— Я к тебе перееду, — заявила подруга, — ты одна живешь, денег имеешь предостаточно. Квартиру сдаешь, пенсию хорошую получаешь. А я голодаю…
— Валенька, я больше так не могу, — рыдала Антонина Сергеевна, — дочка меня недавно опять отколошматила, сын последние деньги забрал. Молюсь каждый день, прошу Господа, чтобы к себе прибрал. Валечка, помоги, я тебя умоляю! Спаси меня. Я знаю, ты можешь…
Валентина Викторовна, с сумкой, набитой свежей выпечкой, овощами и фруктами, медленно повернула ключ в замке своей однокомнатной квартиры. Едва успела переступить порог, как в коридоре раздалась трель старенького городского телефона.
— Наверняка Тонечка, — подумала она, уже заранее зная, кто ее потревожил в этот тихий послеобеденный час.
И действительно, стоило ей поднести трубку к уху, как в динамике раздался приглушенный, надтреснутый голос Антонины Сергеевны.
— Валюшенька, это я… Звоню тебе, звоню, а ты не поднимаешь. Переживать уже начала, думала, случилось с тобой что…
— Здравствуй, Тонечка, — ответила Валентина Викторовна, стараясь придать голосу бодрости, хотя уже чувствовала, как настроение начинает ползти вниз, — а меня дома не было. Вот только что зашла.
— Ох, Валюша, как же я сегодня мучаюсь! — сразу перешла к делу Антонина Сергеевна, на полуслове оборвав подругу, — спина совсем разболелась, ноги гудят, давление скачет…
Валентина Викторовна вздохнула. Началось!
— Да ты что, Тонечка? — сочувственно протянула она, стараясь вложить в голос как можно больше искренности, — может, скорую вызвать?
— Да какую скорую, Валюша! — возмутилась подруга, — они только посмотрят и скажут: Возраст. Им до нас, стариков, дела нет. Анька совсем с ума сошла, поколотила меня вчера… Валюшенька, ты там не надумала, а?
Валентина Викторовна услышав кодовое ты не передумала, тут же использовала запрещенный прием — перевела разговор.
— Да что ты говоришь, Тонечка? Опять руку на тебя подняла? Что же ты в милицию не сообщишь? Сколько можно издевательства эти терпеть?
Антонина Сергеевна клюнула и тут же начала изливать душу подруге. Валентина Викторовна слушала молча, изредка вставляя сочувствующие фразы:
— Бедная ты, Тонечка,
— Держись, дорогая.
— Не расстраивайся так.
Сама Валентина Викторовна детей не имела, и ей было сложно представить, что значит чувствовать себя брошенной собственными детьми. Прошло то время, когда подруге она завидовала. Теперь к ней она чувствовала исключительно жалость.
— Ты знаешь, Валюша, — продолжала Антонина Сергеевна, — мне бы хоть продуктов кто принес… Самой в магазин сил нет идти, а в холодильнике… Пусто там, в общем…
Валентина Викторовна приуныла. Она только что вернулась из магазина, и у нее было полно свежих продуктов. А подруге есть нечего, и надо бы обязательно помочь, но идти снова на улицу, да еще и тащить тяжелые сумки…
— Да, Тонечка, понимаю, — сказала она, — может, я попрошу соседку твою, тетю Машу, сходить тебе за продуктами? Она добрая, не откажет.
— Да что с нее толку, с тети Маши? — проворчала Антонина Сергеевна, — у нее самой пенсия копеечная, нет у нее денег, чтобы еду мне покупать! Нет, Валюша, мне бы вот ты помогла… Ты же знаешь, я тебе все верну.
Валентина Викторовна снова вздохнула. Она знала, что Тоня никогда не возвращала деньги. Но жалость к подруге была сильнее.
— Хорошо, Тонечка, — вздохнула она, — скажи, что тебе купить?
— Правда поможешь?! — обрадовалась Антонина Сергеевна, — ой, Валюша, спасибо тебе, золотая ты моя! Мне бы хлеба, молока, сырку кусочек, колбаски немного, ну и яблочек, если есть возможность.
Валентина Викторовна записала.
— Конечно, есть возможность, — подумала она, — куда деваться-то…
— Хорошо, Тонечка, — сказала она, — сейчас соберусь и приду. Только ты не переживай, лежи спокойно.
— Ой, Валюша, спасибо тебе огромное! — радовалась Антонина Сергеевна, — я буду ждать.
Положив трубку, Валентина Викторовна тяжело опустилась на стул. Что ж, придется идти.
Валентина Викторовна посмотрела в зеркало. В отражении на нее смотрела усталая женщина с морщинами у глаз и печальной улыбкой.
— Наверное, потому что я не умею говорить нет, — подумала она, — и потому что ценю комфорт своей подруги, хоть и понимаю, что и мой комфорт тоже чего-то стоит.
Собравшись с духом, она снова надела пальто, взяла пустую сумку и вышла из квартиры.
До подруги добралась только через полтора часа, и теперь второй час выслушивала ее стенания. Валентина Викторовна посмотрела на часы: пора уходить, пока эта беседа не переросла в очередной душераздирающий монолог о ее одиночестве.
— Ну ладно, Тонь, мне пора. Обещала соседке помочь с рассадой. Приду навестить тебя через пару дней, хорошо?
— Хорошо, Валюш, — ответила Тоня безучастно, провожая подругу до двери, — ты приходи почаще. Мне так плохо одной…
Выйдя на улицу, Валентина Викторовна глубоко вдохнула свежий воздух. Как бы ей не было жаль Тоню, к себе ее перевезти она не могла. Прекрасно понимала, что совместное проживание не принесет счастья ни одной из них.
Валентина Викторовна медленно шла по улице. Она вспоминала свою прошлую жизнь.
***
С Тоней они познакомились почти шестьдесят лет назад, еще в школе. Тоня перешла в их класс в середине учебного года. Сразу подружились. Тоня была яркая, веселая, душой компании. А она, Валя — тихая, скромная, обожавшая математику.
— Валька, смотри, какой парень на тебя смотрит! — шептала Тоня на переменках, толкая ее локтем в бок.
Валя краснела и отворачивалась.
Вместе они закончили школу, вместе поступили в институт. Валя выбрала педагогический — мечтала учить детей математике, а Тоня пошла в технический. Стала гальваником. Работа вредная, конечно, но зато платили хорошо.
— Вот увидишь, Валька, буду купаться в золоте! — хвасталась Тоня, показывая свои загрубевшие от работы руки.
Еще в институте Тоня вышла замуж. Валя помнила, как та сияла от счастья. В новом платье она смотрелась совсем девочкой. Тогда Валя, стоя рядом с невестой, впервые почувствовала зависть. Она тоже мечтала о семье, о детях, но жизнь распорядилась иначе.
Через год после свадьбы позвонила Тоня, голос взволнованный:
— Валька, я беременна!
— Ой, Тонечка, как я рада! Поздравляю тебя! — воскликнула Валя, искренне радуясь за подругу.
— Спасибо, Валюш. Но знаешь, я немного боюсь. Все-таки первый ребенок…
Валя успокоила Тоню, пообещала помогать во всем. И она действительно помогала. Когда родилась Анечка, Валя стала крестной матерью девочки. Она часами сидела с малышкой, когда Тоня, решив не засиживаться в декрете, вернулась на работу. Подруга, кстати, тогда была ей безмерно благодарна.
— Валька, я не знаю, что бы я без тебя делала! Ты мой ангел-хранитель!
Счастье Тони было недолгим. Через несколько месяцев после рождения Ани муж ушел. Просто собрал вещи и ушел, не объяснив причины. Тоня была в отчаянии.
— Валька, что же мне делать? Как я одна с ребенком? — рыдала она в телефонную трубку.
— Не плачь, Тонечка, не плачь! Мы справимся! Я всегда буду рядом! — уверяла ее Валя.
И она была рядом. Днем она работала в школе, а вечером и в выходные сидела с Аней, пока Тоня работала в ночную смену на заводе. Валя забирала девочку из садика, гуляла с ней в парке, читала ей сказки на ночь. Аня росла, окруженная любовью и заботой двух женщин.
— Ты для нее как вторая мама, Валька, — говорила Тоня, глядя на подругу с благодарностью.
А Вале больше ничего и не нужно было. Даже благодарности она не ждала, помогала от чистого сердца часто в ущерб самой себе.
Анечке исполнилось пять лет, когда в жизни Тони появился новый мужчина — Виктор. Он был старше ее на несколько лет, работал инженером, был добрым и заботливым. Тоня снова поверила, что может быть счастлива
— Валька, он такой хороший! Думаю, у нас все получится!
Валя, конечно же, была рада за подругу. И снова на свадьбе, уже во второй раз, она была свидетельницей. Тоня опять сияла, как медный таз, Виктор тоже казался счастливым. Валя искренне надеялась, что на этот раз все сложится удачно.
Через год после свадьбы Тоня родила сына, Матвея. Но счастье снова оказалось недолгим. Виктор оказался человеком с характером — часто выпивал, ссорился с Тоней, падчерице устраивал скандалы, требуя безоговорочного подчинения. Через три года после свадьбы они развелись. Тоня осталась одна теперь уже с двумя детьми.
— Ну почему мне так не везет? Что я делаю не так? — плакала она, уткнувшись в плечо Вали.
— Не плачь, Тонечка, не плачь! Все наладится! Ты сильная, ты справишься!
И Валя снова была рядом. Она помогала Тоне с детьми, с хозяйством, с работой. Она делилась с ней своим заработком, покупая ребятишкам одежду и сладости. И снова Тоня была ей благодарна:
— Валька, я не знаю, как бы я жила без тебя! Ты мой самый близкий и родной человек! — часто повторяла Тоня, обнимая подругу.
Валя улыбалась в ответ. Она знала, что их дружба — это самое ценное, что у них есть. И она готова была поддерживать Тоню всегда, несмотря ни на что.
Валентине исполнилось тридцать пять. Жизнь, казалось, прошла мимо нее. Она смотрела на своих замужних подруг, на Тоню с ее двумя детьми, и в сердце закрадывалась тоска.
Трагедия произошла пять лет назад. Она уже готовилась к свадьбе с Сеней, которого любила всем сердцем. До свадьбы он не дожил — попал в аварию и погиб. Валентина свои эмоции помнила, как сейчас: звонок из больницы, слова врача, ощущение, будто мир рухнул. Боль была такой сильной, что она не могла даже думать о других мужчинах.
На работе над ней посмеивались. В коллективе все женщины были замужними, и ее одиночество казалось им чем-то ненормальным. Они постоянно сватали ей то дворника дядю Васю, то трудовика Мишу.
— Валентина Викторовна, ну что вы одна кукуете? — приставала к ней бухгалтерша Зинаида, — вон, Василий Петрович, мужик хоть куда! Выпивает, правда, иногда, но зато не скучный!
Валентина только отмахивалась. Дядя Вася, сильно пьющий и вечно неопрятный, не вызывал у нее никаких теплых чувств. Трудовик Миша был не лучше.
Но больше всех ее доставала завуч Ирина Андреевна — женщина противная и склочная. Она считала, что Валя не в том положении находится, чтобы выбирать.
— Советская женщина обязательно должна быть при муже! — рассуждала она, нахмурив брови, — если женщина не состоит в браке, значит, в ней какая-то червоточина! Не может нормальная женщина одна жить!
— Ирина Андреевна, это мое личное дело, — огрызалась Валя, стараясь сохранить спокойствие.
— Личное дело? А кто же о тебе в старости позаботится? Кто стакан воды подаст? А детей кто родит, чтобы продолжить род? Эгоистка ты, Валентина!
Валентина молча терпела нападки завуча. Ей было тяжело объяснять людям, что она не может просто взять и забыть свою любовь.
Дома тоже покоя не давали — родители постоянно пилили ее, напоминая о внуках.
— Валя, ну сколько можно? — причитала ее мама, вытирая слезы накрахмаленным передником, — все твои подруги давно замужем, детей нарожали. А ты все одна да одна! Когда мы внуков дождемся?
— Мама, ну не могу я! Не могу полюбить другого! — отвечала Валя, чувствуя, как ком подступает к горлу.
— Можешь! Просто не хочешь! — парировал отец, стуча кулаком по столу, — ты просто эгоистка! Думаешь только о себе!
Валентина убегала в свою комнату, закрывалась на ключ и плакала. Ей казалось, что весь мир ополчился против нее.
Она завидовала Тоне. Живет бедно, но зато есть двое детей. Пусть и не все гладко, но у нее есть семья, есть ради кого жить. А она… Она одна, как перекати-поле, без корней и без будущего.
Когда Ане исполнилось четырнадцать, Тоня огорошила Валю новостью — она выходит замуж в третий раз. Валя, конечно, порадовалась за подругу, но в душу вползла тревога. Зная непростой характер Тони, сложно было представить ее счастливой и в этом в браке.
— Валюш, познакомься, это Григорий, — представила Тоня мужчину лет сорока пяти, с добрым взглядом и мягкой улыбкой.
— Очень приятно, Валентина, — сказал Григорий, протягивая руку.
— Мне тоже, — ответила Валя, оценивая его спокойный и уверенный вид.
Аня нового отчима не приняла. Сразу же после свадьбы начались скандалы. Подростковый бунт проявился во всей красе.
— Мам, зачем он нам нужен? Я не хочу, чтобы он здесь жил! — кричала Аня, хлопая дверью.
— Аня, не смей так разговаривать! Григорий — мой муж, и я люблю его! И мы у него живем, а не он у нас, — отвечала Тоня, — немедленно прекрати скандалить!
Валя пыталась поговорить с Аней, объяснить ей, что Тоня заслуживает счастья, но все было бесполезно.
— Тетя Валя, вы же меня понимаете! Он чужой! Он никогда не станет мне отцом! — плакала Аня, обнимая Валю.
— Анечка, я понимаю, как тебе тяжело. Но дай ему шанс. Может, он окажется хорошим человеком.
Со временем Аня немного успокоилась, но все равно держалась от Григория отстраненно. А через несколько лет в семье случилось пополнение — родился Глеб, третий ребенок Тони. С появлением младшего брата Аня немного оттаяла, начала помогать матери, приглядывать за малышом.
Тоня с Григорием прожили восемнадцать лет вполне себе счастливо. Григорий оказался хорошим мужем и отцом. Он любил Тоню и ее детей, заботился о них. Аня, повзрослев, признала, что была не права, и даже подружилась с отчимом.
— Мам, прости меня, что я так себя вела в детстве, — говорила Аня маме, — дядя Гриша — замечательный человек. Я рада, что он был в нашей жизни.
Григорий до шестидесяти пяти не дожил — заболел. Болезнь оказалась тяжелой и неизлечимой. Через несколько месяцев его не стало. Тоня снова стала вдовой.
В наследство от мужа женщина получила просторную четырехкомнатную квартиру и добротную дачу.
А Валя все эти годы была одна. Работала, получила квартиру, жила для себя. Сначала она похоронила отца, а потом и маму. В наследство от них ей досталась трешка.
Когда старшая дочь Аня вышла замуж, Тоня, недолго думая, продала просторную квартиру и купила ей однокомнатную. Себе с Глебом приобрела двухкомнатную, а часть вырученных денег отдала среднему сыну Матвею на покупку жилья. Наивная, она верила, что дети устроят свою жизнь.
— Мам, спасибо тебе огромное! Я обязательно куплю комнату, — обещал Матвей, обнимая мать.
Своим жильем он так и не обзавелся. Матвей деньги не вложил в строительство, а спустил в автоматы. Он уже был женат, жил у жены, но, когда его пристрастие к игре стало явным, жена не выдержала и развелась с ним. Опозоренный, Матвей уехал на заработки, оставив мать с разбитым сердцем.
В это время младший сын Глеб уже встречался с девушкой. Он заявил матери о своих правах на квартиру.
— Мам, ты же понимаешь, эта двушка будет моей — говорил он, — мы ее купили с продажи папиного жилья, Матвей и Анька никакого отношения к ней вообще не имели, но деньги получили. Давай, освобождай квартиру, я тут с женой поселюсь. А ты переедешь жить на дачу.
Тоня тяжело вздохнула. Дача… Там она собиралась встретить старость, выращивать цветы и овощи, наслаждаться тишиной и покоем. Но сын смотрел на нее таким взглядом, что она не посмела возразить.
Однако вскоре планы изменились. Глеб предложил дачу продать и купить ему квартиру в новостройке, а матери остаться в двушке. Тоня согласилась. Главное, чтобы дети были счастливы.
В итоге все были с жильем. Тоня лет пять прожила одна, наслаждаясь тишиной и покоем. Казалось, жизнь налаживается.
Два года назад Аня сообщила матери о разводе.
— Мам, я переезжаю к тебе, — заявила она безапелляционно, — вместе жить будем. Так легче.
Тоня не хотела, но ее никто и не спрашивал. Аня переехала, притащив с собой кучу вещей и свои проблемы. Сразу в квартире воцарилась атмосфера напряжения и… раздражения. Аня заняла комнату, развесив свои вещи в шкаф и расставив многочисленные косметические средства в ванной. Кровать она тоже заняла, и теперь подруга Валентины Викторовны была вынуждена была спать в маленькой комнате.
— Мам, ну потерпи немного, — говорила Аня, не испытывая ни малейшего чувства вины, — я скоро найду работу и сниму себе квартиру.
Время шло, а ничего не менялось. Аня целыми днями лежала на диване, смотрела телевизор и требовала от матери заботы и внимания.
— У меня вообще-то травма, — на любую претензию говорила она матери, — меня муж бросил! Я что, сострадания не заслуживаю?!
Позже к ним переехал и младший сын Глеб. Вместо того чтобы вложить деньги от продажи дачи в новостройку, как планировали, он купил себе и жене Анфисе машину. Деньги прокутили — ездили на отдых, жили на широкую ногу, живя при этом в доме родителей Анфисы. Но сказка закончилась разводом — Глеба мигом выперли.
— Мам, пусти пожить, — просил Глеб, виновато опуская глаза.
Тоня не могла отказать сыну. Она отдала ему свою комнату, а сама переехала на кухню. На пол. После переезда Глеба стало только хуже. Аня и Глеб постоянно ссорились, устраивали пьяные дебоши, требовали от матери денег. Они отбирали у Тони пенсию, оставляя ее без средств к существованию. Подруга часто голодала, но дети не обращали на это внимания.
Валентина Викторовна не понимала, когда ее крестница успела пристраститься к выпивке. Анна регулярно скандалила и даже иногда била мать. Тоня боялась ее. Валентину Викторовну постоянно грызла совесть — она живет в своей квартире, получает приличную пенсию и трешку сдает, которую ей досталась от родителей. И подруге помогает то деньгами, то продуктами. Она видела, как Тоня страдает, но ничего не могла сделать. С «дебоширами» пыталась поговорить, но те не слушали ее.
— Тетя Валя, не лезьте не в свое дело, — огрызалась Аня, — это наша мать, мы сами разберемся.
— Да, тетя Валя, не учите нас жить, — поддакивал Глеб, — мы сами знаем, как надо.
Валентина понимала, что Тоне нужна помощь. Но как помочь, она не знала. Вернее, знала, но на вариант, который бы устраивал Антонину, была несогласна.
Валентина Викторовна к подруге засобиралась через неделю. Зашла в магазин, купила продукты. Обнаружила она подругу в слезах:
— Валюш, я больше так не могу, — рыдала Антонина, — я так устала, жить не хочу! Валюш, можно я у тебя немного поживу? Дома совсем невыносимо.
— Конечно, Тонечка, живи сколько нужно, — ответила Валентина, обнимая подругу, — отдохни, выспись, а я пока придумаю, как тебе помочь.
Антонина переехала. А через несколько дней выяснилось, что возвращаться домой она не собирается. Она задумала остаться у Валентины навсегда.
— Валюш, я подумала, — начала Антонина, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, — может, я у тебя останусь?
Валентина опешила. Так она и знала! И чем только думала, когда соглашалась «ненадолго» ее приютить?
— Тонечка, ты же знаешь, я всегда рада тебе помочь, — начала она осторожно, — но… ты же понимаешь… Я привыкла жить одна…
— Ну и что? — перебила ее Антонина, — будем жить вместе. Тебе же скучно одной! А так хоть какая-то компания.
— Тоня, дело не в компании, — попыталась объяснить Валентина, — дело в том, что… Я не знаю… Я не готова к такому.
— Валюш, ну не будь эгоисткой, — обиделась Антонина,— тебе же все равно деньги с неба падают. Сдаешь квартиру, живешь припеваючи. А я? Мне же совсем плохо.
— Тоня, я понимаю, тебе тяжело, — сказала Валентина, — но это не значит, что я должна за тебя отвечать. У тебя есть дети, вот пусть они тебе помогают.
— Дети? — усмехнулась Тоня, — ты же знаешь, какие у меня дети. Им самим нужна помощь.
— Тоня, я очень тебя люблю и жалею, — ответила Валентина, — но я не могу взять на себя ответственность за тебя. Я не хочу содержать тебя. Да, у меня есть деньги. Но это — мои деньги. Я заработала их честным трудом. И я хочу распоряжаться ими по своему усмотрению.
— Значит, ты мне отказываешь? — спросила Тоня, в ее голосе послышались обида и разочарование.
— Тоня, я не хочу тебя обидеть, — ответила Валентина, — но я не могу поступить иначе. Я не смогу жить с тобой под одной крышей, и я не хочу, чтобы ты жила за мой счет.
— Хорошо, — сказала Тоня, отворачиваясь, — я поняла. Спасибо тебе за все.
Съехала Антонина Сергеевна в тот же день. Валентине Викторовне позже позвонила выпившая крестница и отчитала ее за «неподобающее отношение» к ее матери. Валентина Викторовна расстроилась. Столько лет помогала, а теперь еще и виноватой во всем осталась. По подруге она скучает, но мириться первой не спешит. Ждет, когда та первой соизволит извиниться.
