Почему я на полу должна спать, если твоя мама приехала? – вспыхнула жена
Глеб стоял у окна, вглядываясь в мартовскую слякоть, медленно превращающуюся в апрельское пробуждение. Он наблюдал, как одинокий прохожий пытался удержать равновесие на обледенелом асфальте, и в этой борьбе со стихией видел отражение собственной жизни – такой же неустойчивой и непредсказуемой.
– Она приедет завтра, – сказал он, не оборачиваясь.
Вера замерла на пороге комнаты, сжимая в руках полотенце. Её тонкие пальцы побелели от напряжения.
– Опять? – только и смогла выдавить она.
– Она моя мать, – в голосе Глеба звучала усталость человека, повторяющего одну и ту же фразу в сотый раз. – И у неё никого кроме нас нет.
– У тебя есть я, – тихо произнесла Вера. – У нас есть Соня. А у неё… у неё давно уже целый мир, в котором нет места никому, кроме неё самой.
Глеб наконец обернулся. В его глазах читалась привычная смесь вины и раздражения.
– Прекрати, – он провел рукой по лицу. – Две недели. Она побудет две недели и уедет. Как всегда.
– Как всегда, – эхом отозвалась Вера, и в этом эхе звучала вся горечь последних пяти лет их брака.
Раиса Петровна всегда появлялась внезапно – как стихийное бедствие, которое невозможно предотвратить, но к которому теоретически можно подготовиться. Хотя никакая подготовка не помогала Вере справиться с ураганом, который врывался в их небольшую двухкомнатную квартиру вместе с этой женщиной.
– Глебушка! – звонкий голос разнесся по подъезду, когда Глеб спустился встретить мать. – Сыночек!
Вера наблюдала из окна, как свекровь обнимает мужа, и как тот, наклонившись (мать была на голову ниже его), неловко похлопывает её по спине. В этом жесте было что-то механическое, и Вера почувствовала укол сочувствия к мужу.
– Господи, ну что у вас за район такой? – первое, что сказала Раиса Петровна, переступив порог квартиры. – Таксист чуть не отказался ехать. Сказал – тут одни приезжие живут.
Она скинула ярко-красное пальто, под которым оказалось не менее яркое платье с крупными цветами. В свои шестьдесят два Раиса Петровна одевалась так, словно ей было не больше сорока, и выглядела соответственно – подтянутая, с идеально уложенными волосами, выкрашенными в пшеничный цвет, и макияжем, который никогда не был броским, но всегда – безупречным.
– Здравствуйте, Раиса Петровна, – Вера подошла, чтобы поцеловать свекровь в щеку, но та ловко увернулась, сделав вид, что наклоняется к чемодану.
– А где моя красавица? Где моя Сонечка? – громко спросила она, выпрямляясь.
– Она в школе, – ответила Вера. – Будет через два часа.
– В школе? – Раиса Петровна посмотрела на часы. – Разве уже не должны были закончиться занятия?
– У неё кружок рисования по вторникам и четвергам, – пояснила Вера.
– Рисования? – Раиса Петровна покачала головой. – Глебушка, ты же говорил, что она на гимнастику ходит.
– Ходила, – вмешался Глеб, затаскивая тяжелый чемодан в коридор. – Но ей больше понравилось рисование.
– Жаль, – протянула Раиса Петровна. – Гимнастика формирует осанку, дисциплину. А что даёт рисование? Испачканные руки и мечты в облаках.
Вера открыла рот, чтобы возразить, но Глеб быстро сказал:
– Мама, ты с дороги. Чай будешь? Или, может, борщ разогреть?
– Борщ? – оживилась Раиса Петровна. – Верочка сварила?
– Я, – твердо ответил Глеб. – По твоему рецепту.
Маленькая морщинка пролегла между бровями Раисы Петровны.
– Ну, давай борщ. Хотя какой же это борщ без сала? Я привезла тебе настоящее, домашнее. Там, в сумке.
К возвращению Сони из школы квартира уже преобразилась. Как по волшебству, на журнальном столике появилась кружевная салфетка, на кухне – новые полотенца с вышивкой, а в спальне Глеба и Веры – постельное белье, которое Раиса Петровна привезла «специально для Глебушки».
– Бабушка! – Соня, светловолосая девочка одиннадцати лет, с веснушками, разбросанными по носу как звезды на небе, бросилась к Раисе Петровне.
– Сонечка! – Раиса Петровна прижала внучку к себе. – Дай-ка я на тебя погляжу. Ох, худенькая какая! Не кормят тебя, что ли?
– Кормят, – засмеялась Соня. – Я просто много двигаюсь.
– Это хорошо, – кивнула Раиса Петровна. – А то нынче девочки только и знают, что с телефонами сидеть. Ты, кстати, телефон пока убери. Бабушка приехала, надо поговорить.
– Соня, – вмешалась Вера. – Иди переоденься и помой руки. Потом поговорите с бабушкой.
Раиса Петровна поджала губы, но ничего не сказала. Соня послушно направилась в свою комнату.
– Я вот всё думаю, – громко сказала свекровь, когда девочка скрылась за дверью, – почему бы вам не переехать в мой дом? Места достаточно, воздух чистый, огород свой. Сонечке было бы где бегать.
– Мама, – начал Глеб, – мы уже обсуждали это…
– Да-да, знаю, – отмахнулась Раиса Петровна. – Карьера, работа, школа. Но ты подумай – какая в городе жизнь? Суета, грязь, спешка.
– У нас тут вся жизнь, – твердо сказала Вера. – Работа, друзья, Сонина школа.
– Работа! – фыркнула Раиса Петровна. – Глеб может найти работу и поближе к дому. Да хоть бы и в райцентре. А ты… – она запнулась, глядя на Веру. – Ну, ты-то можешь и дома сидеть, хозяйством заниматься. Не всё же по чужим домам убирать.
– Я не убираю, Раиса Петровна, – спокойно ответила Вера. – Я арт-директор в рекламном агентстве.
– Да какая разница, – махнула рукой свекровь. – Всё равно целыми днями на работе пропадаешь. А Соня растёт без присмотра.
– Мама, – Глеб повысил голос. – Мы не будем переезжать. И хватит уже об этом.
Раиса Петровна поджала губы и отвернулась к окну. Её плечи слегка подрагивали.
– Конечно, – тихо сказала она. – Мать стареет одна в пустом доме, а сын даже навестить не может. Что уж говорить о переезде.
Глеб закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Я приезжал к тебе на прошлой неделе, – напомнил он. – Забор починил, крышу подлатал.
– На один день, – не оборачиваясь, сказала Раиса Петровна. – И сразу назад. Словно дома тебя что-то держит.
Вера отвернулась и ушла на кухню. Она знала, что любые её слова сейчас только усугубят ситуацию.
Вечером, когда Соня уже спала, а Раиса Петровна устроилась в гостиной на диване (она категорически отказалась занимать Сонину комнату, как предлагала Вера), Глеб зашел в спальню и тихо закрыл за собой дверь.
– Послушай, – начал он, садясь на край кровати. – Я понимаю, что тебе тяжело с ней…
– Нет, – перебила Вера. – Ты не понимаешь. Ты никогда не понимал.
Она сидела у туалетного столика, расчесывая волосы. В зеркале отражалось её осунувшееся лицо с тенями под глазами.
– Вера, она моя мать, – устало сказал Глеб. – И она пробудет здесь всего две недели.
– А потом ещё две, – горько усмехнулась Вера. – А потом будет звонить каждый день и плакать в трубку, что у неё болит сердце и некому подать стакан воды. И ты снова поедешь к ней. И снова. И снова.
– Что я должен делать? – в голосе Глеба звучало раздражение. – Бросить её одну? Она вырастила меня одна, без отца. Работала на двух работах, чтобы я мог учиться. И теперь, когда она старая и одинокая…
– Ей шестьдесят два! – воскликнула Вера, оборачиваясь. – Она не старая! И она не одинокая – у неё целая улица таких же активных пенсионерок, с которыми она обсуждает всех соседей. У неё есть сестра в соседнем селе. У неё даже ухажёр есть – этот, как его, Михаил Степанович.
– Она его терпеть не может, – возразил Глеб.
– Она делает вид, что терпеть не может, – парировала Вера. – Но когда ты уезжаешь, они вместе ходят в сельский клуб на танцы. И он помогает ей с огородом.
– Откуда ты знаешь? – нахмурился Глеб.
– Оттуда, что в отличие от тебя, я разговариваю с твоей матерью, – сказала Вера. – Не просто слушаю её жалобы и упреки, а действительно разговариваю. Когда ты в последний раз спрашивал, как у неё дела? Чем она живет, кроме ожидания твоих приездов?
Глеб молчал, глядя в пол.
– Вот именно, – подытожила Вера. – Ты позволяешь ей манипулировать собой, потому что так проще. Проще согласиться, чем разобраться, что на самом деле происходит в её жизни.
– Ты не понимаешь, – упрямо повторил Глеб. – Это сложнее, чем кажется.
– О, я прекрасно понимаю, – горько усмехнулась Вера. – Я понимаю, что проще обвинить меня в черствости, чем признать, что ты позволяешь своей матери разрушать нашу семью.
Глеб встал и подошел к окну.
– Всего две недели, – повторил он. – Потерпи, пожалуйста.
Вера покачала головой.
– Я терплю пять лет, Глеб. Пять лет я слушаю, как плохо готовлю, как неправильно воспитываю Соню, как не умею быть настоящей женщиной и хозяйкой. Пять лет она приезжает без предупреждения и переставляет всё в нашем доме, пять лет она критикует каждое моё решение. И пять лет ты молча стоишь в стороне.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – глухо спросил Глеб. – Выставил её за дверь?
– Я хочу, чтобы ты был на моей стороне, – тихо сказала Вера. – Хотя бы иногда.
Следующие дни превратились в привычный кошмар. Раиса Петровна, проснувшись раньше всех, успевала перемыть всю посуду («Верочка, милая, у тебя тут на кастрюльке пригар был, я отчистила»), перестирать бельё («Я всегда сначала замачиваю, а потом уже в машинку – чище получается»), и приготовить завтрак («Сонечке нужно кашу есть по утрам, а не эти ваши хлопья с молоком»).
Вера старалась сдерживаться, улыбаться и благодарить. Глеб делал вид, что ничего не происходит, уходя на работу раньше обычного и возвращаясь позже.
Но настоящая буря разразилась на пятый день.
– Я не понимаю, зачем было покупать такую дорогую куртку, – сказала Раиса Петровна за ужином, разглядывая новую покупку Веры для Сони. – Она же из неё вырастет через полгода. Я своему Глебушке всегда покупала на вырост, и ничего – ходил.
– Это не куртка, а ветровка, – спокойно ответила Вера. – И она нужна Соне для школьной экскурсии в эти выходные. А ту, что была, она порвала на физкультуре.
– А что за экскурсия? – поинтересовалась свекровь, накладывая себе салат.
– В геологический музей, – ответила Соня. – Мы там будем изучать минералы и кристаллы. И нам разрешат подержать настоящий метеорит!
– Музей! – фыркнула Раиса Петровна. – Лучше бы на природу поехали. Весна на дворе, птицы поют. А они детей в душное помещение ведут.
– Музей современный, с интерактивными экспонатами, – сказала Вера. – Соне будет интересно.
– Ну конечно, ты же лучше знаешь, что интересно ребенку, – заметила Раиса Петровна, обращаясь почему-то к Глебу.
– Соня сама сказала, что ей интересно, – заметил Глеб, не поднимая глаз от тарелки.
– Дети много чего говорят, – отмахнулась Раиса Петровна. – Им бы только в телефоне сидеть да мультики смотреть. Вот в мое время…
– Бабушка, – перебила её Соня. – А ты видела мои новые рисунки? Я нарисовала наш дом и тебя в саду.
Раиса Петровна мгновенно растаяла.
– Нет, солнышко, не видела. Покажешь бабушке?
Соня кивнула, быстро доела ужин и убежала в свою комнату. Вернулась она с альбомом, в котором было несколько акварельных работ.
– Вот, – гордо сказала она, открывая альбом. – Это твой дом, а это ты с курами.
На рисунке действительно был изображен небольшой деревенский дом с палисадником, а рядом – женская фигура, окруженная пестрыми птицами.
– Очень похоже, – улыбнулась Раиса Петровна, но тут же нахмурилась. – Только вот крыльцо у меня с другой стороны. И куры у меня не такие – у меня порода особая, с хохолком.
Лицо Сони вытянулось.
– Но я не помню, с какой стороны крыльцо, – тихо сказала она. – Я же давно у тебя не была.
– Вот именно! – воскликнула Раиса Петровна, бросив победоносный взгляд на Веру. – Давно не была у бабушки. А всё потому, что мама с папой не находят времени привезти тебя.
– Мама хотела поехать на майские, – вдруг сказала Соня. – Она говорила, что возьмет отпуск, и мы поедем к тебе на целую неделю.
Вера удивленно подняла брови. Они с Глебом действительно обсуждали такую возможность, но наедине, без Сони.
– Правда? – Раиса Петровна с сомнением посмотрела на Веру.
– Да, – твердо сказала Вера. – Мы планировали приехать в начале мая.
– Ну… – протянула свекровь. – Это хорошо, конечно. Только у меня в мае огород, посадки…
– Мы поможем, – быстро сказала Соня. – Правда, мама?
– Конечно, – улыбнулась Вера. – С удовольствием поможем с огородом.
Раиса Петровна явно не ожидала такого поворота.
– Ну, помощники из вас, городских… – начала она, но осеклась под взглядом Глеба. – В общем, приезжайте, конечно. Я ватрушек напеку, Сонечка любит.
После ужина, когда Соня уже легла спать, а Глеб мыл посуду на кухне, Раиса Петровна подсела к Вере в гостиной.
– Я вот что хотела спросить, – начала она без предисловий. – Ты правда хочешь приехать или просто при ребенке так сказала?
Вера отложила книгу, которую читала.
– Правда хочу, – ответила она. – Соне нужно больше времени проводить с бабушкой. Да и свежий воздух нам всем не помешает.
Раиса Петровна внимательно посмотрела на Веру, словно пытаясь уличить её во лжи.
– Странно это, – наконец сказала она. – Ты ведь никогда особо не рвалась к нам в деревню.
– Потому что вы никогда не звали, – спокойно ответила Вера. – Вы всегда предпочитали приезжать сюда.
– Так удобнее, – пожала плечами Раиса Петровна. – Глебушке не надо отпрашиваться с работы.
– А мне надо, – заметила Вера. – Но я всё равно приеду.
Раиса Петровна помолчала, разглядывая свои руки.
– Знаешь, – наконец сказала она. – Я ведь не со зла всё это. Просто переживаю за вас. За Глебушку, за Соню.
– Я знаю, – кивнула Вера. – Но иногда ваши переживания… задевают.
– Я прямой человек, – гордо сказала Раиса Петровна. – Что думаю, то и говорю. Не люблю эти ваши городские церемонии, когда в глаза одно, а за глаза другое.
– Быть прямым не значит быть грубым, – мягко возразила Вера. – Можно говорить правду, не задевая чувства других.
– Это ты сейчас на что намекаешь? – тут же вскинулась Раиса Петровна. – Что я грубая? Что я чувства не уважаю?
Вера вздохнула.
– Нет, Раиса Петровна. Я просто хочу, чтобы мы могли общаться без взаимных обвинений. Ради Сони. Ради Глеба.
Раиса Петровна поджала губы, но ничего не ответила.
Утром следующего дня, когда Глеб уже ушел на работу, а Соня – в школу, раздался звонок в дверь. Вера, которая собиралась на работу, удивленно взглянула на часы – было слишком рано для почтальона или курьера.
На пороге стоял высокий седой мужчина в старомодном но добротном костюме.
– Здравствуйте, – сказал он, смущенно переминаясь с ноги на ногу. – Я к Раисе Петровне. Она здесь?
– Здесь, – растерянно ответила Вера. – А вы…
– Михаил Степанович я, – представился мужчина. – Сосед её.
Вера удивленно моргнула.
– Проходите, – наконец сказала она, распахивая дверь шире. – Раиса Петровна на кухне.
– Михаил?! – донесся из глубины квартиры изумленный возглас Раисы Петровны. – Ты как здесь оказался?
Мужчина прошел на кухню, и Вера, подчиняясь внезапному любопытству, последовала за ним.
– Здравствуй, Рая, – сказал Михаил Степанович, протягивая Раисе Петровне букет полевых цветов. – Вот, решил тебя навестить. Ты же говорила, что в город к сыну едешь. Ну, я и подумал…
– Ничего себе! – всплеснула руками Раиса Петровна, но в её глазах Вера заметила удовольствие. – Только вчера вечером говорила Глебушке, что ты мне помогаешь с огородом, и вот – явился.
– Телепатия, – улыбнулся Михаил Степанович. – Почувствовал, что вспоминаешь.
Раиса Петровна смущенно поправила волосы.
– Ой, да что ты! Просто к слову пришлось, – она обернулась к Вере. – А ты что стоишь? На работу разве не пора?
– Пора, – согласилась Вера, едва сдерживая улыбку. – Очень приятно познакомиться, Михаил Степанович. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
– Спасибо, – искренне поблагодарил мужчина. – Извините за вторжение.
– Какое вторжение! – воскликнула Вера. – Вы же к Раисе Петровне приехали. А она у нас дорогая гостья.
С этими словами Вера вышла из кухни, оставив свекровь наедине с её неожиданным гостем.
Когда Вера вернулась с работы, квартира была пуста. На столе лежала записка, написанная аккуратным почерком Раисы Петровны: «Мы с Михаилом пошли показать Соне ВДНХ. Будем к ужину. Р.П.»
Вера опустилась на стул, не веря своим глазам. Раиса Петровна добровольно взяла на себя заботу о Соне после школы? И пошла куда-то с Михаилом Степановичем, которого якобы терпеть не могла?
Воспользовавшись неожиданной свободой, Вера приняла ванну, разобрала бумаги, скопившиеся за неделю, и даже успела приготовить ужин – не борщ, но вполне достойное ризотто с грибами.
Когда дверь открылась, в квартиру буквально влетела счастливая Соня.
– Мама! – закричала она с порога. – Мы были на ВДНХ! И катались на колесе обозрения! И ели мороженое! И бабушка купила мне воздушный шарик!
За Соней в квартиру вошли Раиса Петровна и Михаил Степанович. Оба выглядели уставшими, но довольными. И, что удивительно, держались за руки.
– Верочка, – сказала Раиса Петровна, немного виновато. – Ты уж извини, что мы Соню сразу из школы забрали. Михаил в Москве первый раз, хотелось ему город показать.
– Всё в порядке, – улыбнулась Вера. – Я рада, что вы хорошо провели время.
– ВДНХ – это нечто, – восхищенно сказал Михаил Степанович. – У нас в районе и близко ничего подобного нет.
– Да, город есть город, – согласилась Раиса Петровна без обычного пренебрежения в голосе. – Хотя жить я бы здесь не смогла. Слишком шумно, слишком много людей.
– Зато сколько возможностей, – заметил Михаил Степанович. – Вон, Соня может в музеи ходить, на выставки. Это для развития важно.
Раиса Петровна кивнула, и Вера в изумлении наблюдала, как свекровь соглашается с мнением, противоположным её собственному, всего несколькими днями ранее.
– Я ужин приготовила, – сказала Вера. – Ризотто с грибами. Надеюсь, вы голодные.
– Ещё как! – воскликнул Михаил Степанович. – У меня после всех этих прогулок зверский аппетит.
Во время ужина Соня без умолку болтала о том, что они видели, периодически показывая фотографии на телефоне. Раиса Петровна сидела непривычно тихая, временами бросая взгляды на Михаила Степановича.
Когда Соня, наконец, ушла мыться перед сном, Раиса Петровна поставила чайник и, не глядя на Веру, произнесла:
– Миша завтра уезжает. Автобус в 14:40.
– Так быстро? – удивилась Вера. – Он же только приехал.
– У него корова отелиться должна, – пояснила Раиса Петровна. – Не может надолго оставить хозяйство.
Она помолчала, потом решительно добавила:
– Я с ним поеду.
Вера замерла с чашкой в руках.
– Но вы же хотели остаться на две недели, – осторожно сказала она.
– Хотела, – кивнула Раиса Петровна. – Но… В общем, дома дел много. Огород, куры. Да и Глебушке с семьей надо отдохнуть от меня.
В её голосе не было обычной манипулятивной жалости к себе – только усталая констатация факта.
– Раиса Петровна, – Вера отставила чашку. – Вы всегда желанный гость в нашем доме. И Соня будет расстроена, если вы уедете так рано.
– Знаю я эти городские церемонии, – хмыкнула свекровь, но без привычной едкости. – Скажи честно, Верка. Ты рада будешь, если я уеду.
Вера внимательно посмотрела на свекровь. Впервые за пять лет она увидела перед собой не грозную мать мужа, а просто немолодую женщину, уставшую от одиночества.
– Если честно, – медленно сказала Вера, – я буду рада, если вы будете счастливы. Здесь, у нас, или дома – неважно. Но если вам лучше дома, с Михаилом Степановичем – езжайте. И мы обязательно приедем на майские, как обещали.
Раиса Петровна удивленно моргнула.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я ведь всегда думала, что ты меня не любишь. Что ты забрала у меня сына.
– Я не забирала, – покачала головой Вера. – Он сам выбрал свой путь. И вы всегда были и будете частью нашей семьи. Просто… мы с вами разные. И иногда не понимаем друг друга.
– Это уж точно, – фыркнула Раиса Петровна, но как-то беззлобно. – Я деревенская баба, а ты городская штучка с высшим образованием.
– Дело не в образовании, – возразила Вера. – А в том, что мы по-разному видим жизнь. И это нормально.
Раиса Петровна долго молчала, размешивая сахар в чае.
– Михаил зовет меня замуж, – наконец сказала она, не поднимая глаз. – Уже третий год подряд предлагает.
– А вы? – осторожно спросила Вера.
– А что я? – пожала плечами Раиса Петровна. – В моем возрасте замуж выходить – людей смешить. Да и Глебушку как оставить?
– Глеб взрослый мужчина, – мягко сказала Вера. – У него своя семья, своя жизнь. И он будет только рад, если вы будете счастливы.
– Правда? – с сомнением спросила Раиса Петровна. – Не обидится?
– Спросите его сами, – улыбнулась Вера. – Вот он, кстати, и пришел.
В прихожей хлопнула дверь, и через минуту на кухню вошёл Глеб, удивлённо оглядывая Веру и мать, мирно пьющих чай за столом.
– Что-то случилось? – настороженно спросил он.
– Да, – решительно сказала Раиса Петровна. – Я завтра уезжаю. И Михаил Степанович тоже.
– Так быстро? – растерялся Глеб, переводя взгляд с матери на жену.
– У нас дела дома, – твёрдо сказала Раиса Петровна. – И вообще, нам нужно поговорить, сынок.
Когда на следующий день Глеб, Вера и Соня провожали Раису Петровну и Михаила Степановича на автовокзале, Вера заметила, что свекровь выглядит помолодевшей и какой-то… свободной. Словно груз, который она носила годами, вдруг упал с её плеч.
– Не забудьте, что обещали приехать на майские, – сказала Раиса Петровна, обнимая Соню. – Я шарлотку испеку, с яблоками из нашего сада.
– А я грядку для тебя выделю, – подхватил Михаил Степанович, обращаясь к Соне. – Будешь свои цветы сажать, какие захочешь.
– Правда? – восхищённо спросила Соня. – А можно я нарисую сначала, как это будет выглядеть?
– Конечно, – улыбнулся Михаил Степанович. – Ты художница у нас.
Раиса Петровна обняла сына, потом, помедлив, подошла к Вере.
– Ты уж извини меня, если что не так, – сказала она неловко. – Я ведь как лучше хотела.
– Я знаю, – кивнула Вера и, поддавшись внезапному порыву, крепко обняла свекровь. – Берегите себя. И Михаила Степановича тоже.
Когда автобус скрылся за поворотом, Глеб взял Веру за руку.
– Знаешь, – задумчиво сказал он, – никогда бы не подумал, что мама в шестьдесят два года решит выйти замуж.
– А что тут такого? – пожала плечами Вера. – Ей же шестьдесят два, а не девяносто. Вся жизнь впереди.
– Ты удивительная, – вдруг сказал Глеб, глядя на неё с нежностью. – Пять лет терпела все эти сцены, все эти манипуляции. И в итоге именно ты помогла маме найти своё счастье.
– Я просто поняла, что за всей этой суровостью и колкостями скрывается обычный страх, – тихо сказала Вера. – Страх одиночества, страх перемен, страх стать ненужной.
Глеб молчал, глядя вдаль.
– Я должен был сам это увидеть, – наконец сказал он. – Но вместо этого я позволял ей срываться на тебе, позволял ей вмешиваться в нашу жизнь. Прости меня.
– Не за что просить прощения, – покачала головой Вера. – Ты любишь свою мать, и это правильно. Просто иногда любовь слепа.
– Не только к матери, – серьезно сказал Глеб. – К тебе тоже. Я чуть не потерял тебя из-за своей слепоты.
– Эй! – вмешалась Соня, дёргая отца за рукав. – А вы обещали, что мы пойдем в кафе после того, как проводим бабушку! Я хочу молочный коктейль!
Глеб рассмеялся и подхватил дочь на руки.
– Конечно, пойдём. Мы же обещали.
Квартира казалась непривычно тихой и просторной. Вера разбирала гостиную, возвращая вещи на привычные места – без кружевных салфеток и вышитых подушек.
– Я не понимаю, почему ты спишь на раскладушке, когда моя мама приезжает, – вдруг сказал Глеб, входя в комнату.
Вера удивлённо подняла брови.
– Потому что ты всегда настаиваешь, что ей нужно уступить нашу кровать?
– Это глупо, – покачал головой Глеб. – А я был трусом, который боялся обидеть мать и обижал вместо этого жену.
Он подошел и обнял Веру сзади, положив подбородок ей на плечо.
– Больше никаких раскладушек. Никакого «поспи на полу, это же моя мама». И никаких незваных гостей. Даже если это моя мать. Особенно если это моя мать.
Вера улыбнулась, поворачиваясь к нему лицом.
– Уверен? Готов так просто отказаться от борща, тефтелей и ватрушек?
– Готов, – серьезно сказал Глеб. – Хотя мне кажется, что в следующий раз, когда она приедет – если приедет одна, без Михаила Степановича – всё будет по-другому.
– Согласна, – кивнула Вера. – Она изменилась за эти несколько дней. Словно…
– Словно наконец-то перестала цепляться за прошлое и увидела настоящее, – закончил за неё Глеб. – И будущее.
– Думаешь, у них всё получится? – спросила Вера.
– У мамы и Михаила Степановича? – Глеб пожал плечами. – Не знаю. Но сама мысль о том, что она может быть счастлива с кем-то кроме отца… Это новая мысль для меня. И для неё, наверное, тоже.
– А для меня новая мысль – что ты наконец-то заметил эту раскладушку, – рассмеялась Вера. – Пять лет потребовалось!
– Я заметил её в первый же раз, – тихо сказал Глеб. – Просто боялся что-то менять. Боялся спорить с мамой, боялся, что она обидится, уедет и больше не вернётся.
– И поэтому предпочитал, чтобы твоя жена спала на полу?
– И поэтому вёл себя как последний трус, – согласился Глеб. – Выбирая между счастьем матери и счастьем жены, я делал несчастными обеих. Прости меня.
– Уже простила, – улыбнулась Вера. – Хотя кое-что ты можешь сделать, чтобы загладить вину.
– Всё что угодно, – серьезно сказал Глеб.
– Для начала – выбросить эту проклятую раскладушку. А потом… – она загадочно улыбнулась. – А потом позвонить твоей маме и сказать, что мы ждём их с Михаилом Степановичем в гости. Обоих. На новоселье.
– Какое ещё новоселье? – не понял Глеб.
– Наше, – просто сказала Вера. – Эта квартира слишком мала для троих. Особенно когда приезжают гости. И особенно когда эти гости – наши родители. Пора подумать о чём-то большем.
– Ты серьёзно? – Глеб изумлённо смотрел на неё. – Но мы же только недавно закончили выплачивать ипотеку!
– Серьёзно, – кивнула Вера. – Жизнь одна, и она слишком коротка, чтобы спать на раскладушках, когда приезжает твоя мама.
Глеб рассмеялся и крепко обнял её.
– Нет, – сказал он, – жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на страхи и сомнения. И слишком длинна, чтобы проживать её без тех, кого любишь. Будь то жена, дочь или… мать с её новым женихом.
– Не жених он, а муж будущий, – поправила Вера. – Твоя мама такая женщина, что если решила выйти замуж – значит, выйдет.
– А её сын – такой мужчина, что если решил сделать жену счастливой – то сделает, – подхватил Глеб, наклоняясь, чтобы поцеловать её.
И в этот момент из комнаты Сони донесся звонкий голос:
– Мам, пап! А куда делась бабушка?
– Она уехала домой, солнышко, – отозвалась Вера.
– А мы точно поедем к ней на майские?
Глеб и Вера переглянулись.
– Точно, – ответили они хором. И в этом коротком слове было обещание новой жизни – для всех них…
