Людмила протёрла лоб тыльной стороной ладони, оставив след от муки. В кухне царил организованный хаос: противни с недопечёнными пирогами, распечатанные пакеты с крупами, набор специй – всё было разложено по строгой системе, понятной только ей.
Завтра исполнялось шестьдесят её Юрию, и она решила устроить настоящий праздник, без лишних глаз и непрошеных советов.
Вечер пятницы. Для большинства – время отдыха, для Людмилы – генеральной репетиции. Она планировала этот юбилей три недели, выстраивая в голове идеальную картину: чистый дом, праздничный стол и только те гости, которых они с мужем действительно хотели видеть.
Людочка, ты где там пропала? – голос Юрия донёсся из гостиной, где он пытался починить торшер – последний штрих к обновлённому интерьеру.
Заканчиваю с тестом, — отозвалась она, улыбнувшись. Тридцать пять лет вместе, а он всё ещё называет её Людочкой.
Звонок в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Людмила замерла, руки в тесте, сердце ёкнуло. Дверной звонок в их доме имел особенный характер – он либо обещал приятные встречи, либо возвещал о внезапном вторжении в её налаженный быт.
Юра, открой, пожалуйста! – крикнула она, вытирая руки о фартук.
В прихожей раздался щелчок замка, а затем – слишком знакомые голоса, от которых у Людмилы моментально свело челюсть.
Юрочка, родненький! А мы проездом! – пропела Вера, сестра мужа, чей голос Людмила узнала бы из тысячи. – Решили заскочить на чаёк!
Людмила медленно выдохнула, считая до десяти, как советовала психолог из женского журнала. Не помогло. В дверном проёме кухни уже возникла Вера – пышная, громкая, с двумя чемоданами в руках и троими детьми, выглядывающими из-за её спины.
Людочка! Красавица моя! – Вера ринулась обнимать невестку, уронив чемоданы прямо на кухонный пол. – А мы к вам с ночёвкой! Поезд только завтра вечером.
За спиной Веры появилась и Антонина Павловна – мать Юрия, восьмидесятилетняя женщина с острым взглядом и ещё более острым языком.
А у вас тут пыльно, — заметила она вместо приветствия, проводя пальцем по кухонному шкафу.
Внутри Людмилы что-то надломилось.
У нас не пыльно, а мука, — отчеканила Людмила, чувствуя, как внутри закипает что-то несвойственное ей – решимость.
Людочка, мы с дороги голодные, — Вера уже открывала холодильник. – Ой, а что это у вас тут? Пироги готовишь? Дай-ка я тебе помогу!
Дети Веры – двенадцатилетний Костя и близнецы Марина и Павлик девяти лет – уже штурмовали гостиную, откуда доносились возгласы Юрия:
Осторожнее, там торшер не трогайте!
Юра, не кричи на детей, — вмешалась Антонина Павловна, снимая пальто и небрежно бросая его на стул. – Они же маленькие ещё.
Людмила почувствовала, как воздух становится густым, словно то самое тесто в её руках. Тридцать пять лет брака, тридцать пять лет подобных визитов. Без звонка. Без предупреждения. Как будто их дом – проходной двор.
Вера, — Людмила поймала невестку за руку, когда та потянулась к её пирогам. – Послушай. Завтра у Юры юбилей.
Юбилей? – Вера округлила глаза. – Так это же замечательно! Празднование будет? Я как чувствовала, что нужно приехать!
Мы планировали отметить вдвоём, — Людмила старалась говорить ровно, но голос предательски дрожал.
Вдвоём? – Вера смотрела так, будто услышала китайскую грамоту. – Но это же юбилей! Родственники должны быть!
Мы никого не приглашали.
Вера рассмеялась:
Людочка, что за глупости! Разве родственники нуждаются в приглашении? Слушай, мы переночуем, а завтра я тебе помогу организовать настоящий праздник. Позвоним Петровым, Сидоровым, двоюродной тёте Юры… – Вера уже доставала телефон.
Из гостиной раздался грохот и детский плач.
Торшер… – эхом отозвался голос Юрия.
Людмила сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она внезапно увидела, как будет развиваться этот вечер, завтрашний день и все последующие визиты на годы вперёд, если она снова промолчит.
Нет, — тихо сказала она.
Что? – Вера, уже набиравшая номер в телефоне, подняла глаза.
Я сказала – нет! – голос Людмилы окреп. – Вы не останетесь здесь на ночь. Вы не будете звонить никому. И вы не испортите Юрин юбилей.
В кухне воцарилась тишина, такая густая, что, казалось, её можно было резать ножом.
Людмила… – Антонина Павловна смотрела на неё, как на сумасшедшую. – Ты что это себе позволяешь?
Людмила почувствовала, будто оковы, сдерживающие её тридцать пять лет, вдруг разом спали.
Я позволяю себе, — Людмила вдруг выпрямилась, стала выше ростом, шире в плечах, — защищать свой дом и свой покой. Я устала, понимаете? Устала от того, что мой дом считают постоялым двором. Устала от ваших внезапных визитов, от ваших комментариев о моей уборке, от ваших детей, которые ломают вещи, и от вашего бесконечного «мы же родня»!
Юрий появился в дверях кухни, держа в руках сломанный абажур. На его лице застыло выражение растерянности.
Людочка, что происходит?
Юра, — обернулась к нему Вера, драматически всплеснув руками, — твоя жена нас выгоняет! Собственную семью! Накануне твоего юбилея!
Людмила посмотрела на мужа. В его глазах читалось привычное желание сгладить острые углы, замять конфликт. Тридцать пять лет она видела этот взгляд. Тридцать пять лет он уступал, чтобы «не обидеть родных». Она ждала, что он и сейчас скажет своё обычное «ну давайте как-нибудь разойдёмся мирно».
Юра, — вместо этого произнесла она твёрдо, — я хотела устроить для тебя особенный день. Только для нас. Без суеты, без чужих людей, без… — она запнулась, — без необходимости всем угождать.
Её слова повисли в воздухе. В глазах мужа что-то изменилось, будто прорвалась плотина многолетней уступчивости.
Вера, — неожиданно спокойно произнёс Юрий, — мы действительно хотели провести этот день вдвоём. Никого не приглашали.
Да как вы можете! — воскликнула Антонина Павловна. — Я через весь город тащилась, чтобы увидеть сына моей покойной сестры! А вы нас на порог не пускаете?!
Вы уже зашли без спроса, — заметила Людмила. — И теперь я прошу вас уйти.
Куда мы пойдём на ночь глядя?! — взвизгнула Вера. — С детьми! У нас даже денег на гостиницу нет!
Вы могли позвонить, — вдруг сказал Юрий. В его голосе больше не было привычной мягкости. — Спросить, удобно ли нам. Мы бы объяснили ситуацию.
Дети Веры притихли, сгрудившись у двери. Людмила заметила, что младший, Павлик, держит в руках деталь от разбитого торшера.
Хорошо, — сказала она, делая глубокий вдох. — У вас есть время собрать вещи и найти гостиницу. Я даже могу позвонить в «Заречную», там недорогие номера.
Ты нас… выставляешь? — Вера смотрела на неё так, будто перед ней стоял не человек, а говорящая мебель.
Да, Вера. Я вас выставляю. Впервые за тридцать пять лет я говорю «нет» твоему самоуправству.
Лицо Веры исказилось, словно она проглотила лимон.
А ты знаешь, что мы для вас сделали? Помнишь, как я Юрку выхаживала, когда он с воспалением лёгких лежал? А кто вам на свадьбу деньги собирал?
Это было тридцать пять лет назад, Вера, — спокойно ответила Людмила. — И я благодарна за это. Но это не даёт вам права вторгаться в нашу жизнь без предупреждения и устанавливать свои порядки.
Юра! — Вера повернулась к брату, ища поддержки. — Скажи ей! Скажи, что мы семья! Что двери дома всегда должны быть открыты для родных!
Людмила посмотрела на мужа, внутренне готовясь к тому, что он сдастся. Но в глазах Юрия она увидела что-то новое — решимость, смешанную с усталостью.
Вера, собирай детей, — сказал он. — Людмила права. Мы… мы слишком долго это терпели.
В кухне стало так тихо, что Людмила слышала тиканье часов из гостиной. Антонина Павловна первой нарушила молчание:
Какими вы стали! Забыли, что такое родственные узы! В наше время…
В ваше время тоже стучались, прежде чем войти, — перебила её Людмила. — И спрашивали разрешения перед тем, как остаться.
Собирайтесь, — повторил Юрий, и в его голосе появились стальные нотки. — Я вызову такси до гостиницы.
Вера схватила свою сумку с такой силой, будто хотела ею запустить:
Запомни этот день, Юрка! Запомни, как твоя жена разрушила нашу семью!
Наша семья — это я и Людмила, — тихо ответил Юрий. — Всё остальное — родственники, которых мы рады видеть. По приглашению.
Следующие двадцать минут прошли как в тумане.
Дети плакали, Вера громко возмущалась, собирая разбросанные вещи, Антонина Павловна шептала молитвы о «неблагодарных детях» и «чёрствых сердцах». Юрий стоял у двери, неловко переминаясь с ноги на ногу, но в коридор никого не пропускал.
Когда такси наконец подъехало, Людмила почувствовала, как дрожат её колени. Она стояла в дверях, глядя, как родственники мужа спускаются по лестнице, бросая на неё испепеляющие взгляды.
Юра, ещё не поздно одуматься! — крикнула Вера с последней ступеньки. — Мы же твоя семья!
Юрий молча смотрел на сестру, держа руку на двери.
Прощайте, — сказал он и закрыл дверь.
Тишина, наполнившая квартиру, была оглушительной. Людмила и Юрий стояли в прихожей, не решаясь посмотреть друг на друга.
Ты на меня сердишься? — наконец спросила Людмила, ощущая, как к горлу подкатывает комок.
Юрий медленно повернулся к ней, и она с удивлением увидела, что он улыбается. Не той виноватой улыбкой, которая появлялась у него после каждого визита родственников, а настоящей, открытой.
Нет, — сказал он. — Я… благодарен тебе. За то, что у тебя хватило смелости сделать то, на что у меня не хватало сил тридцать пять лет.
Людмила почувствовала, что слезы к глазам подступили:
Я думала, ты расстроишься. Они же твоя семья.
Ты — моя семья, — Юрий взял её руки в свои. — А они… они были сначала моими родственниками, а потом стали моей обузой. И твоей тоже.
Он помолчал, а потом добавил:
Знаешь, сколько раз я хотел сказать им «нет»? Когда Вера приезжала на две недели «отдохнуть от мужа». Когда твоя тёща критиковала твою стряпню. Когда дети сломали сервиз, который мы привезли из Чехии… Но я всё молчал, потому что боялся обидеть, боялся конфликтов. А ты…
А я просто устала, — призналась Людмила. — Устала притворяться, что мне нравится, когда наш дом превращается в проходной двор. Устала вечно быть хорошей, послушной Людочкой.
Они смотрели друг на друга, и что-то новое появилось между ними. Теперь они друг друга больше понимали.
Что ты думаешь, они теперь совсем перестанут к нам приезжать? — спросил Юрий и помог жене снять фартук.
Людмила покачала головой:
Не перестанут. Но, может быть, научатся звонить заранее. И спрашивать разрешения. И уважать наши границы.
Звучит как утопия, — усмехнулся Юрий.
Мы им поможем в этом, — твёрдо сказала Людмила. — Мы научимся говорить «нет».
Телефон Юрия зазвонил. На экране высветилось имя сестры. Они переглянулись.
Не бери, — сказала Людмила. — Не сейчас.
Юрий кивнул и отключил телефон.
Знаешь, — сказал он, глядя на жену с нежностью, — может быть, это самый лучший подарок на мой юбилей.
Выставить твоих родственников за дверь? — рассмеялась Людмила.
Нет. Понять, что у нас хватит смелости защищать то, что для нас важно. Нашу жизнь. Наш дом. Наше право быть вдвоём.
Он притянул её к себе, и Людмила положила голову ему на плечо, вдыхая такой родной запах его одеколона.
Нам предстоит ещё много разговоров с ними, — прошептала она. — Они не поймут сразу.
Пусть, — ответил Юрий. — Главное, что мы с тобой наконец поняли.
В эту ночь они спали крепче, чем за все предыдущие годы, когда в соседней комнате храпели внезапно приехавшие родственники. И утром Людмила проснулась с ощущением свободы, которого не испытывала очень давно.
Юбилей они отпраздновали вдвоём — с шампанским, любимой музыкой Юрия и без единого телефонного звонка. Только к вечеру Людмила решилась включить телефон. Там было пятнадцать пропущенных от Веры, три голосовых сообщения от Антонины Павловны и одно сообщение от племянника Кости: «Тётя Люда, извините за торшер. Мама сказала, что мы теперь будем звонить перед приездом».
Людмила улыбнулась и показала сообщение мужу.
Видишь? — сказала она. — Мир не рухнул. Просто стал немного более… упорядоченным.
За порядок, — поднял бокал Юрий. — И за нас.
За нас, — эхом отозвалась Людмила. — За право быть собой даже в шестьдесят.
Особенно в шестьдесят.
