Люба успела снять пальто и расстегнуть сапоги, как из кухни донёсся металлический лязг. Пахло поджаренным луком и чем‑то приторно‑кислым — Олег всегда перебарщивал с бальзамическим уксусом. Она задержала дыхание: если прямо сейчас тихонько пройти в спальню, переодеться и спрятаться за экраном ноутбука, может, вечер обойдётся без выяснений.
— Сколько можно ждать? — окликнул Олег. — Я уже подал.
Звон вилок, глухой стук стаканов о стол: обычная музыка их двухкомнатной квартиры по вечерам. Люба вошла на кухню, смахнула со лба мокрые пряди. Целый день моталась по собеседованиям: то ли кризис, то ли просто невезение — нигде даже не оставили надежды.
— Извини, пробки, — сказала она и машинально потянулась к тарелке с тёплой пастой.
— Ты не платишь — значит, не ешь! — отрезал он, и тарелка исчезла из‑под её пальцев.
Секунда — и она увидела, как ленточки фетуччине вместе с паром плывут на его сторону стола, как он демонстративно виляет ложкой в соусе.
— Что ты творишь?
— Питаемся по справедливости, — пожал плечами Олег. — Я плачу за продукты, за свет, за интернет. Двадцать четыре дня ты «в поиске новой себя». Может, пора вспомнить, что холодильник не волшебный.
По спине у Любы побежал холодок. Она положила сумку на стул — ремень дрогнул в ладони, будто вещь тоже понимала, что происходит.
— Это временно. Я гоняю по вакансиям с утра до вечера.
— Но счётчик не временный. За отопление выставили предоплату. Сколько ты сегодня привезла домой?
Звонок телефона вырвал её из ступора. На экране — «Маша школа», дочкин номер.
— Алло, котёнок, как дела?
— Мам, я ещё у репетитора. Ты приедешь за мной?
— Конечно, — выдохнула Люба и почувствовала, как Олег вскидывает бровь.
— Такси? — ухмыльнулся он, когда она убрала телефон. — Такси тоже бесплатно?
— Я съезжу на метро.
— Метро до учителя музыки? Двадцатый километр, привет.
Он пододвинул к ней счёт‑фактуру, где цифры выделены маркером.
— Давай так. Ты ищешь работу. Хорошо. Но пока—экономим. Возьмёшь Машу — пусть погуляет на школьном автобусе.
Люба открыла шкаф, достала хлебную горбушку: желудок скрутило. Она не стала просить вернуть пасту, просто съела корку, запила тёплой водой из‑под крана.
Ничего, переживём, думала она, надевая пальто уже второй раз за вечер.
В маршрутке тошнило от запаха дизеля. Она стояла, держась за перекошенный поручень, а внутри вспоминала: год назад, день их свадьбы. Олег процитировал родную бухгалтерию: «Мы вдвоём — значит, всё поровну». Тогда казалось милым. «Я никогда не позволю тебе чувствовать себя должницей», — обещал он.
Майлстрим обещаний разваливался так же быстро, как осыпалась краска на их дверце шкафа‑купе: один угол отвалился, но руки у хозяина дошли лишь до упрёков.
У репетитора Маша встретила маму сияющей.
— Учим «Лунную сонату»! Слушай!
Пальцы заскользили по расстроенному пианино, несколько фальшивых клавиш заставили Любу вздрогнуть. Дочь шла домой радостная, трещала обо всём подряд: завтра школьный спектакль, ей дали роль дерева — «но дерево с монологом!»
— Мам, мы купим зелёную ткань?
— Купим, конечно, — кивнула Люба, и мгновенно вспомнила: «зелёная» — значит, метров пять сатина, плюс бахрома. Пятьсот рублей? Семьсот?
Олег по вечерам любил составлять сметы; наверно, и костюм внесёт туда — «твоё увлечение, твои расходы».
В подъезде на доске объявлений висел счёт за лифт. Бумажка качнулась от сквозняка: сумма три тысячи. Простая цифра ударила больнее слов мужа.
В спальне Маша сразу врубила ноут, надела огромные наушники. Люба задумалась: как сказать дочери, что денег нет даже на школьный обед?
Она подошла к окну. За стеклом зажигались огни соседних квартир. Там, наверно, кто‑то смеётся, жарит сырники, ругается из‑за глупостей и всё равно делит ужин поровну.
Телефон мигнул: сообщение от подруги Жени. «Открываем маленькое SMM‑агентство. Нужен копирайтер на проекты. Ты как?»
Сердце ухнуло: наконец‑то шанс! Люба тут же набрала подругу.
— Да‑да, нужна прямо вчера. Стартуем с мебельным салоном. План публикаций, пара статей, тексты для сайта. Успеешь до понедельника?
— Конечно! — глаза зажглись. — Женя, ты спасатель.
За дверью донеслись шаги: Олег вернулся из душа, полотенце на плечах. Он увидел её оживлённую.
— Работа? — спросил сухо.
— Есть шанс. Но нужно посидеть ночами, — осторожно улыбнулась Люба.
— Аванс?
— Пока нет.
Он мотнул головой:
— В нашем мире есть только две валюты — деньги и время. Хочешь играть за «время» — не трать моё. Спать я иду один, чтобы клавиатура не щёлкала под ухом.
Ночь пахла кофе и отчаянием. Люба написала первую статью, разбила текст на абзацы, подобрала эпиграф из Чехова. За окном редкие машины брызгали по мокрому асфальту. Каждый визг тормозов словно напоминал: счётчик тикает.
В три ночи её вырубило прямо на клавиатуре. Проснулась от будильника и от боли в запястьях; мозг ломался пополам, слова путались.
На кухне — тишина. На столе две ложки каши и записка: «Сахар дорожает».
Утром Олег уходил рано. Настукивал ботинком о порог: сигнал — «просыпайся, а то опоздаешь». Маша тоже собиралась: торопилась попросить денег, но видела маму полусонной и замолчала.
Люба запихнула дочке бутерброд без колбасы.
— Мам, ткань! Сегодня последний день.
— Знаю, позже купим. Отдашь завтра.
Маша нахмурилась, но кивнула:
— Просто завтра сдаём реквизиту, без костюма не допустят к репетиции.
Потом дверь захлопнулась, и в квартире стало пусто.
Компьютер нагрелся, вентилятор гудел. Люба писала второй текст, когда раздался звонок домофона. Курьер протянул конверт. Внутри — банковское извещение: просроченный взнос по кредитной карте. Три тысячи штраф.
Руки затряслись. Прямо поверх уведомления она записала: «три, лифт — три, ткань — семьсот», потом чиркнула многозначительный ноль.
Под вечер позвонила Женя, обсудили правки. Отложив трубку, Люба заметила, что на часы не смотрела почти целый день. Восемнадцать ноль две. Маша кончает занятие в шесть ноль ноль.
Опять опоздала.
Она выскочила, забыла телефон. Когда прибежала к школе, дочь сидела на ступеньках, поджав ноги.
— Прости, — шепнула Люба.
Маша пожала плечами.
— Ладно. Но репетиция завтра рано. Без костюма будет штраф.
— Я всё устрою.
— А папа где?
Вопрос пронзил воздух. Люба задумалась: сколько раз за последние недели Маша назвала Олега папой? Похоже, впервые.
— Он занят.
— Он злится, да?
— Нет, — соврала она. — Маш, у тебя в сумке остался проездной?
— Да, а на метро мы поедем или в пиццерию?
Сердце заныло: последнее совместное «счастье» — пицца в начале сентября, когда у мамы ещё была зарплата.
— Домой. Я приготовила картошку фри.
Дочь покорно кивнула. Люба поймала такси: опозорилась, но не могла тащить ребёнка три километра к автобусу.
Олег стоял на кухне, когда они вошли. На плите — пар из кастрюли.
— Гости? — спросил он, глядя на пакет с логотипом сервиса такси. — Разоряемся?
— Мы устали. Автобус отменили, — ответила Люба.
— Автобус не отменяют. Его нельзя отменить. Его можно не оплатить.
Маша тихонько скользнула в комнату.
Олег посмотрел на Любу:
— Знаешь, когда я понял, что тащу всё один? Когда нашёл твой счёт в кафе за прошлую неделю. Двести тридцать рублей. «Капучино и чизкейк».
— Я встречалась с рекрутером, — съёжилась она.
— Ужин на мои? А себе торт?
Он снял крышку кастрюли — там бурлил суп. Схватил половник и плеснул две порции в разные тарелки. Одну поставил перед собой, вторую — у края стола.
— Садись.
Люба села — ложку не взяла.
— Сладкоежка сегодня постится?
Молчание.
— Значит, так, — вздохнул Олег. — Я сейчас уйду в спортзал. Вернусь — обсуждаем бюджет. Ты показываешь все расходы, я — свои.
— Бюджет — это когда вместе, — прошептала она.
— А мы как? По отдельности?
Он хлопнул дверью.
Вздрогнув, Люба заметила дрожь собственной руки над тарелкой: ладонь испещрена россыпью луночек — следы ногтей, вжимавшихся всё это время. Совсем как на осях детской карусели, где краска стерлась от маленьких пальцев.
Ночью она закончила третий текст, переслала Жене и рухнула на диван. Маша давно спала. Олег не вернулся.
Сначала она переживала, потом вдруг стало всё равно. В одиннадцать позвонила Женя: заказчик в восторге, обещают предоплату завтра.
Люба вышла на лестничную площадку — ловить связь. Стукнула дверью — эхо пролетело вниз и вверх. Вдруг из темноты показался сосед — пенсионер с восьмого этажа.
— Доченька, у вас всё в порядке? — заговорил он.
— Всё хорошо, спасибо.
— Слышал, как ругались. У меня тоже было. С женой… давно… — старик замолчал, будто пряча воспоминания. — Главное — не молчать. Молчанка разрушает быстрее слов.
Слова попали прямо в больное место.
Вернувшись, Люба обнаружила на столе конверт. Внутри — квитанция за январь. Олег отметил красной ручкой: «Твоя доля». Рядом чёрным — «детский костюм 700».
Она открыла шкаф, достала шкатулку, куда откладывала мелочь. Высыпала на стол: одни пятилетки и десятки, рублей триста с копейками.
Хлопнула дверь — Олег пришёл. Она подняла голову.
— Что за детский сад? — спросил он, увидев кучу монет.
— Это моя доля.
— Ты издеваешься?
— Нет. Ты говоришь — поровну. Вот моя половина.
— Тогда завтра Машу везёшь к отцу. Пускай он финансирует.
Люба встала:
— Она твоя падчерица. А не груз.
— Нет, — усмехнулся он, — падчерица — это когда на всё хватает. Сейчас у меня есть только одна дочь — ипотека.
В этот миг окно на кухне хлопнуло ветром, клапан вытяжки громко задребезжал. И словно этот звук сорвал тетиву: Люба схватила стул, отбросила назад, взяла монеты, пересыпала в полотняный мешочек.
— Я уеду к маме, — сказала она. — Завтра.
— Куда? В коммуналку?
— Да. Там нет сметы за ужин.
Ночь прошла тревожно. Олег спал на диване в зале, Люба рядом с Машей. Девочка крутилась, обнимала маму.
— Мам, почему ты плачешь?
— Сон приснился грустный. Спи, котёнок.
Утром Люба проснулась от запаха кофе. Олег сидел на кухне, держал толстую тетрадь.
— Садись, — тихо сказал он. — Я, кажется, сошёл с ума.
Люба не ответила.
— Я боюсь бедности. Как бульдозера: если пропущу платеж, она снесёт всё. Поэтому я стал считать. Счёт вместо доверия. Прости.
Он подвинул к ней тетрадь: графики, колонки, цифры. На одной странице — «План восстановления гармонии».
— Я продал абонемент в спортклуб. Эти деньги — тебе. И ещё позвонил кредитору, попросил каникулы на два месяца. Только… — он опустил глаза. — Ты вернёшься?
Люба вздохнула.
— Вернусь, если будем решать вместе. У Маши спектакль. Дашь денег на костюм? Или будем ждать, пока она заработает?
Олег криво улыбнулся:
— Я уже купил зелёный сатин. Наверно, не тот оттенок, но…
Она впервые за долгое время посмотрела на него без тумана злости.
Вечером они втроём шли по торговому центру — искать бахрому. Маша болтала без умолку, примеряла шапочку в форме дубового листа. Люба заметила, что ни разу не взглянула на ценники с ужасом.
Олег то и дело проверял телефон — будто боялся пропустить что‑то важное. Потом всё‑таки поднял взгляд:
— Готов спорить, что после премьеры ты захочешь кофе. Угощаю. Да, на мои.
Люба улыбнулась.
— Только одно условие: никакой сметы на чизкейк.
— Договорились.
