярно.
Как-то вечером Егор пришёл к Марине уже в городе:
– Слушай, она там такое говорит, что якобы у неё есть показания, что бабушка была невменяема. Я спрашиваю: «Галя, какие у тебя показания? Ты же сама не врач, никаких справок нет», а она молчит. Мне кажется, она просто не успокоится. Но в суд снова подавать – это деньги, время. Может, ограничится криками.
Марина вздохнула:
– Мне уже всё равно, пусть говорит. Бабушки нет, не вернуть. Дом – память. Что бы она там ни кричала, суд уже вынес решение.
– Понимаю, – Егор отвёл взгляд. – Я иногда жалею, что в семье такие разлады. Вроде мы все одна кровь. А ведём себя, как чужие.
Марина кивнула. Эта больная мысль мучила её и раньше. Она вспомнила, как Галя могла принести бабушке пирожки, когда-то давно. Почему же потом всё пошло под откос?
Весна пришла с неожиданным теплом, и в деревне всё зазеленело. Марина приехала, чтобы посадить пару кустов сирени во дворе, сделать грядки. Крышу уже перекрыли, оставались мелочи по отделке. У крыльца её встретил деревенский почтальон, сунул конверт. Внутри оказалось уведомление: «В районный суд поступила апелляция со стороны Галины Петровны…» Марина не удивилась, но в душе неприятный укол. Значит, всерьёз тётя Галя решила затянуть её в новый судебный процесс.
Она прошла в дом, поставила сумки, закуталась в плед и немного погрелась у печки. Вечером позвонила адвокату, тот сказал, что никаких шансов у Гали нет, но придётся снова участвовать в заседании. Марина закрыла глаза, пытаясь собраться с силами.
Через неделю они снова встретились в зале суда. Это был уже новый судья, апелляционное заседание. Галя, высоко подняв подбородок, повторяла то же самое про «ввели в заблуждение». Адвокат Марины отмалчивался, потому что все аргументы уже звучали, и судье всё было ясно из предыдущих материалов дела. Вся эта возня заняла часа два. В конце судья вынес вердикт: «Решение первой инстанции оставить без изменений». Галя что-то пробормотала, судья строго глянул на неё, и всё закончилось. Апелляция не удовлетворена.
Уже в коридоре Марина подошла к тёте, пытаясь сохранить в голосе доброжелательность:
– Тётя Галя, поймите, я не хочу с вами враждовать. Дом остался мне. Вы можете приезжать, если захотите. Всегда. Просто давайте не будем тратить друг на друга злобу.
Галины глаза горели плохо скрываемым отчаянием:
– Нам ничего от тебя не надо. До свидания.
Она ушла, громко стуча каблуками. Петя на этот раз не пришёл, видимо, его вся эта канитель тоже достала. Марина вздохнула, осознав, что мир не наступит. Кто-то не умеет признавать поражение, а заодно не хочет идти навстречу. Ей было грустно, но сделать она ничего не могла.
Лето пролетело быстро. Дом в Медвежье по-настоящему ожил, когда Марина завезла туда мебель, кое-что отреставрировала. Часто приезжал Егор с женой, иногда помогал колоть дрова, а она кормила их пирогами. В саду посаженные кусты сирени давали слабую зелень, и казалось, что будущее здесь есть.
Под осень, когда Марина уже собиралась закрывать дом на зиму, во двор заглянула незнакомая женщина. Оказалось, это давняя знакомая бабушки, тётя Люба из соседней деревни.
– Увидела, что дом открытый, думала, загляну. Хорошо, что ты сюда зачастила. А то страшно, когда дом пустой.
Марина улыбнулась:
– Тётя Люба, заходите, я как раз чай поставила.
Они разговорились. Тётя Люба была одинокой женщиной и раньше часто заходила к бабушке. Теперь вот хотелось ей вспомнить добрые времена. Слово за слово, за чаем она вдруг сказала:
– А знаешь, твоя тётя Галя когда-то уговаривала Ольгу Петровну всё своё имущество на неё переписать. Она думала, что раз уж ты редко приезжаешь, то и бабушке ты не нужна. А ведь не всегда в гости часто заходить – значит не любить. Жизнь у каждого сложная. Ольга Петровна говорила, что ты душе ближе. И она была рада, что с тобой хоть и редко виделась, но чувствовала родство.
Слёзы навернулись на глазах Марины. Тётя Люба говорила именно то, что лежало на сердце. С детства Марина любила бабушку, а дальние родичи, включая Галю, порой воспринимали старушку как источник материальной выгоды.
– Тётя Люба, – спросила она тихо, – а как думаете, Галя когда-нибудь простит меня? Или нет?
Тётя Люба покачала головой:
– Не знаю. На обиды люди горазды. Главное, что ты не держишь зла. Живи и радуйся, что бабушка оставила тебе этот дом.
Они сидели ещё некоторое время, вспоминая, как бабушка делала пироги со смородиной и жарила картошку с луком. У Марины на душе потеплело, будто сама бабушка сидит рядом.
На следующий день, когда Марина уже собралась уезжать, её телефон зазвонил. Звонила Галя. Марина опешила, но ответила, сжавшись внутри.
– Да?
– Слушай, – голос тёти был усталым, – ты должна знать, что мы с Петей продаём свою квартиру и уезжаем подальше. Не можем мы в этом городе находиться, слишком тяжело.
– Мне жаль, – выдавила Марина. – Но это ваш выбор.
– Хочу сказать… ты не думай, что я клянчу что-то. Уже поздно. Просто скажи спасибо, что не придём больше с судами. Адвокат наш говорит, бесполезно. Так что живи. Может, встретимся когда-нибудь…
Марина не знала, что ответить. На языке вертелось: «Приезжайте в гости, двери открыты». Но она понимала, что Галя не примет этого приглашения. Тётя глухо пробормотала «Ладно, бывай» и отключилась.
Марина закрыла глаза, чувствуя, как непростая эта история, которую не закончишь одним росчерком пера. Да, дом и земля – это теперь её официальное наследство. Да, враги (если можно так назвать родных людей) не звали её годами, но явились первыми к дележу. Суд был выигран. Но какой ценой? Порвались ли они окончательно, эти связи, или ещё можно что-то восстановить?
Остаток дня Марина провела, убирая дом, натирая пол, складывая инструменты. Потом вышла во двор и долго смотрела на грядки, где едва-едва взошла зелень. Внутри поднималось тихое чувство благодарности бабушке: она оставила ей этот уголок, где можно дышать легко, где в памяти живут детские голоса и смех.
Шёл сентябрь, листья желтели. Марина закрыла дом на зиму, уезжала с уверенностью, что весной вернётся. Глядя на покосившийся забор, на старую яблоню, вспомнила слова бабушки: «Семья – это не только праздники, семья – это и труд, и иногда слёзы. Но без семьи человек одинок». Бабушка уже не увидит, как она тут хозяйничает, и не помирит Марины с Галей, которая сама уходила от разговора, не желая примирения.
Марина кинула в багажник сумку, завела машину и выехала на дорогу. Вообще-то у неё есть надежда: вдруг пройдёт время, уляжется обида, и кто-нибудь из родни захочет приехать, вспомнить детство. И пусть они не звали её в гости годами, зато у неё хватит сил стать мудрее и позвать их самой. В конце концов, бабушка учила прощать, а не множить вражду.
Пока машина пробиралась по ухабам, Марина посмотрела в зеркало заднего вида на то, что оставляла позади. Дом, сад, старая деревянная калитка. Всё это теперь её. С этой земли всё начиналось в её детстве, отсюда же она понесёт бабушкину память дальше. И никакой суд, никакая ругань этого не отнимет.
