Настя нервно постукивала пальцами по рулю, поглядывая на часы. До Павловска оставалось километров двадцать, а значит, она успевала к назначенному времени.
Девушка улыбнулась, представляя лицо бабушки, когда та увидит ее на пороге. Вот уже три месяца они общались только по телефону. Работа в Москве, заочное обучение, вечная нехватка времени… обычные отговорки современного человека.
«Семьдесят пять лет — не шутка!» — подумала внучка, сворачивая на знакомую с детства улицу.
Бабушкин дом почти не изменился, только краска на заборе облупилась сильнее, да сирень разрослась.
Анастасия аккуратно припарковалась на соседней улице, не желая выдавать себя раньше времени.
В этот момент у подъезда остановилась знакомая отцовская «Тойота». Девушка инстинктивно пригнулась, хотя родители вряд ли могли ее заметить.
«Они же обещали приехать к трем», — удивленно подумала дочь, глядя на часы. Было только начало первого.
Настя решила дать им время поздравить бабушку, а потом уже появиться самой. Она достала из багажника торт, букет пионов — бабушкиных любимых цветов — и подарок, тщательно упакованный в бумагу с блестками. Цифровая фоторамка с сотней фотографий, которые она собирала несколько месяцев, разыскивая старые семейные альбомы и сканируя снимки.
Через пятнадцать минут Анастасия тихонько вошла в подъезд. Лифт, как обычно, не работал, пришлось подниматься на четвертый этаж пешком.
У двери квартиры девушка остановилась и прислушалась. Хотела позвонить, но вдруг заметила, что дверь была приоткрыта. Видимо, родители забыли ее закрыть. Настя осторожно протиснулась внутрь, собираясь сделать сюрприз.
В прихожей она задержалась, пытаясь понять, где все. Из гостиной доносились приглушенные голоса. Настя хотела уже крикнуть «Сюрприз!», но что-то в интонациях отца заставило ее остановиться.
— Марина, ты ведешь себя как ребенок, честное слово! — раздраженно говорил он. — Теща уже совсем плоха. Ты видела, как она двигается? Как посуду роняет? Сколько можно тянуть? Еще год и придется сиделку нанимать. Деньги где брать будешь?
— Петя, я понимаю, — неуверенно ответила Марина Леонидовна. — Но может не сегодня? Все-таки день рождения, юбилей…
— Именно сегодня! Она сейчас растрогается, расчувствуется. Самый момент завести разговор о квартире. Сколько эта трешка сейчас стоит? Миллионов шесть, не меньше. Помешает тебе такая сумма? Мне нет!
Анастасия замерла, не веря своим ушам. Она прижалась к стене рядом с дверью в гостиную, пытаясь остаться незамеченной.
— А ты уверен, что она согласится? — голос матери звучал волнительно.
— Да куда она денется! — хмыкнул отец. — Скажем, что это для ее же блага. Квартира перепишется на тебя, а мы ей обеспечим безбедную старость. В «Ясной Поляне» отличные условия, я узнавал. Это не дом престарелых, а пансионат для пожилых. Разница.
— Все-таки это ее квартира, Петь…
— Марина, не начинай! Кому она нужна, эта развалина? Ни туда, ни сюда. А так все останутся довольны. Мама будет под присмотром, врачи рядом. А мы потом продадим квартиру и купим себе однушку на море. Или сдавать будем. Сейчас каждая копейка на счету.
Настя почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. Руки задрожали, торт стал неимоверно тяжелым. Она не могла поверить, что эти слова произносит ее отец — человек, которого она всю жизнь считала образцом порядочности.
— А как же Настя? — спросила вдруг мать. — Она любит бабушку. Что мы ей скажем?
— Обычные дела! Бабушке стало хуже, требуется постоянный уход. Настя вообще три месяца носа не показывала, какие претензии могут быть? Она в своей Москве, ей не до нас. Вообще не имеет права рот открывать. Будто ее мнение кого-то волнует!
У девушки потемнело в глазах. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть. В голове билась одна мысль: «Это не может происходить на самом деле».
— А где вообще бабушка подевалась? Ушла в магазин и пропала! — услышала дочь голос матери.
— И здесь проблемы создает! Упрямая старуха!
В этот момент входная скрипнула дверь. Анастасия вздрогнула и, повинуясь инстинкту, быстро нырнула в ближайшую комнату — маленькую кладовку, где бабушка хранила старые вещи и консервацию.
— Я вернулась! Петенька, Мариночка, вы меня слышите, родные мои?
Настя зажала рот рукой, чтобы не разрыдаться. Девушка слышала, как родители перешли на преувеличенно радостные интонации, поздравляя бабушку с юбилеем. Лицемерие было настолько явным, что ее внутри разрывало от ярости и негодования. Как так можно!
Спрятавшись среди старых пальто и коробок, внучка пыталась прийти в себя.
Что делать? Выйти и рассказать бабушке правду? Устроить скандал? Или тихо уйти, сделав вид, что ничего не слышала?
Лицемерный смех отца резал слух.
— Мамуля, какая ты красивая! Совсем как девочка, — восторженно говорила Марина Леонидовна. — Давай-ка мы тебя посадим в кресло. Петя, помоги маме сесть.
— Да ладно вам, я не инвалид, — отмахивалась бабушка, но в голосе слышалась теплота. — Хотя старость — не радость. Вчера чашку из рук выпустила, разбилась вдребезги. Помнишь, Петя, синяя такая, с цветочками? Ты мне ее из Турции привез лет десять назад.
— Не переживай, мама, — мужчину говорил таким ласковым тоном, что Анастасию передернуло. — Мы тебе еще привезем. Вот, держи подарок.
— Господи, какая красота! Вы избаловали меня совсем. И торт такой огромный! Нам втроем его не осилить.
«Вчетвером», — мысленно поправила Настя.
Из кладовки она видела через щель в двери, как бабушка, маленькая, сухонькая, в нарядном платье василькового цвета, суетилась у стола. Девушка поставила свой торт на пол и зажала рот ладонью.
Их семья всегда казалась ей крепкой и правильной. Отец — инженер, мать — учительница. Настя вспомнила, как папа отчитал ее, когда в третьем классе она присвоила чужую ручку.
«Никогда не бери чужого! Это недостойно!».
А теперь тот же человек планировал фактически обокрасть родную тещу.
— Может чайку? — предложила бабушка. — Я пирог испекла, ваш любимый, с яблоками.
— Конечно, мама! А после чая нам нужно кое-что обсудить.
Анастасия напряглась. Они реально хотят сделать это сегодня?
— Что такое? — голос бабушки стал встревоженным. — Что-то случилось?
— Нет-нет, любимая теща, не волнуйся. Просто хотим поговорить о твоем будущем.
— Мы с Мариной много думали, — начал отец мягким, убедительным голосом. — Ты же знаешь, как мы тебя любим. И нам больно видеть, как ты здесь одна мучаешься. С каждым годом тебе все труднее себя обслуживать. А вдруг что случится? Инсульт, перелом? Никого рядом.
— Я справляюсь, сынок, — тихо ответила бабушка.
— Сейчас — да, — подхватила дочь. — Но время идет. Мы нашли замечательное место. Совсем скоро ты не сможешь обслуживать сама себя. «Ясная Поляна» — пансионат для пожилых людей. Там такие условия! Врачи, медсестры круглосуточно. Питание пятиразовое, культурная программа.
— Дом престарелых? — в голосе бабушки звучало недоумение. — Вы хотите отправить меня в дом престарелых?
— Не дом престарелых, а пансионат. Это совсем другое. Там люди твоего возраста, общение. Тебе будет хорошо.
— А как же моя квартира?
В комнате повисла тишина. Анастасия зажмурилась, как будто это могло помочь не слышать ответа.
— Об этом мы тоже подумали, — голос зятя стал деловым. — Квартиру лучше переписать на Марину. Это страховка. Мало ли что. А деньги от аренды пойдут на оплату пансионата.
Девушка прикусила губу до боли. Каждое слово отца било наотмашь.
— Петя, я… — начала бабушка, но не закончила.
— Мама, это для твоего же блага! Подумай. Никаких забот, полный уход. А мы будем приезжать каждые выходные.
«Как же, приедете», — с горечью подумала Настя. Два года к бабушке носа не казали, а тут каждые выходные. Смешно!
— Мне нужно подумать. Это так неожиданно…
— Конечно, мама, — с наигранным пониманием отозвался отец. — Но не тяни. Место в «Ясной Поляне» могут занять. Мы еле-еле договорились. А насчет документов я все подготовил. Переоформление можем хоть завтра сделать.
Анастасия в отчаянии закрыла глаза. Она должна что-то сделать! Но что? Ворваться и рассказать правду? Отец выставит ее истеричкой, которая подслушивала и все не так поняла. А бабушке от этого будет только больнее. Еще и с ее слабым сердцем! А если не выдержит такого удара? Она ни за что себя не простит, если станет причиной смерти бабушки!
Дрожащими руками девушка достала телефон. Нужно уйти. Сейчас. Пока никто не заметил. А потом она что-нибудь придумает.
На цыпочках, стараясь не издавать ни звука, Настя выскользнула из кладовки.
За столом в гостиной сидели родители и бабушка, спиной к прихожей. Настя бросила последний взгляд на родную седую голову и, чувствуя себя предательницей, тихо вышла из квартиры.
Только оказавшись на улице, она позволила себе разрыдаться.
Дорога в Москву казалась бесконечной. Перед глазами стояло доверчивое лицо бабушки: полное любви к зятю и дочке, которые за её спиной строили план наглого присвоения квартиры.
Прошли сутки, а Настя всё ещё сидела на кухне своей квартиры, прокручивая в голове подслушанный разговор.
Неожиданно зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама».
— Алло.
— Настенька, привет! Как ты? — голос матери звучал обыденно, будто вчера они не планировали фактически украсть квартиру бабушки.
— Нормально. Работаю много, — солгала дочь.
— Давно не звонила бабуле. Она скучает.
Настя сжала зубы. Кто бы говорил о заботе!
— Да, надо позвонить. А как вы?
— Хорошо. Ездили вчера к бабушке, день рождения отмечали. Жаль, ты не смогла приехать.
— Ага, жаль, — только и смогла ответить девушка.
— Слушай, тут такое дело… Бабушка стареет, ей тяжело одной. Мы с папой думаем об уходе за ней. Возможно, ей придется переехать.
— Куда переехать?
— Есть хороший пансионат для пожилых «Ясная Поляна», — голос матери стал убедительным, будто она репетировала этот разговор. — Там прекрасные условия, уход…
— А квартира?
— Что — квартира? — спросила мать с напускным недоумением.
— Бабушкина квартира. Что с ней будет?
— А, это… Отец предложил оформить на меня. Чисто для безопасности.
— Я поняла. Извини, мне нужно бежать.
Настя оборвала звонок, даже не попрощавшись. В груди клокотала ярость. Родители, которые вбивали ей в голову всю жизнь про честность и порядочность, сами оказались обычными лжецами.
«Нет, чёрт возьми! Так не должно быть!» — в отчаянии решила она.
Настя метнулась к компьютеру, включила его и замерла над клавиатурой. Мысли путались, руки дрожали.
«Дорогая бабушка, — начала она, сглотнув ком в горле. — Я пишу тебе, потому что не могу сказать это в лицо. Вчера я приезжала к тебе на день рождения. Хотела сделать сюрприз. Но получилось, что сюрприз ждал меня».
Пальцы забегали по клавишам. Настя выплёскивала на экран всю правду: как сидела, скрючившись в кладовке, как услышала омерзительный план родителей, как предательски сбежала, не найдя в себе сил вмешаться.
«Я не знаю, что тебе делать с этой информацией, — заканчивала внучка, вытирая мокрые щёки рукавом. — Может быть, я не имела права это писать. Даже не знаю, или ты мне поверишь. Но я знаю, что не имею права молчать. Ты всегда была для меня примером мудрости и силы. Я верю, что ты найдешь правильное решение. Я люблю тебя».
Анастасия перестала отвечать на звонки родителей. Говорила себе, что это временно, что ей нужно разобраться в себе. Но каждый раз, видя на экране «Мама» или «Папа», руки начинали дрожать.
Она не была готова с ними общаться. По крайней мере, пока.
Так пролетело два месяца. Очередной звонок от отца раздался в разгар рабочего дня.
За прошедший месяц он звонил дважды, но девушка не ответила. Палец на секунду завис над зеленой кнопкой.
— Да, — произнесла она сухо.
— Настя, — голос мужчины звучал непривычно глухо. — Бабушка умерла. Вчера вечером.
— Как? — выдавила она. — Что случилось?
— Сердце. Она просто легла спать и не проснулась. Соседка забеспокоилась, вызвала скорую, но было поздно.
Девушка крепко зажмурилась, пытаясь сдержать слезы.
— Когда похороны?
— Послезавтра. В одиннадцать. Ты приедешь?
Вопрос повис в воздухе. Ей показалось, что в голосе отца звучала странная напряженность.
— Конечно, приеду, — твердо ответила Анастасия. — Это же бабушка.
В день похорон дул промозглый ветер и шел моросящий дождь. Черные зонты, немногочисленные родственники, соседи. Надрывный плач матери. Сухие глаза отца.
Девушка стояла чуть в стороне, не в силах подойти ближе к родителям. Каждый раз, когда она смотрела на них, внутри все сжималось от боли и разочарования. Ей казалось, что их слезы фальшивы, а скорбь наигранна.
«Прости меня, бабушка, — мысленно произнесла она, глядя на портрет, обрамленный черной лентой. — «Я должна была сказать тебе правду лично, а не в письме. Должна была защитить тебя».
После кладбища небольшая процессия направилась в бабушкину квартиру.
Настя хотела отказаться, но что-то заставило ее поехать. Может чувство долга. Может желание в последний раз побыть в месте, где жил самый родной ей человек.
В квартире было тихо. Накрытые столы, приглушенные разговоры, воспоминания о покойной. Девушка чувствовала себя чужой среди этих людей. Она села в дальний угол и молча наблюдала.
Отец суетился, принимая соболезнования. Мать тихо плакала, прижимая к глазам платок. Они не подошли к Насте, а она не подошла к ним.
Когда основная часть гостей разошлась, в дверь позвонили. Мужчина открыл и удивленно замер.
— Вы к кому?
— Петр Евгеньевич Черный? — спросил пожилой мужчина в строгом костюме. — Меня зовут Виктор Андреевич, я нотариус Анны Михайловны. Могу я войти?
— Какой еще нотариус? Зачем?
Виктор Андреевич прошел в комнату и окинул взглядом присутствующих.
— Я бы хотел поговорить с родственниками Анны Михайловны по поводу ее завещания. Оно было составлено три недели назад.
«Три недели назад, — лихорадочно подсчитала Настя. — Сразу после моего письма».
Мать ахнула и схватилась за сердце. Отец побледнел.
— Завещание? Но я… мы ничего об этом не знали.
— Анна Михайловна не сочла нужным вас информировать, — спокойно ответил нотариус. — Она попросила меня появиться именно в день поминок. И передать кое-что ее внучке Анастасии Петровне Черной.
Все головы повернулись к девушке. Она медленно поднялась.
— Это я.
Нотариус подошел и протянул конверт.
— Анна Михайловна просила передать вам это лично.
Дрожащими руками внучка взяла конверт. Внутри было письмо, написанное знакомым бабушкиным почерком: ровным, с легким наклоном вправо.
«Дорогая моя Настенька!
Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет на этом свете. Не убивайся только сильно, родная. Пожила я достаточно, и счастья хлебнула немало — особенно когда вы были рядом, мои ненаглядные.
За письмо твоё — спасибо. Больно было читать, аж сердце зашлось. Зато глаза открыла мне, наконец-то. Скандалить не стала, сама знаешь — не по мне это. Просто взяла да сделала по-своему, как правильным считаю.
Квартиру тебе оставляю. И не потому, что на Петю с Мариной обиделась. Не за то, что правду рассказала. А потому лишь, что не рвалась ты эту квартиру заполучить любыми путями.
Родителей своих прости, не держи зла. Они не плохие, Настенька. Просто запутались, с кем не бывает-то?
Живи счастливо, девочка моя. И знай — любила я тебя всем сердцем.
Твоя бабуля».
Слезы потекли по щекам Анастасии. Она прижала письмо к груди и подняла взгляд на нотариуса.
— Что в завещании? — глухо спросил отец.
Виктор Андреевич достал из портфеля документы.
— Согласно последней воле Анны Михайловны, квартира по адресу Павловск, улица Мира, дом 15, квартира 48, переходит в собственность ее внучки, Анастасии Петровны Черной.
Мать издала странный звук – что-то среднее между всхлипом и стоном – и рухнула на стул, вцепившись побелевшими пальцами в край столешницы. А отец… отец уставился на Настю так, словно призрака увидел. Его лицо стало каким-то серым, под глазами залегли тени.
— Настя, — выдавил он, и голос прозвучал как карканье вороны, — ты… ты что-то знаешь об этом?
Она смотрела на этого чужого человека — ссутулившегося, с дёргающимся веком — и не могла выдавить ни слова. Где тот папа, которого она обожала всю жизнь? Который подкидывал её к потолку, когда была маленькой? Который твердил: «Честность – наше всё, Настёна»? Перед ней стоял другой — хищный, жадный, способный собственную мать за деньги продать.
— Знаю. Я все знаю, папа.
В этих четырёх словах была целая пропасть. Настя отвернулась от родителей и глянула прямо в глаза нотариусу:
— Я принимаю наследство. Но у меня будут свои планы на эту квартиру!
Через полгода на тихой улочке Павловска, в старом особнячке с облупившейся лепниной, открыли двери для посетителей. Дом дневного пребывания «Анна» встречал стариков уютными креслами, настольными играми и запахом свежей выпечки. Место, где можно было не чувствовать себя одиноким, где слушали и понимали.
Настя продала бабушкину квартиру до последней копейки вложила всё в это дело. Бросила тёплое местечко в московской фирме, съехала с арендованной квартиры и вернулась в город своего детства. Многие крутили пальцем у виска, но ей было плевать.
Родители на открытие не явились. Да и вообще — не объявлялись с того жуткого дня на поминках. Отец, похоже, возненавидел её лютой ненавистью. Мать иногда тайком звонила, всхлипывала в трубку, но выбрала мужа. Как всегда.
Настя не злилась. Правда, не злилась. Поняла простую истину: насильно мил не будешь, как и порядочным тоже. Сама старалась жить по совести, вот и всё.
В холле висел большущий бабушкин портрет — улыбающаяся, в синем платье с брошкой. Настя частенько приходила сюда вечерами, когда все разъезжались по домам. Садилась на банкетку и говорила — о проблемах с сантехникой, о новой сотруднице, о том, что заявки растут и места скоро будет не хватать.
— Знаешь, бабуль, — сказала она как-то, разминая затёкшую шею, — кто бы мог подумать, а? Вся эта гадкая история с предательством… а в итоге я нашла себя. По-настоящему. Ты мне глаза открыла — не бойся оставаться собой даже когда вокруг всё рушится.
И вот ведь чудное дело — показалось, что бабушка ей подмигнула с портрета.
