Будильник прозвенел в 6:30, как обычно, с той же противной мелодией, которую я не меняла уже лет пять. Я лежала в постели, глядя в потолок, где по углам появилась паутина. Надо бы убрать, подумала я, но тут же вспомнила, что вчера вечером обещала себе то же самое. И позавчера. И, кажется, всю прошлую неделю.
Взяла телефон, чтобы выключить будильник. Сообщений не было. Ни от кого. Даже от мамы, которая обычно присылала что-то вроде «Не забудь поесть нормально» или «Как там мои внуки?». Тишина в уведомлениях была такой же, как в квартире.
Я встала, накинула старый халат, тот самый, с выцветшими цветами, который Игорь как-то назвал «бабкиным». Он шутил, конечно, но я тогда посмотрела в зеркало и подумала, что, может, он и прав. Халат был удобный, мягкий, но в нем я выглядела как женщина, которая давно махнула на себя рукой. Хотя, если честно, так оно и было.
В кухне все ещё пахло вчерашними котлетами. Я включила чайник, поставила сковородку на огонь, чтобы пожарить оладьи для детей. Маша и Дима, мои близнецы, скоро проснутся, и начнется утренний хаос: «Где мои носки?», «Я не хочу овсянку!», «Мам, ты опять забыла подписать дневник!». Я уже знала этот сценарий наизусть, как заезженную пластинку.
Игорь спал в гостиной на диване. Опять. Последние месяцы он часто там ночевал, говоря, что не хочет меня будить, когда поздно возвращается с работы. Я не спорила. Но вчера, когда он пришел в два часа ночи, я услышала, как он уронил ботинки в коридоре, а потом долго шептался по телефону. Я не стала спрашивать, с кем. Не хотела знать. Или, может, боялась.
Чайник щелкнул, и я налила себе кофе. Растворимый, из банки, которую покупаю по акции в супермаркете. Когда-то я мечтала о кофемашине, как у подруги Лены, которая хвасталась, как ее муж подарил ей на годовщину шикарный аппарат с кучей кнопок. У нас с Игорем годовщина была в прошлом месяце. Он забыл. Я напомнила, но он только отмахнулся: «Лен, ну ты же знаешь, как я устаю». Я кивнула. Как всегда.
К восьми утра дети уже были собраны в школу. Маша ныла, что ей не нравится новая учительница по математике, а Дима молчал, уткнувшись в телефон. Я пыталась завести разговор, но они отвечали односложно, и я сдалась. Проводив их до двери, я вернулась на кухню и села за стол. Пустая чашка из-под кофе стояла передо мной, и я крутила ее в руках, будто это могло что-то изменить.
День тянулся медленно. Я убрала квартиру, хотя это было больше похоже на перекладывание вещей с места на место. Постирала белье, погладила рубашки Игоря. Потом села за ноутбук, чтобы проверить заказы. Я работала удаленно, редактировала тексты для небольшого сайта о здоровом питании. Работа была скучной, но приносила хоть какие-то деньги. Игорь называл это «твои копейки», и я не спорила. Его зарплата была больше, но и тратил он ее сам, не особо советуясь со мной.
В обед я позвонила маме. Она, как всегда, начала с вопросов: «Как Игорь? Как дети? Ты сама-то как?». Я отвечала уклончиво, не хотела грузить ее своими мыслями. Она и так переживала за меня, особенно после того, как я рассказала, что Игорь стал чаще задерживаться на работе. «Мужчинам надо доверять, Леночка, — сказала она тогда. — Но не слишком». Я посмеялась, но теперь ее слова звучали как предупреждение.
К вечеру я приготовила ужин — котлеты с картофельным пюре. Дети вернулись из школы, бросили рюкзаки в коридоре и сразу ушли в свою комнату. Игорь пришел в девять. Молча поел, глядя в телефон, и ушел в гостиную. Я сидела на кухне, смотрела на грязную тарелку и думала, что так не должно быть. Но что я могла сделать? Разговоры не помогали. Он либо отмахивался, либо злился. А я не хотела ссор. Ради детей. Ради себя.
Трещина в нашей жизни появилась не сразу. Когда мы с Игорем поженились, все было иначе. Он был веселый, внимательный, приносил мне цветы без повода. Мы гуляли по парку, держась за руки, и мечтали о будущем. Я тогда работала в журнале, писала статьи о моде, ездила на показы. Жизнь казалась яркой, полной возможностей. Потом родились близнецы, и я ушла с работы. Игорь сказал, что так будет лучше, что он сможет нас обеспечить. Я согласилась. Тогда это казалось правильным.
Но с годами что-то изменилось. Он стал чаще молчать, уходить в себя. Я пыталась говорить, спрашивать, но он только раздражался: «Лена, не начинай». Я не начинала. Я замолчала. И с каждым днем тишина между нами становилась тяжелее. Я смотрела на него и не узнавала того парня, который когда-то пел мне под гитару дурацкие песни. Теперь он пел только в караоке с коллегами, куда меня не звал.
Однажды я нашла в его кармане чек из кафе. Два кофе, два десерта. Я спросила, с кем он был. Он ответил, что с клиентом. Я кивнула, но в груди что-то сжалось. Я не верила, но не хотела копать. Не хотела знать правду, которая могла разрушить все.
Тоска поселилась во мне незаметно. Она была в мелочах: в холодном кофе, в детских рисунках, которые никто не замечал, в зеркале, где я видела только усталость. Я пыталась отвлечься, встречалась с подругами, но их разговоры о новых платьях или отпуске только усиливали пустоту. У них была жизнь, а у меня — рутина. И Игорь, который, кажется, давно перестал меня видеть.
Вечер среды был таким же, как сотни других. Я сидела на кухне, листала ленту в телефоне. Игорь пришел поздно, опять с запахом пива. Я не спрашивала, где он был. Он молча прошел в гостиную, включил телевизор. Я ушла в спальню, легла и уставилась в потолок. Паутина в углу стала гуще. Я подумала, что надо купить стремянку, но тут же поняла, что не куплю. Как и кофемашину. Как и новую жизнь.
В два часа ночи я проснулась от звука сообщения. Телефон Игоря лежал на тумбочке в спальне — он по привычке положил его туда, хотя сам ушёл спать в гостиную. Я взяла его, не думая. Экран загорелся, и я увидела уведомление: «Ты сегодня был на высоте 😘». От женщины по имени Катя. Я замерла. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться. Я открыла чат. Сообщения были короткими, но их было много. «Когда увидимся?», «Ты обещал», «Я скучаю». И его ответы. Такие, каких он мне не писал уже годы.
Я положила телефон обратно. Легла. Закрыла глаза. Но заснуть не могла. В голове крутились картинки: Игорь с другой, смеющийся, счастливый. А я — здесь, с борщом и паутиной. Утром я сделала вид, что ничего не случилось. Приготовила завтрак, проводила детей. Игорь ушел на работу, не сказав ни слова. Я сидела на кухне и думала: что дальше? Развод? Ссора? Или просто молчать, как всегда?
К пятнице я не выдержала. Весь день я готовилась к разговору. Писала в голове сценарии, репетировала слова. Я хотела быть спокойной, но внутри все кипело. Когда Игорь пришел домой, я ждала его на кухне. Дети были у бабушки — я специально их отправила, чтобы он не слышали лишнего.
— Игорь, нам надо поговорить, — начала я.
Он закатил глаза, как будто я опять собиралась ныть о чем-то неважном.
— Лен, я устал. Давай завтра.
— Нет, сейчас, — я встала, чувствуя, как дрожат руки. — Я знаю про Катю.
Он замер. Посмотрел на меня, и я увидела в его глазах не вину, а раздражение.
— Ты копалась в моем телефоне? — его голос был холодным.
— Не копалась намеренно, но знаю. Я не собираюсь жить так дальше. Либо мы меняем все, либо я ухожу. С детьми, — выпалила я. — Это не шантаж, а реальность!
Я не планировала говорить это. Слова вырвались сами, но я не жалела. Он смотрел на меня, будто впервые видел. А потом сказал:
— Лен, ты преувеличиваешь. Ничего серьезного там нет.
— Ничего серьезного? — я почти кричала. — Ты пишешь ей то, что мне не говорил никогда! Ты живешь своей жизнью, а я тут — прислуга? Мама твоих детей? Кто я для тебя?
Он молчал. Долго. А потом сказал, что ему надо подумать. И ушел в гостиную. Я осталась на кухне, чувствуя, как слезы текут по щекам. Но в этот раз я не хотела их прятать. Я устала.
Прошла неделя. Игорь не ушел. Он сказал, что хочет попробовать все исправить. Я не знала, верить ли ему, но решила дать шанс. Не ради него, а ради себя. И детей. Мы начали говорить. Не сразу, не легко, но говорить. Он признался, что Катя была ошибкой, что он запутался. Я не спрашивала подробностей. Не хотела.
Я записалась на курсы фотографии. Давно хотела, но всегда откладывала. Купила новый халат — яркий, с ромашками. И кофемашину. Не такую, как у Лены, попроще, но это мелочи. Утром я варила кофе, и запах заполнял кухню, как обещание чего-то нового.
Дети заметили перемены. Маша однажды сказала: «Мам, ты красивая сегодня». Я улыбнулась и подумала, что, может, и правда. Игорь стал чаще бывать дома. Мы даже сходили в парк, как раньше, держась за руки. Не знаю, надолго ли это, но я решила, что не буду бояться. Если что, я справлюсь. Одна или с ним.
Паутина в углу исчезла. Я купила стремянку. И, стоя на ней, я вдруг засмеялась. Громко, до слез. Потому что поняла: жизнь — это не борщ и не старый халат. Это я. И я могу все.
