Юля дрожащими руками потянулась к сковороде. Котлеты шипели, разбрызгивая капельки масла, которые, словно осы, жалили открытые участки кожи. Шестой день. Шестой день в доме свекрови, а казалось — вечность.
Часы на стене насмешливо тикали, отсчитывая минуты её нового статуса — «домработница без зарплаты».
— Юля! Ты опять пережариваешь! — голос Зои Павловны, как гром, ворвался в кухню раньше неё самой. — Я же говорила: только до лёгкой корочки! Ты совсем не слушаешь?
Юля почувствовала, как ком подступает к горлу. В свои пятьдесят семь, после тридцати лет работы бухгалтером, она вдруг превратилась в неумелую девчонку, которую нужно всему учить.
— Извините, Зоя Павловна, — тихо произнесла она, переворачивая котлеты. — Я просто…
— Просто что? — свекровь презрительно фыркнула, поправляя идеально уложенные седые волосы. — Просто не умеешь готовить нормально? Мой Мишенька привык к домашней еде. Настоящей домашней!
В коридоре хлопнула дверь — вернулся муж. Юля затаила дыхание, надеясь на поддержку, но Михаил, как обычно, лишь мельком заглянул на кухню.
— Мам, ты опять Юлю гоняешь? — спросил он без особого интереса, но тут же добавил: — А котлеты и правда подгорают. Юль, ну ты аккуратнее, ладно?
Зоя Павловна победоносно улыбнулась.
— Видишь? Даже Миша замечает. И полы ты сегодня плохо вымыла — разводы под диваном. И пыль на верхних полках! Неужели так сложно нормально убраться?
Юля хотела возразить, но слова застряли где-то между обидой и усталостью. Неужели для этого она вышла на пенсию? Чтобы стать прислугой в семье, где прожила почти тридцать лет?
Вечером, когда Зоя Павловна смотрела свой любимый сериал, а Михаил копался в гараже, Юля стояла у окна, глядя на огни соседних домов. За каждым светящимся прямоугольником — чья-то жизнь. Интересно, есть ли там женщины, чувствующие себя такими же бесправными и одинокими в собственной семье?
— Юля! — голос свекрови резанул по нервам. — Ты стирку запустила? И не забудь, завтра нужно окна помыть. Весна всё-таки!
Невестка вздохнула. Куда ей идти? Собственную квартиру они с Мишей давно продали, чтобы помочь сыну с первым взносом за жильё. Деньги с её пенсии уходили на общий бюджет. Свою мать она похоронила пять лет назад.
— Да, Зоя Павловна, сейчас, — отозвалась она, в тысячный раз проглатывая обиду.
Ночью, лёжа рядом с похрапывающим мужем, Юля пыталась вспомнить, когда всё изменилось. Ведь когда-то Михаил смотрел на неё с любовью, защищал от всех, даже от своей матери. Когда же его глаза стали такими равнодушными? Когда он перестал замечать её слёзы?
— Миш, — тихо позвала она. — Ты спишь?
Вопрос повис в воздухе. Даже если он не спал, то сделал вид. Как всегда в последнее время.
Утром всё повторилось.
Завтрак для свекрови — строго по режиму. Проводить мужа на работу. Убрать кровати, вымыть посуду, начать стирку, приготовить обед, сбегать в аптеку за лекарствами для Зои Павловны.
— Ты купила не те таблетки! — раздражённо заявила свекровь, разглядывая упаковку. — Я же сказала: в зелёной коробочке!
— Но доктор прописал именно эти, — попыталась объяснить Юля. — Вот, смотрите, в рецепте…
— Ты что, умнее доктора? — перебила Зоя Павловна. — Я сорок лет эти таблетки пью! Иди и поменяй!
И Юля пошла. Снова. В третий раз за неделю. Капельки дождя на лице смешивались со слезами. Разве об этом она мечтала? О такой старости? Где-то глубоко внутри тлела искра протеста, но она боялась раздуть её в пламя. Страх остаться совсем одной, без крыши над головой, был сильнее.
Вернувшись домой с «правильными» таблетками, Юля обнаружила, что свекровь уже занята важным делом — перебирает вещи в шкафу.
— О, вернулась наконец, — бросила Зоя Павловна, не оборачиваясь. — Посмотри, какой беспорядок! Ты совсем не следишь за порядком! И что это за растянутый свитер всё ещё висит? Я же говорила выбросить!
— Это мой свитер, — тихо возразила Юля. — Мне его мама вязала.
— И что? Он уродливый и старый. У жены моего сына должны быть приличные вещи.
В этот момент зазвонил телефон. Старый, стационарный аппарат, который Зоя Павловна категорически отказывалась менять на что-то современное. «Мобильники у вас для баловства, а настоящий телефон должен быть!»
— Юля, возьми трубку! — скомандовала свекровь. — Если это Вера Степановна, скажи, я перезвоню после сериала.
Юля покорно направилась к телефону, чувствуя странное облегчение от прерванного разговора. Хоть несколько минут передышки.
— Алло, — произнесла она усталым голосом.
— Здравствуйте! — раздался в трубке энергичный женский голос. — Это квартира Зои Павловны Кравцовой?
— Да, — ответила Юля. — Вы хотите поговорить с ней?
— Если можно. Это Полина Аркадьевна, её двоюродная племянница из Новосибирска.
Юля прикрыла трубку рукой:
— Зоя Павловна! Вас какая-то Полина Аркадьевна из Новосибирска!
Свекровь вздрогнула, замерла на мгновение, а потом вдруг преобразилась. Морщины разгладились, спина выпрямилась, голос стал медовым:
— Полиночка! Боже мой! Давай я сама!
Но женщина на другом конце линии, услышав, что дозвонилась по нужному адресу, затараторила так быстро, что Юля не успела передать трубку.
— Передайте, пожалуйста, Зое Павловне важную новость. Дядя Григорий, её двоюродный брат… Вы знаете Григория Семёновича?
— Нет, — растерянно ответила Юля, пытаясь удержать рвущуюся к телефону свекровь.
— Неважно. В общем, он скончался две недели назад. Бездетный, одинокий… Но главное! — голос в трубке понизился до драматического шёпота. — Его завещание! Никто не ожидал, но он оставил трёхкомнатную квартиру в центре Москвы и приличные сбережения!
— Кому? — невольно вырвалось у Юли, пока Зоя Павловна пыталась вырвать у неё трубку.
— В том-то и дело! — продолжала Полина Аркадьевна. — Дядя Гриша был очень принципиальным человеком. Все подсчитал. Только самым близким.
Юля почувствовала, как по спине пробежал холодок. Свекровь наконец выхватила трубку, но было поздно – Юля уже услышала главное.
— Полиночка, милая! — голос Зои Павловны мгновенно изменился, став приторно-сладким. — Какая трагедия с Гришей! Я так расстроена! Да-да, конечно помню его… Что? Квартира? И сбережения? Господи, какая неожиданность!
Юля медленно отошла, прислонившись к стене. В голове крутились слова о «том, кто не эксплуатирует родственников». Какая горькая ирония. Если бы этот загадочный дядя Гриша видел, как обращаются с ней в этом доме…
Свекровь продолжала ворковать в трубку, а затем её лицо вдруг побледнело:
— Комиссия? Какая комиссия? Приедет проверять?
Она нервно закивала, выслушивая невидимую собеседницу:
— Да-да, конечно… Семейная атмосфера… Взаимоуважение… Разумеется, у нас именно так!
Положив трубку, Зоя Павловна застыла, глядя в пространство. Юля никогда не видела её такой потерянной.
— Что случилось? — осторожно спросила она.
Свекровь моргнула, словно только что заметив невестку:
— Мой двоюродный брат Гриша умер. Оставил наследство.
— Да, я слышала, — тихо ответила Юля. — Соболезную.
— Не притворяйся! — вдруг рявкнула Зоя Павловна, но тут же осеклась и неожиданно добавила совершенно другим тоном: — То есть… спасибо за сочувствие, Юлечка.
Юля едва не поперхнулась от удивления. «Юлечка»? За все шесть лет знакомства свекровь ни разу так её не называла.
— Полина сказала, — продолжила Зоя Павловна, нервно теребя край блузки, — что в следующую среду приедет комиссия. Проверять, достойны ли мы… то есть, достоин ли Миша наследства. Будут смотреть на семейную обстановку, взаимоотношения.
— Понятно, — Юля кивнула, пытаясь скрыть внезапно вспыхнувшую внутри надежду.
— Так что… — Зоя Павловна запнулась, явно подбирая слова, — нам нужно подготовиться. Дом в порядок привести, ужин хороший…
— Я займусь, — автоматически ответила Юля.
— Нет! — слишком поспешно воскликнула свекровь. — То есть, конечно, но не одна. Мы вместе. Ты и так много работаешь, Юлечка. Я тебе помогу.
И в этот момент Юля поняла: что-то радикально изменилось.
Вечером, когда вернулся Михаил, его встретила удивительная картина. Мать и жена вместе готовили ужин, причём Зоя Павловна стояла у плиты, а Юля нарезала салат.
— Что случилось? — подозрительно спросил он. — Мама, ты заболела?
— С чего ты взял? — возмутилась Зоя Павловна. — Просто решила помочь Юлечке. Она и так целыми днями крутится.
Михаил недоверчиво переводил взгляд с матери на жену:
— Юлечке? С каких пор ты её так называешь?
Зоя Павловна натянуто улыбнулась:
— Разве я раньше не называла? Странно. Мишенька, ты не поверишь, какие новости! Дядя Гриша умер и оставил нам наследство!
За ужином разговор вертелся вокруг неожиданного наследства. Михаил был потрясён, никогда раньше не слышав о существовании дяди Гриши, но новость о возможном богатстве быстро затмила все вопросы.
— И что, просто так квартиру отдадут? — недоверчиво спрашивал он.
— Не совсем, — Зоя Павловна бросила встревоженный взгляд на невестку. — Только самым близким. А не тем, кто…
Она запнулась, и Юля договорила за неё:
— Кто требует и пользуется чужим трудом, ничего не получат.
Повисла тишина. Михаил непонимающе переводил взгляд с матери на жену.
— Полина сказала, что через неделю приедет комиссия, — торопливо продолжила Зоя Павловна. — Будут проверять атмосферу в семье.
— Комиссия? — переспросил Михаил.
— Да! Представляешь? Дядя Гриша всё продумал, хитрец! — свекровь нервно засмеялась, подкладывая Юле лучший кусок мяса. — Юлечка, ты совсем ничего не ешь. Тебе нужно хорошо питаться, ты столько работаешь.
— Вот именно, — вдруг произнес Михаил, пристально глядя на жену. — Ты действительно много работаешь, Юль.
Юля опустила глаза, не зная, что ответить. В голове крутились тысячи слов, которые она годами проглатывала вместе с обидами.
— Миша, а ты замечал это раньше? — неожиданно для себя спросила она. — Замечал, сколько я работаю?
Михаил смутился:
— Я… ну, знаешь, как-то не задумывался. У нас ведь всегда так было… то есть… — он запнулся, внезапно осознавая что-то. — Боже, Юль, нет, правда, я не…
— Ладно, — она мягко улыбнулась. — Не сейчас.
Следующие дни превратились в настоящий спектакль.
Зоя Павловна вдруг «прозрела» — начала замечать, сколько дел лежит на плечах невестки. Более того, она деятельно включилась в домашние хлопоты: сама мыла посуду, помогала с уборкой, даже начала готовить завтраки.
— Юлечка, как ты думаешь, этот цвет штор подойдет для гостиной? — спрашивала она, показывая образцы ткани. — Я подумала, пора обновить обстановку. Ты ведь давно говорила?
Юля никогда ничего подобного не говорила — боялась даже заикнуться о каких-то переменах в доме свекрови. Но теперь кивала, наслаждаясь неожиданным вниманием.
Михаил наблюдал за этими переменами с растущим беспокойством. Однажды вечером, когда Зоя Павловна рано ушла спать, он присел рядом с женой на диван.
— Юль, мне кажется, или мама действительно изменилась?
— Не мама изменилась, Миш, — тихо ответила Юля. — Изменилась перспектива. Появился стимул.
Он нахмурился:
— Ты о наследстве? Думаешь, она притворяется?
— А ты сомневаешься? — Юля горько усмехнулась. — Шесть дней назад я была прислугой, а сегодня я — «Юлечка, отдыхай, я сама помою».
Михаил долго молчал, будто что-то обдумывая. Потом вдруг взял её за руку:
— Прости меня.
— За что? — удивилась Юля.
— За то, что не замечал. За то, что позволял матери… — он запнулся. — Я не должен был допускать этого. Ты моя жена, а не домработница.
Юля почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Впервые за долгие годы она услышала то, что отчаялась услышать.
Накануне предполагаемого приезда комиссии телефон зазвонил снова. Зоя Павловна, возившаяся с парадным сервизом, бросилась к аппарату:
— Алло! Полина? Да-да, мы готовы… Что?
Её лицо стремительно менялось — от приветливого к растерянному, затем к шокированному.
— Как это «наследство уже распределено»? Ты же говорила… Комиссия отменяется? А кто получил квартиру?
Михаил и Юля замерли, наблюдая за реакцией свекрови. Зоя Павловна медленно опустилась на стул, всё ещё сжимая трубку.
— Моему сыну? Мише? — её голос дрожал. — За что? За заботу о тёте Вере? Но ведь это Юля ухаживала за ней, когда она болела… Что значит «именно это и ценил дядя Гриша»?
Завершив разговор, она растерянно посмотрела на сына и невестку:
— Миша, тебе досталась квартира. За то, что ты… точнее, Юля… заботилась о тёте Вере в прошлом году. Дядя Гриша это видел и оценил.
Михаил обнял жену за плечи:
— Это справедливо. Юля заслужила эту квартиру своей добротой и заботой. Именно она, а не я.
Зоя Павловна долго молчала, а потом вдруг заплакала — впервые на памяти Юли.
— Я была ужасной свекровью, правда? — тихо спросила она. — Я пользовалась тобой, Юля. Мне нет прощения.
— Есть, — неожиданно для себя ответила Юля. — Время всё исправить.
Через месяц в их доме действительно многое изменилось.
Обязанности распределили поровну, появилось взаимное уважение. И квартира от дяди Гриши, оформленная на Михаила, стала не причиной, а следствием этих перемен — символом того, что доброта и забота в конечном счете вознаграждаются.
Юля иногда вспоминала тот судьбоносный телефонный звонок и думала: возможно, не всегда нужна встряска, чтобы люди изменились. Но иногда именно она помогает увидеть очевидное — то, что годами скрывается за привычками и чувством собственной правоты.
