– Не думал, что ты такая жадная! – кричит мой сожитель, потративший мои деньги на своих детей

Марина крутанула ключ в замке и толкнула тяжёлую входную дверь. Рядом стоял Илья с двумя чемоданами. Позади — двое его детей: мальчик лет восьми и девочка лет четырнадцати. Оба молчали, как на похоронах. Только Илья улыбался как-то виновато и устало.

— Заходите. Устраивайтесь. Надеюсь, вам тут будет удобно, — сказала Марина и посторонилась.

В квартире пахло ванилью и чистотой. В углу гостиной стояла высокая ёлка, оставшаяся после праздников. На кухне — белоснежная скатерть, аккуратные кружки, тёплый свет. Илья поставил чемоданы, обернулся к детям:

— Поблагодарите Марину.

— Спасибо, — пробормотал мальчик.

Девочка промолчала, только смерила хозяйку взглядом. Марина почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок. Но тут же отмахнулась от этого чувства. Дети есть дети. У них же горе.

Илья был вдовцом. Его жена умерла год назад от рака. Остались дети, дом, ипотека. Он говорил тихо, почти всегда сжав плечи. Улыбался осторожно. Мужчина с трещинами — такими, какие хочется заклеить. Марина не думала, что влюбляется. Она думала, что даёт шанс — ему и себе.

— Я пока только на время, — говорил Илья в первые дни. — Пока не устроюсь.

Марина кивала. Она верила. Верила, что нормальный мужчина. Просто попал в тяжёлую ситуацию. Она сама через развод прошла — знает, как это.

Салон Марины располагался на первом этаже нового жилого дома. Два кресла, три мастера, кофе-машина с лучшим зерном в округе. Клиентки любили её: за вкус, за стиль, за душевность. Всё в этом месте было сделано с любовью.

— У тебя прямо светятся глаза, — сказала Лиля, её администратор, когда Марина впервые пришла на работу после «переезда» Ильи. — Он тебе правда нравится?

— Не знаю. Он… хороший, — ответила Марина. — Спокойный. Домашний.

— Не слишком домашний? — прищурилась Лиля.

Марина пожала плечами.

— У него просто беда была. А я… могу помочь. И хочу.

Первое время было даже уютно. Дети ходили по струнке. Илья готовил ужины. Марина приходила с работы, а дома пахло котлетами и куриным бульоном.

Он был внимателен. Спрашивал, как прошёл день. Обнимал, клал руку на поясницу. Она впервые за много лет позволила себе поверить, что можно — вот так просто — прийти домой и чувствовать себя нужной.

Но уже через три недели что-то изменилось.

— Посуду пусть Настя помоет, — сказал Илья, сидя на диване с планшетом. — Она уже взрослая.

Настя — это его дочь. Девочка с холодными глазами и вечными наушниками в ушах. Она молча вытащила тарелки из раковины. Но, не вымыв, сложила их обратно. Вода осталась стоять мутной лужей.

— Я не домработница, — бросила она Марине, прежде чем уйти к себе в комнату.

Марина растерялась. Она не знала, что сказать. Илья лишь пожал плечами:

— Подростки. У неё переходный возраст.

Через пару дней в ванной кто-то разлил шампунь — целый пузырёк. По плитке текли розовые струйки. Мальчик — Тим — признался не сразу. Потом нахмурился:

— Это не специально. И вообще, я скучаю по бабушке.

— Я понимаю. Но надо быть аккуратнее. Шампунь дорогой, — сдержанно сказала Марина.

— Купите другой, вы же богатая, — буркнул он и убежал в комнату.

— Найти работу сейчас трудно, — говорил Илья уже третью неделю. — Я не хочу устраиваться куда попало. Мне бы что-то нормальное.

— Ты же говорил, что работал в логистике. Почему не вернёшься туда?

— Там всё развалилось. После смерти Ани я не могу туда даже смотреть. — Он отвёл глаза.

Марина кивала. Ещё кивала. И снова. Пока не поняла: он не ищет. Он жалуется. Он осваивается.

Вечером она пришла домой пораньше. Увидела Илью за компьютером — он играл. Тим смотрел мультики на планшете. Настя ела сыр прямо из упаковки, сидя в кресле с ногами.

— Как дела? — спросила она.

— Ну ты же знала, на что шла, — бросила Настя, не отрываясь от экрана.

Марина впервые за долгое время почувствовала, как в груди поднимается злость.

«Я знала, на что шла? — подумала она. — А вы? Вы вообще понимаете, куда попали?»

Но ничего не сказала. Просто пошла в душ и долго стояла под струёй воды, чтобы не закричать.

Марина проснулась от звонка в дверь. Было воскресенье, семь утра. На часах светилось неуместное «07:03», а в коридоре кто-то настойчиво давил на звонок, как будто в здании пожар.

— Кто это может быть… — пробормотала она, натягивая халат.

На пороге стояла женщина лет шестидесяти, с аккуратной укладкой и тонко очерченными губами. Женщина посмотрела Марине прямо в глаза.

— Я — мать Анны. Бабушка Тима и Насти, если так понятнее.

Марина опешила.

— А… Вы что-то хотели?

— Мы с вами не знакомы, — сказала та сдержанно, но с нажимом. — А должны были. Я только сегодня узнала, что мои внуки живут у вас. Что вы кормите их, поите, водите в школу. А мой зять, значит, отдыхает?

Марина попыталась совладать с собой. Приглашать её в квартиру она не собиралась. Вышла на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь.

— Да, они живут у меня. Но временно. Пока Илья ищет работу.

— Ищет? — фыркнула женщина. — Да он ничего и не собирается искать. Он так же у нас на шее сидел. После Ани… — Она осеклась. — После смерти дочери я пыталась им помогать. А он всё тянул. Я ему прямо сказала: дети — твоя ответственность. А он… сбежал к вам, похоже.

Марина заметила, что у неё начали дрожать пальцы. Сдерживалась.

— Простите, но я делаю всё, что могу. И детям, и ему. Это было моё решение.

— Вот и живите теперь с этим решением. Вы же знали, на что шли, — с нажимом повторила женщина. — Он теперь ваша ответственность. А вы что думали? Только любовь получать?

Марина почувствовала, как её что-то сдавило изнутри. Холодно стало даже на солнце. Она не знала, что ответить. Не потому, что нечего — а потому, что слишком многое всплыло разом. Обрывки фраз. Пустой взгляд Насти. Тряпка на полу в ванной. Илья, листающий вакансии на «авито», не отправляя ни одной заявки. И вдруг — всё стало ясно.

В тот же вечер Марина вернулась домой с тяжестью в груди. В прихожей валялись ботинки, Тим ел чипсы на диване, оставляя жирные следы на подушках, а Илья сидел за компьютером. Когда она вошла, он обернулся.

— О, ты уже дома? А мы тут думали ужин заказать. Ты не против, если на твою карту?

— На мою?

— Ну… Мы ж из одного бюджета теперь. Ты же говорила, что всё общее. Или я не так понял?

Марина ничего не ответила. Прошла мимо. Зашла в спальню, закрылась и открыла банковское приложение.

Баланс был ниже ожидаемого. Подозрительно низким. История операций показала крупный перевод — «Илья Петров», двадцать четыре тысячи. Назначение платежа: «детские расходы».

Марина села на кровать, потом встала, потом снова села.

Она открыла дверь и вышла в гостиную.

— Илья.

Он поднял глаза.

— Да?

— Ты переводил деньги с моей карты?

Он замер, как будто прикидывал, стоит ли врать.

— Я… Да. Но только на детей. Насте нужно на кружок, а Тиму — секция. Ты же говорила, что им надо дать возможность развиваться…

— Без моего согласия? — голос Марины прозвучал как по металлу.

— Марин, ну ты чего? Мы же семья…

— Нет. Мы — не семья.

Он встал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Завтра ты съезжаешь.

— Ты не можешь так! — вспыхнул он. — У меня дети! У нас ничего нет! Ты обещала!

— Я обещала помочь. Но не быть банком, не быть нянькой, не быть… мамой этим подросткам, которые кидаются едой и говорят мне «сама покупай, ты богатая». Я этого не обещала.

Он молчал. В комнате стояла тишина. Только Настя, не снимая наушников, смотрела на них с дивана, как будто наблюдала спектакль.

— Я дам вам два дня. Потом меняю замки. Если не съедете сами — вызову участкового.

— Ты… ты пожалеешь.

— Нет, Илья, — Марина подняла голову. — Я уже пожалела.

В понедельник она действительно вызвала мастера по замкам. В четверг наняла охранника в салон. Не для того, чтобы охранял — просто ей было спокойнее. Иногда спокойствие стоит дороже всего.

Месяц она отсыпалась. Второй — убирала из дома всё, что напоминало о «семье». На третий — снова стала улыбаться. Снова надела каблуки. Купила себе новую кофемашину. И дала себе клятву: больше никаких «помочь».

Оцените статью
– Не думал, что ты такая жадная! – кричит мой сожитель, потративший мои деньги на своих детей
– Не хотите меня жить к вам пускать, на алименты подам, они мне по закону положены, — сказала теща