— Триста пятьдесят тысяч? Ты серьёзно? — Татьяна оторвалась от ноутбука и уставилась на мужа. — Миша, это почти половина нашей заначки на первый взнос по ипотеке!
Михаил неловко переминался с ноги на ногу, стоя посреди кухни с телефоном в руке. Только что закончился разговор с сестрой, и он явно не знал, как преподнести жене новость.
— Тань, ну это же мамин юбилей. Шестьдесят лет бывает только раз в жизни, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Олеся говорит, что они хотят арендовать банкетный зал в «Метрополе», пригласить тамаду, организовать шоу-программу…
— А золотую карету с лошадьми они не хотят? — Татьяна захлопнула ноутбук. — Миш, мы два года копим на квартиру. Два года отказываем себе во всём. Я последний отпуск брала, когда мы поженились. И тут твоя сестрица звонит и требует отдать ей кучу денег на понты?
Михаил вздохнул и сел напротив жены. Он знал, что разговор будет непростым. В его семье всегда было принято участвовать во всех семейных мероприятиях — и морально, и материально. Особенно материально. Когда его двоюродная сестра выходила замуж, все скидывались на свадьбу. Когда племянник поступал в университет, родственники собирали деньги на ноутбук. Когда дядя попал в больницу, семья оплатила лечение. Это было нормой, традицией, чем-то само собой разумеющимся.
Но Татьяна выросла в другой семье. Её родители научили её рассчитывать только на себя и не ждать помощи от других. И уж тем более не требовать её.
— Тань, пойми, для мамы это важно, — Михаил осторожно коснулся руки жены. — Она всю жизнь работала, поднимала нас с Олесей одна после смерти отца. Она заслужила праздник.
— Я не против праздника, Миш, — Татьяна отодвинула руку. — Я против того, чтобы тратить такие деньги. Можно устроить семейный ужин дома, пригласить близких друзей. Зачем этот пафос в «Метрополе»?
— Олеся говорит…
— Олеся, Олеся! — перебила его Татьяна. — Твоя сестра в тридцать пять лет живёт с мамой, сидит у неё на шее и ещё имеет наглость указывать нам, как тратить наши деньги?
Михаил нахмурился. Он не любил, когда Татьяна критиковала его сестру. Да, Олеся была не самым приятным человеком. Да, она до сих пор жила с матерью и не спешила строить свою семью и работать. Но она была его сестрой, и он чувствовал обязанность защищать её.
— Тань, давай не будем начинать, — устало сказал он. — Просто скажи — ты согласна дать деньги на мамин юбилей или нет?
Татьяна встала и подошла к окну. За окном шёл дождь, капли стекали по стеклу, размывая очертания соседних домов. Она думала о квартире, которую они с Мишей присмотрели в новостройке. О том, как они планировали обустроить детскую. О том, что ипотеку нужно будет выплачивать пятнадцать лет, и каждый рубль на счету.
— Нет, — твёрдо сказала она, повернувшись к мужу. — Я не согласна. Мы можем подарить твоей маме что-то ценное, но не такую сумму. Это наши общие деньги, Миш. Наше будущее.
Михаил смотрел на жену, и в его глазах читалось разочарование. Он встал, взял куртку и направился к двери.
— Куда ты? — спросила Татьяна.
— На работу, — коротко ответил он. — У меня совещание через час.
— Миш, мы не закончили разговор.
— Закончили, Тань, — он обернулся в дверях. — Ты всё сказала. Я тебя услышал.
Дверь закрылась, и Татьяна осталась одна на кухне. Она знала, что это только начало конфликта. Олеся не отступит, а Михаил окажется между двух огней — между женой и семьёй. И кого он выберет, было большим вопросом.
Татьяна вернулась к ноутбуку и открыла страницу банка. На счету было чуть больше семиста тысяч — их с Мишей сбережения за два года экономии. Если отдать триста пятьдесят, придётся отложить покупку квартиры ещё на полгода, а то и больше.
«Нет, — подумала она. — Это слишком. Надежда Петровна поймёт. Она разумная женщина».
Но в глубине души Татьяна знала, что свекровь не поймёт. И что самое страшное — не поймёт Михаил.
— Смотрите, кто у нас тут, — голос Олеси разнёсся по всему супермаркету. — Наша бережливая невестушка!
Татьяна замерла у полки с морепродуктами, где только что положила в корзину упаковку королевских креветок. День и без того выдался тяжёлым — на работе завал, с Мишей после утреннего разговора так и не созвонились. А теперь ещё и это.
— И правда, зачем тратиться на мамин юбилей, когда можно себе деликатесы покупать? — Олеся демонстративно заглянула в корзину Татьяны. — О, тут ещё и лосось, и вино французское! Да ты, смотрю, совсем не бедствуешь.
Несколько покупателей обернулись на громкий голос. Татьяна почувствовала, как краска заливает лицо.
— Олеся, — тихо сказала она, — давай не будем устраивать сцен.
— Сцен? — Олеся картинно всплеснула руками. — Какие сцены? Я просто говорю правду. Ты отказываешься помочь с юбилеем мамы, которая всегда относилась к тебе как к родной дочери. При этом тратишь деньги на всякие изыски.
— Это наши с Мишей деньги, — Татьяна старалась говорить спокойно. — И мы сами решаем, как их тратить.
— Ваши деньги? — Олеся усмехнулась. — Миша в этой семье вырос. Он знает наши традиции. А ты… Ты просто выскочка, которая думает только о себе!
Что-то щёлкнуло внутри у Татьяны. Все эти годы она терпела колкости Олеси, её намёки, её постоянные попытки вмешаться в их с Мишей жизнь. Но сейчас — хватит.
— Знаешь что, дорогая, — Татьяна поставила корзину на пол. — Я действительно думаю о себе. И о своём муже. О нашем будущем. О квартире, которую мы хотим купить. О детях, которых планируем. А ты? О чём думаешь ты, сидя в тридцать пять лет на шее у матери?
Олеся побледнела:
— Да как ты смеешь…
— Смею, — перебила её Татьяна. — Потому что я работаю. Я зарабатываю. Я строю свою жизнь. А ты только и умеешь, что требовать денег у родственников да устраивать показательные выступления в супермаркетах.
Вокруг них уже собралась небольшая толпа зевак. Кто-то снимал на телефон.
— Ты пожалеешь об этом, — процедила Олеся. — Миша узнает, как ты разговариваешь со мной.
— Пусть узнает, — Татьяна подняла корзину. — И передай Надежде Петровне — я очень её уважаю. Но в этот раз мы не сможем участвовать в празднике так, как вы хотите.
Она развернулась и пошла к кассам, чувствуя спиной злой взгляд Олеси. Руки дрожали, когда она выкладывала покупки на ленту. В голове крутилась одна мысль: сейчас Олеся позвонит Мише, и начнётся новый виток скандала.
Татьяна не ошиблась. Когда она подъезжала к дому, телефон разразился звонком.
— Ты можешь объяснить, что сейчас произошло? — голос мужа звучал глухо от едва сдерживаемого гнева.
— А что тебе уже наговорила твоя сестра? — устало спросила Татьяна, паркуясь у подъезда.
— Она в истерике. Говорит, ты оскорбила её при всех, назвала нахлебницей.
— Я сказала правду, Миша. Хочешь знать, что было на самом деле — приезжай домой. Поговорим.
Она отключила телефон и посмотрела на пакеты с продуктами. Креветки, лосось, вино — всё это должно было стать сюрпризом для мужа, романтическим ужином, попыткой загладить утреннюю размолвку.
Теперь же эти продукты стали поводом для нового скандала. И судя по шагам на лестнице, этот скандал начнётся прямо сейчас.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Михаил. Его лицо было настолько напряжено, что Татьяна невольно отступила на шаг. Он прошёл на кухню, даже не сняв обувь, и швырнул ключи на стол.
— Ты можешь объяснить, что произошло? — спросил он, не глядя на жену. — Олеся звонила маме в истерике. Теперь у мамы давление подскочило.
Татьяна медленно выложила продукты из пакетов. Королевские креветки, свежий лосось, дорогое вино — всё, что должно было стать основой для примирительного ужина, теперь казалось нелепым и неуместным.
— Я встретила твою сестру в супермаркете, — спокойно начала она. — Точнее, не встретила, а стала жертвой спланированной атаки. Она меня поджидала.
— Не выдумывай! — Михаил наконец посмотрел на неё. — С чего бы Олесе тебя выслеживать?
— А ты спроси у неё, — Татьяна положила лосось в холодильник. — Она начала громко комментировать мои покупки, говорить, что я трачу деньги на роскошь, но отказываюсь помогать с юбилеем твоей мамы. И делала это так, чтобы все вокруг слышали.
— И ты, конечно, не могла просто промолчать? — Михаил скрестил руки на груди.
— Нет, не могла, — Татьяна закрыла холодильник и повернулась к мужу. — Я не позволю ей унижать меня на публике. И вообще, почему я должна терпеть выходки твоей сестры?
— Потому что она моя сестра! — голос Михаила повысился. — Потому что у нас в семье принято уважать родственников!
— У вас в семье принято доить родственников, как дойных коров! — Татьяна почувствовала, как внутри поднимается волна горячей злости. — Они постоянно требуют от нас денег. То на ремонт маминой дачи, то на лечение вашей тётки, то на учёбу какого-то троюродного племянника!
— У нас принято помогать друг другу, — Михаил начал расхаживать по кухне. — А ты только и думаешь, что о своей выгоде.
— О нашей выгоде, Миша! — Татьяна сжала кулаки. — О нашем будущем! О нашей квартире, где мы планировали растить детей! Или ты уже передумал?
— Я не передумал, — Михаил остановился, — но сейчас речь не об этом. Ты оскорбила мою сестру. Унизила её публично.
— А она меня — нет? Назвала выскочкой, жадной, корыстной!
— Ты бы хоть извинилась перед ней…
Татьяна не поверила своим ушам.
— Я должна извиняться? За что?! За то, что защищалась, когда твоя сестра устроила публичное линчевание?
— За то, что ты сказала ей про то, что она живёт с мамой. Ты знаешь, что у неё проблемы с личной жизнью!
— Знаю, — Татьяна кивнула. — И знаю, почему у неё эти проблемы. Потому что она избалованная, эгоистичная, требовательная особа, которая привыкла, что весь мир вертится вокруг неё. Олеся никогда не работала по-настоящему, никогда не жила самостоятельно. И теперь она пытается командовать нами, указывать, как нам тратить наши деньги!
— Таня, — Михаил устало потёр лицо, — пожалуйста, просто извинись перед Олесей. Ради меня. Ради мира в семье.
— Нет, — твёрдо сказала Татьяна. — Не буду. И знаешь почему? Потому что устала прогибаться под твою семью. Устала терпеть постоянные намёки, что я недостаточно хороша для тебя, что я не вписываюсь в ваш клан. Устала, что наши планы и мечты всегда отходят на второй план, когда твои родственники требуют денег.
— Ты хоть знаешь, что теперь о тебе подумают мои родственники?
Она подошла ближе к мужу, глядя ему прямо в глаза:
— Да я плевать хотела, милый ты мой, что именно будут думать обо мне твои недоразвитые родственнички! Думать-то им нечем!
— Думай, что говоришь!
— Они могут считать меня кем угодно, но я не позволю им вытирать об меня ноги! — её голос зазвенел от напряжения.
— Таня! — Михаил был потрясён. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Прекрасно понимаю, — она скрестила руки на груди. — И ты тоже должен понять. Либо ты мой муж, и мы с тобой семья. Либо ты до сих пор мамин сыночек и Олесин братик, которым они манипулируют как хотят.
Михаил молча смотрел на неё несколько секунд, потом развернулся и пошёл к выходу.
— Куда ты? — спросила Татьяна.
— К маме, — коротко ответил он. — Мне нужно подумать.
Дверь закрылась, и Татьяна осталась одна. Она медленно села на стул и обвела взглядом кухню. Продукты для романтического ужина так и остались лежать на столе. В голове была пустота и странное ощущение свободы. Наконец-то она сказала всё, что накипело за эти годы.
Что будет дальше, она не знала. Но впервые за долгое время чувствовала, что поступила правильно.
Надежда Петровна восседала во главе стола как судья. По правую руку от неё сидела Олеся, по левую — Михаил. Татьяна пришла на этот «семейный совет» только потому, что муж позвонил утром и сказал: «Давай решим всё по-хорошему».
— Я собрала всех, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, — начала свекровь. — То, что происходит в нашей семье, недопустимо.
Татьяна молча разглядывала скатерть. Знакомый узор, который она видела на каждом семейном празднике последние пять лет. Традиционная скатерть для традиционных семейных разборок.
— Таня, — голос Надежды Петровны звучал обманчиво мягко, — ты должна понять. Мы не просто родственники. Мы — семья. А в семье все помогают друг другу.
— Особенно когда речь идёт о деньгах, — тихо произнесла Татьяна.
— При чём тут деньги? — вскинулась Олеся. — Ты просто не уважаешь нашу маму!
— Я уважаю вашу маму, — Татьяна подняла глаза. — Но я не понимаю, почему юбилей обязательно должен превратиться в показательное выступление для всей родни. И почему мы с Мишей должны отказаться от наших планов ради этого.
— Каких планов? — фыркнула Олеся. — Купить квартиру? Да вы её ещё сто лет будете копить!
— А знаешь почему? — Татьяна почувствовала, как внутри снова закипает злость. — Потому что каждый раз, когда мы начинаем копить, появляется очередная «семейная необходимость»! То ремонт дачи, то юбилей, то…
— Хватит! — Надежда Петровна стукнула ладонью по столу. — Я вижу, что ты настроена против нашей семьи. Ты настраиваешь против нас моего сына.
— Мама, — попытался вмешаться Михаил.
— Молчи! — оборвала его мать. — Я всё вижу. Она хочет оторвать тебя от семьи. Сделать послушной марионеткой.
Татьяна встала:
— Я пришла сюда в надежде, что мы сможем поговорить как взрослые люди. Но вижу, что это невозможно.
— Сядь! — приказала свекровь. — Мы не закончили.
— Нет, закончили, — Татьяна повернулась к мужу. — Миша, теперь ты видишь всё как есть. Я для них всегда буду чужой. Всегда буду той, кто разрушает вашу идеальную семью.
— Да, ты разрушаешь! — выкрикнула Олеся. — Ты даже не представляешь, как маме тяжело из-за тебя!
— Из-за меня? — Татьяна горько усмехнулась. — Или из-за твоих долгов, которые она пытается закрыть деньгами с юбилея?
В комнате повисла тишина. Михаил резко повернулся к сестре:
— Каких долгов?
Олеся побледнела:
— Это неправда…
— Правда, — спокойно сказала Татьяна. — Я видела документы на столе у Надежды Петровны, когда заходила на прошлой неделе. Кредиты, долговые расписки. Вся эта история с шикарным юбилеем — просто прикрытие, чтобы собрать деньги и закрыть Олесины долги.
Михаил медленно встал:
— Мама, это правда?
Надежда Петровна отвернулась к окну:
— Ты не понимаешь. Олесе нужна была помощь…
— Нет, — Михаил покачал головой. — Это вы не понимаете. Вы лгали мне. Манипулировали. Пытались заставить мою жену чувствовать себя виноватой. А всё из-за того, что не можете признать: Олеся — взрослая женщина, которая должна отвечать за свои поступки.
Он подошёл к Татьяне и взял её за руку:
— Пойдём домой. Нам здесь больше нечего делать.
— Миша! — вскрикнула Олеся. — Ты не можешь так поступить с нами!
— Могу, — он даже не обернулся. — Я наконец-то понял, кто здесь настоящая семья. Идём, Таня.
Они вышли из дома, где Михаил провёл всё своё детство. Татьяна знала, что этот уход — окончательный. Что-то безвозвратно сломалось сегодня, но что-то не менее важное укрепилось.
Они молча шли к машине, крепко держась за руки. Впереди была их жизнь, их мечты, их планы. И никто больше не мог встать между ними. Но это не означало, что Таня перестала злиться на мужа…
