Я сидела на кухне, помешивая ложечкой давно остывший кофе, и не могла поверить своим ушам. Алексей как ни в чем не бывало продолжал намазывать масло на хлеб, будто только что не произнес фразу, перевернувшую весь мой мир с ног на голову.
– Ты хочешь сказать, что твоя мама останется у нас на всё лето? – с возмущением выпалила я, чувствуя, как предательски дрожит голос.
Муж поднял на меня недоуменный взгляд. В его карих глазах читалось искреннее непонимание причин моего волнения.
– А что такого? – он пожал плечами. – Мама давно хотела провести с нами больше времени. К тому же, она уже билеты купила.
Я замерла, сжимая чашку так сильно, что побелели костяшки пальцев. В голове проносились картины наших планов на лето: тихие вечера на балконе, неспешные завтраки по выходным, возможность ходить по квартире в любимом старом халате… Всё рушилось на глазах.
– Лёша, – начала я, стараясь говорить спокойно, – такие вещи нужно обсуждать заранее. Мы же семья. Я тоже имею право голоса в решениях, которые касаются нашего дома.
– Оль, ну перестань, – он отложил недоеденный бутерброд. – Это же моя мама! Она не чужой человек. И потом, она столько для меня сделала… для нас…
– Дело не в этом! – я резко встала из-за стола. – Конечно, твоя мама замечательная. Но три месяца, Лёша! Три месяца чужого человека в доме…
– Чужого человека? – его брови взлетели вверх. – Ты сейчас серьёзно? Мама восемь лет назад помогала нам с ремонтом, забыла? А когда ты болела? Кто сидел с тобой неделями?
Я прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Да, Анна Петровна действительно много для нас сделала. Но сейчас всё по-другому. У нас наконец появился свой уютный мир, свои правила и привычки…
– Лёша, послушай…
– Нет, это ты послушай, – он тоже встал. – Мама одна. После того как отец умер, ей тяжело. Ты же знаешь, какая она деятельная – ей нужно общение, забота. Неужели мы не можем уделить ей немного времени?
«Немного времени» – эти слова эхом отдавались в моей голове. Три месяца – это не немного. Это девяносто дней. Две тысячи сто шестьдесят часов. И каждую минуту придётся делить свое личное пространство, подстраиваться, соответствовать…
– Я впервые слышу об этом, – тихо сказала я. – Ты даже не спросил меня. Просто поставил перед фактом.
Алексей вздохнул и подошел ближе, попытался обнять меня за плечи, но я отстранилась.
– Оленька, ну что ты как маленькая? Мама приедет через неделю. Она так радовалась, когда билеты покупала… Говорила, что научит тебя своему фирменному борщу, – он улыбнулся, явно пытаясь разрядить обстановку.
Это стало последней каплей.
– Значит так, – я выпрямилась во весь рост. – Я не против, чтобы твоя мама приезжала в гости. Но не на всё лето. И не без предварительного разговора со мной. Я тоже член семьи, и моё мнение должно что-то значить!
Первые звоночки начались уже в день приезда Анны Петровны. Стоило ей переступить порог нашей квартиры, как воздух словно наэлектризовался.
– Олечка, милая, – защебетала свекровь, обнимая меня. – А ты что-то бледненькая. Наверное, мало бываешь на воздухе? Я вот в твоем возрасте каждое утро на рынок ходила, свежие продукты выбирала…
Я натянуто улыбнулась, помогая ей снять пальто. За спиной Алексей втаскивал огромный чемодан – казалось, свекровь собралась к нам не на лето, а на целый год.
– У вас тут душновато, – Анна Петровна тут же распахнула все окна. – И шторы какие-то темные. Вот у меня дома…
– Мам, давай сначала чаю попьем? – попытался вклиниться Алексей.
– Конечно-конечно, – закивала она, но тут же устремилась на кухню. – Ой, а почему у вас чашки в этом шкафу? Неудобно же! Сейчас все переставим…
Я закусила губу, наблюдая, как она начинает хозяйничать в моей кухне. Моей! Где каждая вещь лежала именно там, где мне удобно.
Следующее утро началось в шесть часов. Грохот кастрюль разбудил меня, словно удар грома.
– Мам, ты чего так рано? – донесся сонный голос мужа.
– Как рано? Солнышко уже встало! Я вам борщ решила сварить. А то у вас в холодильнике только полуфабрикаты. Алешенька, ты же раньше такое не ел…
Я накрыла голову подушкой, но это не спасало от звона посуды и бесконечных комментариев свекрови.
К концу недели моя кухня стала неузнаваемой. Все вещи теперь лежали по-новому – «как удобнее», по мнению Анны Петровны. На подоконнике появились горшки с петрушкой и укропом – «чтобы свеженькая зелень была». А на стене красовался новый календарь с котятами – «так уютнее».
– Оленька, – как-то утром начала свекровь, помешивая очередное свое фирменное блюдо, – а ты бы научилась готовить. Мужчины любят домашнюю еду. Вот Алешенька в детстве…
– Анна Петровна, – я старалась говорить спокойно, – мы с Лешей уже пять лет женаты. У нас свой уклад. И готовлю я достаточно.
– Ну какой уклад – супы из пакетиков? – она всплеснула руками. – Вот я в твои годы…
Вечером я не выдержала:
– Лёша, мы можем поговорить?
– М-м? – он даже не оторвался от телевизора, где шел футбол.
– Твоя мама… она всё переставила. Все мои вещи! И эти постоянные замечания…
– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся муж. – Она же хочет как лучше. И между прочим, её борщ вкуснее твоего.
Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Вот значит как? Мама готовит вкуснее, мама знает лучше, мама все делает правильно…
– Знаешь что, – я встала, – раз мама всё делает лучше меня, может, я вообще не нужна в этом доме?
– Ну вот, опять ты накручиваешь! – Алексей наконец повернулся ко мне. – Что за драму устраиваешь?
– Драму? – я почти кричала. – Я две недели живу как в гостях! В собственном доме! Я больше не могу так, понимаешь?
– Тише ты, мама услышит, – зашипел он.
– Вот! – я торжествующе подняла палец. – Ты боишься расстроить маму. А меня расстраивать можно?
Я вылетела из комнаты, хлопнув дверью. В спальне достала с антресолей дорожную сумку. Руки дрожали, когда я складывала вещи.
Телефон загудел – сообщение от подруги Марины: «Как ты там? Держишься?»
«Собираю вещи. Поживу у тебя недельку?»
Ответ пришел мгновенно: «Конечно! Диван всегда свободен для страдающих от свекровей».
Марина встретила меня с распростертыми объятиями и бутылкой красного вина.
– Ну, рассказывай, – она разлила вино по бокалам. – Как там твоя любимая свекровь?
Я отпила глоток и почувствовала, как напряжение последних недель начинает отпускать.
– Знаешь, самое обидное – Лёшка совсем не на моей стороне. Для него мама всегда права. А я… я просто истеричка, которая всё драматизирует.
Телефон молчал. Ни звонка, ни сообщения от мужа. Только свекровь прислала: «Оленька, как же так? Мы же семья! Возвращайся, я тебя научу пирожки печь…»
– Пирожки она меня научит печь, – я горько усмехнулась. – А того, что у меня своя жизнь, свои привычки – этого она понять не хочет.
На третий день раздался первый звонок от Алексея.
– Оль, ты где хоть? – в его голосе слышалась усталость.
– А что, борщ мамин закончился? – съязвила я.
– Перестань… – он вздохнул. – Слушай, может, вернешься? Поговорим спокойно…
– Нет, Лёш. Сначала ты поживи так. Почувствуй, каково это – когда в твоем доме командует другой человек.
На пятый день позвонила свекровь. Её голос звучал непривычно растерянно:
– Оленька, милая… Знаешь, я тут подумала… Может, мне в санаторий поехать? Мне Вера Николаевна, соседка, рассказывала про чудесный санаторий в Кисловодске…
Я молчала, слушая, как она неловко подбирает слова.
– Алёшенька так похудел за эти дни, – продолжала она. – Всё какой-то смурной ходит. И в квартире… ну, беспорядок, честно говоря. Я пыталась прибраться, но у меня спина прихватила…
«Вот оно что», – подумала я. Без меня их идеальный мир начал рушиться.
Вечером позвонил муж:
– Оль… – его голос звучал виновато. – Ты была права.
– В чем именно? – я старалась говорить спокойно, хотя сердце заколотилось.
– Во всём, – он помолчал. – Знаешь, я только сейчас понял, сколько всего ты делаешь. Как ты умудряешься всё держать в порядке, готовить, работать… А мы с мамой тут как два медведя в посудной лавке.
– Неужели? – я не удержалась от иронии.
– Мама вчера пыталась пельмени сварить – они все развалились. А я… я даже не знал, где у нас порошок для стирки лежит. И белье непонятно как развешивать…
Я прикрыла глаза, представляя этот хаос. Где-то в глубине души шевельнулось злорадное удовлетворение.
– А ещё… – он запнулся. – Я скучаю. По тебе. По нашим вечерам. По тому, как ты смеешься. Даже по твоим замороженным полуфабрикатам скучаю.
В его голосе появились те интонации, которые я так любила – мягкие, бархатные, только для меня.
– Я поговорил с мамой, – продолжал он. – Она… мы оба поняли, что перегнули палку. Она нашла путевку в санаторий на два месяца. Говорит, что давно хотела, просто… ну, думала, что нам с тобой её помощь нужна.
Я молчала, перебирая в памяти все обиды последних недель.
– Оль, – в его голосе появились просящие нотки, – вернись. Пожалуйста. Я обещаю, что больше никогда не буду принимать важные решения без тебя. И… прости меня. За то, что не понимал, как тебе тяжело.
Домой я вернулась на следующий день. Открыла дверь своим ключом и замерла на пороге: в квартире пахло свежей выпечкой и… чистотой?
– Сюрприз! – Алексей выглянул из кухни в фартуке, перепачканном мукой.
Я прошла в комнату – всё было идеально прибрано. Мои вещи вернулись на привычные места, а на столе стояла ваза с любимыми пионами.
– Мы с мамой весь день убирались, – пояснил муж, заметив мой удивленный взгляд. – Она сказала, что раз уж уезжает, хочет оставить всё «как Оленьке нравится».
Анна Петровна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. В её глазах читалась неуверенность – такое непривычное для неё выражение.
– Оленька… – начала она, но я перебила:
– Анна Петровна, постойте. Давайте сначала все сядем.
Мы устроились за столом. Я заметила, что даже чашки стояли там, где я привыкла их держать.
– Я должна извиниться, – начала свекровь, теребя край фартука. – Знаешь, когда ты уехала, я много думала. Вспоминала, как сама была молодой женой. Как моя свекровь – царствие ей небесное – пыталась учить меня жить…
Она грустно улыбнулась:
– Тогда я злилась, а теперь сама делаю то же самое. Просто… мне казалось, что я помогаю. Что делюсь опытом, мудростью…
– Мам, – мягко сказал Алексей, – у каждого своя мудрость.
– Вот именно, – кивнула она. – Знаешь, Оля, когда я увидела, как Алёша без тебя растерялся, как в доме всё пошло кувырком… Я поняла: у вас своя семья, свои правила. И они ничем не хуже моих – просто другие.
Я почувствовала, как к глазам подступают слезы:
– Анна Петровна, я тоже была неправа. Вы столько для нас делали, а я…
– Ну-ну, – она встала и обняла меня. – Давай без этого. Лучше попробуй мои пирожки. Я специально испекла по твоему любимому рецепту – с капустой.
– По моему? – я удивленно посмотрела на нее.
– Алёша сказал, что ты любишь именно с капустой. Пришлось поэкспериментировать – я-то обычно с картошкой делаю…
Мы рассмеялись. Напряжение последних недель растаяло, как утренний туман.
– Я завтра уезжаю, – сказала свекровь, разливая чай. – Путёвка в санаторий уже куплена. Там, говорят, такие процедуры! И женский клуб по интересам…
– На все лето? – осторожно спросила я.
– На два месяца, – она лукаво подмигнула. – А потом, если позволите, приеду на недельку. Только в гости – не хозяйничать.
Алексей обнял меня за плечи:
– Знаешь, а ведь мама права – у всех своя мудрость. Моя, например, в том, что я наконец понял: любить маму и уважать жену – это не взаимоисключающие вещи.
– А моя – в том, что иногда нужно отпустить, чтобы сохранить, – добавила Анна Петровна.
Я смотрела на них обоих и думала: какие же мы все разные. Со своими привычками, характерами, представлениями о жизни. Но когда находим в себе силы принять эти различия – становимся по-настоящему семьей.
– Ваша мудрость, Анна Петровна, – сказала я, – в том, что вы вырастили такого сына. А моя… моя в том, что я научилась его выбирать.
Мы снова рассмеялись, и я поняла: всё будет хорошо. Теперь точно будет
