Звонок телефона прозвучал как выстрел в тишине квартиры. Я узнала этот тон — моя свекровь, Мария Андреевна, всегда звонила в одно и то же время, с точностью швейцарских часов. Каждую пятницу, в 18:30, будто специально выбирая момент, когда я только-только начинала расслабляться.
Светочка, милая, мы завтра собираемся. Николай уже знает. Придёте к четырём, не опаздывайте, — голос свекрови звучал с привычной властностью, не допускающей возражений.
В этом «мы собираемся» было столько всего. Опять этот «семейный совет», как они его называли. Нет, правильнее сказать — «пересчёт». Девятый за этот год. Девятый!
Мария Андреевна, я завтра собиралась…
Что может быть важнее семьи, Светлана? — перебила она меня. — Вы с Колей уже третий раз пропускаете. Неужели трудно уделить время родным?
Я вздохнула, глядя в окно. Шестьдесят два года. Сорок из них — замужем за Николаем. И сорок лет этот тон «ты нам должна» не менялся. Будто время остановилось.
Хорошо. Будем, — ответила я и положила трубку.
Когда вернулся Николай, я уже сидела за столом, перекладывая какие-то бумаги.
Опять мама звонила? — спросил он, увидев мое лицо.
Догадайся. Завтра ждут нас в четыре. Очередной «совет».
Николай тяжело опустился на стул напротив.
Света, ну что ты начинаешь? Мама стара, ей восемьдесят два. Ей нужно внимание…
Её интересует не моё внимание, Коля! — я почувствовала, как что-то закипает внутри. — Ей нужна моя пенсия!
Перестань преувеличивать, — Николай поморщился, как от зубной боли. — Просто семейный разговор.
Но я-то знала. Каждый такой «разговор» заканчивался одинаково. «А сколько Светочке перечислили?» — непринуждённо спрашивала свекровь. И следом шло: «А вот Тамаре с её стажем учителя дали на две тысячи больше! Непорядок какой!»
А потом начиналось самое интересное: планирование моих денег.
Ты помнишь, что было в прошлый раз? — спросила я мужа.
Света, они просто хотели помочь…
Помочь?! — я не выдержала. — Твоя сестра предложила мне «вложиться» в ремонт её кухни! Потому что «тебе же всё равно эти деньги некуда девать, ты же пенсионерка».
Николай промолчал, уставившись в пол. Всегда так — когда дело доходило до конфликта, он превращался в невидимку.
Знаешь что? — сказала я, собирая бумаги. — Завтра я приду. И в этот раз всё будет иначе.
Квартира свекрови дышала прошлым веком. Тяжёлая мебель, пожелтевшие кружевные салфетки, запах валерьянки и ванильных сухарей. Мы с Николаем пришли ровно в четыре — опоздай мы на пять минут, нас встретили бы поджатые губы и укоризненный взгляд Марии Андреевны.
Наконец-то! — воскликнула она, раскрывая объятия. — Коленька, Светочка! А мы уже заждались.
«Мы» — это вся «семейная гвардия». Сестра мужа Ирина с мужем Виктором, двоюродная племянница Тамара, которая работала учительницей и постоянно жаловалась на жизнь, и сама Мария Андреевна — командующая парадом.
Проходите к столу, — сказала свекровь с той особой интонацией, будто делала нам одолжение.
За чаем разговор плавно перетекал от одной жалобы к другой. Виктор сетовал на начальство, Ирина — на цены, Тамара — на неблагодарных учеников. Я молчала, крепко сжимая сумочку на коленях. Внутри лежал мой «козырь» — тщательно подготовленные бумаги.
А как ваши дела, Светлана? — спросила Мария Андреевна с той приторной заботой, которая всегда предшествовала главному вопросу.
Спасибо, хорошо.
Пенсию получили? — и вот оно, прозвучало, будто невзначай.
Получила.
И сколько в этот раз? — Ирина подалась вперёд, забыв о приличиях.
Я посмотрела на мужа. Николай сидел, опустив глаза в чашку, словно пытаясь в ней что-то разглядеть.
Скажи им, Коля, — попросила я с улыбкой. — Ты же уже знаешь.
Шестнадцать тысяч двести, — выдавил он.
Шестнадцать? — Мария Андреевна покачала головой. — А Тамаре с её-то стажем всего восемнадцать! Возмутительно.
Да-да, — поддакнула Ирина. — И между прочим, Виктор узнал, что пенсионерам полагается доплата. Вы оформили?
Всё шло по знакомому сценарию. Сейчас будет акт второй: «А давайте посчитаем…»
Давайте посчитаем, — сказала Мария Андреевна, доставая потрёпанный блокнот. — У нас сейчас общий сбор на день рождения Петра Ивановича. Коля, вы с Светланой по три тысячи. Потом Ирочка хотела помочь Тамаре с оплатой курсов для дочки.
А ещё мне нужно окна менять, — вставила Ирина. — Может, Светлана поможет? Всё-таки сестра.
Я чувствовала, как внутри нарастает волна. Не злость даже — усталость. Сорок лет я была удобной. Сорок лет я позволяла всем этим людям распоряжаться моей жизнью, моим временем, а теперь и моей пенсией.
У меня есть вопрос, — я произнесла это тихо, но все почему-то замолчали. — Кто-нибудь из вас спросил меня, есть ли у меня свои планы на эти деньги?
В комнате повисла тишина. Такая плотная, что, казалось, можно было услышать, как тикают старые часы в углу комнаты — наследство ещё от родителей Марии Андреевны.
Светлана, ты что же, не хочешь помогать семье? — Мария Андреевна прервала молчание с плохо скрываемым негодованием.
Я хочу задать вопрос, — произнесла я спокойно, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. — За сорок лет замужества кто-нибудь из вас интересовался моими желаниями? Моими планами?
Я открыла сумочку и достала свои бумаги. Вся моя жизнь в цифрах, расписанная по пунктам.
Знаете, сколько я трачу на лекарства каждый месяц? Три тысячи восемьсот рублей. На коммунальные услуги? Четыре тысячи. Проезд — тысяча двести. Продукты…
Светочка, но это все естественные расходы, — перебила Ирина.
Да, естественные. Как и твои окна, как и курсы для дочки Тамары. Только почему-то мои «естественные расходы» никого не интересуют, а вот моя пенсия — очень даже!
Я видела, как Николай ёрзает на стуле. Он не привык видеть меня такой. За сорок лет брака я редко повышала голос.
Я всю жизнь работала бухгалтером, — продолжила я, положив перед собой лист с расчётами. — Тридцать пять лет стажа. Я считала чужие деньги, сводила балансы, и даже дома — продолжала считать, чтобы хватило на всё: на учёбу Коли, на вашу помощь, Мария Андреевна, когда вы болели, на взносы в вашу квартиру, Ирина…
Но мы же семья! — воскликнула Тамара. — Мы всегда помогали друг другу!
Семья? — я почувствовала, как губы начинают дрожать. — А где была семья, когда мне нужно было сделать операцию пять лет назад? Где была семья, когда я просила помочь с ремонтом ванной в прошлом году? «Светочка, ну это такие мелочи, потерпи!»
Я достала из сумки ещё один лист.
Вот здесь я записала всё, что мне нужно. Впервые за долгие годы. Абонемент в бассейн — врач прописал для спины. Три тысячи. Новые очки — две с половиной. И самое главное — путёвка в санаторий. Десять тысяч.
Десять тысяч на санаторий?! — Мария Андреевна ахнула, как будто я сказала, что покупаю яхту. — Света, о чём ты говоришь? Это же просто неразумно!
Почему неразумно? — я смотрела прямо в её выцветшие голубые глаза. — Потому что я должна отдать эти деньги на ремонт чужой кухни? Или на новые окна? Или может быть на то, чтобы Виктор купил себе новый телефон, который он присмотрел?
Светлана! — воскликнул Виктор. — Нечестно так говорить!
А честно — считать мои деньги? — я поднялась из-за стола. — Моя пенсия — это мой заработанный труд, моя старость, моя жизнь. Я больше не обсуждаю её за семейным столом. И если вы не можете уважать мои решения — я буду распоряжаться деньгами втайне от всех вас.
Я вышла из квартиры, не дожидаясь реакции. Внутри бушевал ураган, но одновременно было легко, словно сбросила тяжёлый рюкзак, который таскала десятилетиями. За спиной я услышала торопливые шаги — Николай.
Света, ты что творишь? — он схватил меня за локоть. — Ты представляешь, что ты устроила?
Я посмотрела на его растерянное лицо. Сколько лет я видела этот взгляд, эту вечную неспособность сделать выбор между женой и родней?
А что я устроила, Коля? — спросила я тихо. — Я впервые за сорок лет высказала своё мнение. Это преступление?
Мы медленно шли по улице. Я чувствовала, как постепенно отпускает напряжение.
Они просто привыкли, — пробормотал Николай. — Мама считает, что старших нужно слушать.
Коля, мне шестьдесят два! — я остановилась. — Я не ребёнок. Я проработала всю жизнь. Неужели я не заслужила купить себе то, что хочу, без отчёта перед твоей мамой?
Он молчал, глядя куда-то мимо меня. Потом вдруг спросил:
Ты правда хочешь в санаторий?
Да, — ответила я. — Хочу. Врач два года назад рекомендовал. Помнишь, когда спина так болела, что я ночами не спала?
Он кивнул. А потом вдруг сказал то, чего я не ожидала:
Я поеду с тобой. Если ты не против.
Через неделю раздался звонок.
Мария Андреевна. Я глубоко вздохнула перед тем, как ответить.
Светлана, — голос свекрови звучал неожиданно мягко. — Ты… занята сейчас?
Собираюсь в поликлинику, — ответила я.
Я хотела извиниться, — эти слова прозвучали так странно в её устах. — Ирина мне
Я хотела извиниться, — эти слова прозвучали так странно в её устах. — Ирина мне объяснила, что мы… перегнули палку. Возможно.
Я молчала, не зная, что сказать. За всё время нашего знакомства Мария Андреевна ни разу не извинялась передо мной.
Ты… правда на нас обиделась? — спросила она как-то растерянно.
Нет, Мария Андреевна. Я просто устала жить не своей жизнью, — ответила я честно.
В трубке повисло молчание.
Ты всегда была хорошей женой Коле, — наконец произнесла она. — И невесткой тоже. Не думай, что мы этого не ценили.
Мне хотелось спросить: «Почему же тогда вы никогда этого не показывали?» Но я промолчала.
Коля сказал, что вы едете в санаторий, — продолжила свекровь.
Да, через две недели.
Это хорошо. Тебе нужно отдохнуть.
После разговора я долго сидела, глядя в окно. Что-то изменилось. Не только во мне, но и в них. Как будто стена, которую я годами пыталась пробить, вдруг дала трещину.
В тот же день я отправилась в турагентство.
Девушка-консультант широко улыбнулась, когда я сказала, что хочу путёвку на двоих.
Для вас и мужа? Как романтично! — воскликнула она.
Романтично? Я чуть не рассмеялась. Мы с Николаем давно забыли, что такое романтика. Но почему-то её слова согрели меня.
Да, для нас с мужем, — подтвердила я, доставая из кошелька банковскую карту. Ту самую, на которую приходила моя пенсия.
Когда я вернулась домой, Николай сидел в кресле с газетой.
Купила? — спросил он, не поднимая глаз.
Купила, — я положила на стол конверт с путёвками. — Первый раз в жизни потратила такую сумму только на себя. Вернее, на нас.
Николай отложил газету и взял конверт. Его руки слегка дрожали.
Знаешь, Света, — сказал он тихо, — я ведь никогда не ездил в санатории. Даже не знаю, что там делают.
Гуляют, дышат воздухом, ходят на процедуры, — ответила я. — Будем учиться отдыхать.
Он вдруг посмотрел на меня так, словно впервые увидел.
А ты изменилась.
Постарела? — улыбнулась я.
Нет. Стала… увереннее, что ли. Тебе идёт.
В тот вечер мы долго разговаривали. Впервые за много лет — по-настоящему разговаривали, а не обменивались фразами о быте. Николай рассказал, как всегда боялся разочаровать мать, как привык уступать сестре.
Наверное, я и тебе все эти годы уступал, — признался он. — Или думал, что уступаю, а на деле просто сваливал на тебя все решения.
Почему ты никогда не вставал на мою сторону? — спросила я прямо.
Он помолчал, теребя уголок газеты.
Страшно было. Проще делать вид, что всё нормально.
А сейчас не страшно?
Сейчас… — он задумался. — Сейчас страшнее потерять тебя. Знаешь, когда ты ушла тогда от матери, я подумал, что ты можешь так же уйти и от меня. Насовсем.
Я положила руку на его ладонь. Морщинистая, с выступающими венами рука человека, с которым прожила большую часть жизни.
На следующее воскресенье Мария Андреевна снова позвонила и пригласила на чай. Я колебалась, но Николай сказал:
Давай сходим. Но если что-то не так — мы сразу уходим.
В квартире свекрови было непривычно тихо — никаких других родственников. Только она, мы и накрытый стол. Без привычных разговоров о деньгах, без упрёков, без «семейного бюджета».
Я тут подумала, — сказала Мария Андреевна, разливая чай, — что давно не была в театре. Может, сходим вместе, когда вернётесь из санатория?
Я едва не поперхнулась. Мария Андреевна, предлагающая культурную программу?
С удовольствием, — ответила я, ловя удивлённый взгляд мужа.
Когда мы возвращались домой, Николай взял меня за руку — просто так, без причины, как в молодости.
Знаешь, что самое удивительное? — сказал он.
Что?
Мама стала уважать тебя больше, когда ты перестала ей угождать.
Я улыбнулась. Всего один разговор, одно решение встать за себя — и мир вокруг начал меняться. Словно вселенная только и ждала, когда я наконец скажу: «Хватит!»
На следующий день я купила себе новую блузку. Просто так, без повода. Потому что захотела и потому что могла. Моя пенсия, мои правила. И это только начало
