На кухне пахло тушёными овощами. Старая вытяжка гудела, с трудом справляясь с облаками пара, поднимающимися от кастрюли. Нина аккуратно помешивала рагу деревянной ложкой, стараясь не поцарапать антипригарное покрытие. Мать любила свою посуду, хотя той было не меньше десяти лет.
— Главное — не пересолить, — пробормотала Нина, пробуя на вкус. — Мам, кажется, всё готово.
Она убрала кастрюлю на плиту и накрыла её крышкой. За окном падал мокрый октябрьский снег, слишком ранний даже для Подмосковья. Нина вытерла руки о фартук, когда сзади раздался голос Варвары Сергеевны:
— Слушай, ну ты не молодеешь, а детей у тебя нет. Может, хоть Настю с Колей поддержишь? Им потом тебя всё равно дохаживать.
Нина медленно обернулась, не веря своим ушам. В голове шумело, будто кто-то включил радио на полную громкость и сбил настройки.
— Что ты сейчас сказала?
Варвара Сергеевна сидела за кухонным столом и аккуратно нарезала хлеб ровными ломтиками. Подняв взгляд на дочь, она просто кивнула — словно всё и так было понятно, без лишних слов.
— Ну, всё логично, — продолжила мать, складывая хлеб в плетёную корзинку. — В твоём возрасте уже поздно о своих детях думать, а Олины — всё-таки родная кровь. Вот и помогла бы им, они бы тебя потом не бросили. Нина почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
Варвара Сергеевна ушла в свою комнату, оставив Нину наедине с кипящей кастрюлей и тяжелыми мыслями. Слова матери эхом отдавались в голове: «Ты же не вечная». Нина продолжила готовить, вспоминая, как часто слышала подобное за последние годы.
Нине сорок три. Её квартира — двушка в кирпичном доме — результат пятнадцати лет упорного труда и жесткой экономии. Светлые стены, минималистичная мебель, большой рабочий стол у окна, заваленный чертежами. Здесь она проводит вечера, дорабатывая проекты для бюро, где занимает должность ведущего архитектора.
Телефон на столешнице завибрировал. Сообщение от коллеги: «Нин, заказчик одобрил проект. Премия будет». Она слабо улыбнулась. Деньги лишними не бывают, особенно когда мама снова намекает на помощь Оле.
Диагноз, поставленный в двадцать семь, перечеркнул мечты о собственных детях. Тогда же ушел Сергей — «хочу нормальную семью». С тех пор Нина жила для себя, строила карьеру, путешествовала. Без чьей-либо помощи.
В отличие от Оли. Младшая сестра вышла замуж за Игоря сразу после школы, родила Настю, потом Колю. Пыталась учиться на бухгалтера, но бросила. Работала то продавцом, то администратором — нигде подолгу не задерживалась. Вся семья ютилась сперва у мамы, потом кочевала по съемным.
— Оля молодая еще, неопытная, — всегда говорила мама, оплачивая очередной кредит дочери на новый телефон или шубу. А Нине с детства: «Ты справишься, ты же умная». И Нина справлялась. Сама поступила в архитектурный, сама нашла первую работу, сама платила за съемную комнату.
— Нина, ты умница, — говорила мать, когда просила помочь с ремонтом в ванной или оплатой Олиных долгов. — Сестре тяжело, у нее дети. С годами это превратилось в негласное правило: сильная должна помогать слабым. Всегда.
Воспоминания о детстве и юности тяжелым грузом давили на плечи. Нина поставила чайник и открыла холодильник — полупустые полки напоминали, что пора в магазин. Зазвонил телефон. На экране высветилось: «Мама».
— Да, мам, — Нина зажала телефон между ухом и плечом, доставая сыр из холодильника. — Ниночка, у нас беда, — голос Варвары Сергеевны звучал драматично. — У Оли стиральная машинка сломалась. Совсем. Мастер приходил, говорит, плату менять надо, а это почти как новую купить. Нина прикрыла глаза. Такие звонки случались с периодичностью раз в месяц — то холодильник у Оли потек, то телевизор перестал работать, то у детей одежда износилась.
— И сколько нужно? — спросила она, уже зная ответ.
— Тысяч пятнадцать минимум. Где Оле взять такие деньги? Игорь опять на шабашках, копейки приносит.
Нина почувствовала, как внутри разливается тяжелая усталость. Она поставила нетронутый сыр обратно в холодильник.
— Мам, а почему Оля не может взять кредит? Или рассрочку?
— Какой кредит? У нее уже три непогашенных! — Варвара Сергеевна вздохнула. — Нина, ты же понимаешь, Настя и Коля — твои племянники. Они потом тебе помогут, когда… ну, когда будешь старенькая.
Эта фраза — словно удар под дых. Нина прислонилась к кухонной стойке. Вот оно что. Её считают «запасным кошельком». Инвестицией в будущее. Дашь денег сейчас — получишь «дохаживание» потом.
— Мам, я сейчас не могу говорить. На работе аврал, — соврала она. — Перезвоню.
Нина положила трубку и долго стояла посреди кухни. Чайник давно вскипел и отключился. На электронных часах духовки мигали зеленые цифры. Только сейчас она осознала — её любят не саму по себе, а за помощь. За деньги. За функцию.
«Интересно, — подумала Нина, — а если бы я не могла помогать, кто бы помог мне?»
Через два дня после звонка матери Нина всё же перевела деньги на ремонт стиральной машины. Но что-то внутри изменилось. Раньше она помогала как само собой разумеющееся, теперь же каждый перевод вызывал раздражение.
В субботу, перешагнув порог кафе «Шоколадница», Нина сразу увидела сестру с детьми. Оля махала рукой от дальнего столика, натягивая очередную улыбку, которая появлялась лишь при встречах с «полезными» людьми.
— Ниночка! Мы уже минут десять ждем, — Оля чмокнула сестру в щеку.
Коле было девять, Насте одиннадцать. Племянники едва подняли глаза — Настя, уткнувшись в планшет, быстро водила пальцем по экрану, Коля насыпал горку сахара на стол и рисовал на кристалликах какие-то фигуры.
— Привет, ребята, — Нина присела напротив, положив сумку на свободный стул. — Здрасьте, — буркнул Коля, не поднимая головы. Настя промолчала, будто не заметив тетю.
— Мы уже посмотрели меню, — Оля подозвала официантку. — Мне латте и чизкейк, детям по молочному коктейлю и блинчики с нутеллой. А тебе?
Нина заказала зеленый чай. Оля тут же затараторила о школе, о распродажах, о том, как Игорь обещал найти нормальную работу, но снова сорвалось.
— …стиральная машинка теперь работает, спасибо, — она ненадолго прервалась, чтобы глотнуть кофе. — А ты как? Проекты, работа?
Нина не успела ответить.
— Кстати, мама говорила, у тебя премия будет? — Оля улыбнулась, наклонившись ближе. — Слушай, я тут думала… Ты могла бы помочь с квартирой. Хоть какую-то комнату в ипотеку. Это же для детей.
Нина вздохнула.
— А как ты платить ипотеку будешь? — спросила она.
Оля махнула рукой:
— Ну, первое время ты бы помогала. А потом что-нибудь придумаем. Игорь обещает…
— Игорь обещает уже десять лет, — тихо заметила Нина.
— Что? — Оля нахмурилась.
— Ничего, — Нина отпила чай. — Просто интересно, есть ли у вас план?
Оля закатила глаза:
— Какой план? Мы выживаем как можем! У тебя-то легко всё! Одна, никаких забот!
Нина посмотрела на детей, на сестру — ни одной попытки взять на себя ответственность. Только вечное ожидание, что «старшая разрулит».
Вернувшись домой после встречи с сестрой, Нина почувствовала себя выжатой, словно лимон. Голова гудела от Олиных претензий и собственных мыслей. Она заварила зеленый чай, накинула на плечи теплый кардиган и вышла на балкон.
Вечерний город расстилался перед ней россыпью огней. Соседские окна светились желтым, где-то играла музыка.
«А действительно — кто мне что должен? И кому должна я?» — мысль пришла внезапно, отрезвляюще.
Перед глазами пронеслась вся жизнь. Как в двадцать девять, получив бонус на работе, вместо долгожданного отпуска отдала все деньги на операцию мамы. Варвара Сергеевна потом благодарила, но через месяц снова заговорила о помощи Оле. Как потом отказывала себе во всем, выплачивая ипотеку. Как экономила на обедах, покупая сестре зимнюю куртку.
А Оля всегда была «младшей», той, которую оберегали, за которую решали.
Нина достала телефон, открыла приложение для заметок и начала печатать. Слова ложились на бумагу так легко, как будто эти мысли давно копились и только ждали, чтобы их наконец отпустили:
«Я не обязана приносить себя в жертву, лишь бы кто-то потом, может быть, сжалился и подал стакан воды. Мне не нужно чужое «дохаживание» в обмен на годы поддержки.» Она остановилась, перечитала написанное. Внутри разливалось странное чувство — смесь вины и освобождения. Пальцы снова забегали по экрану:
«Ни мама, ни Оля не просили меня жертвовать всем. Это был мой выбор. И теперь я могу выбрать иначе.» Написав последнюю строчку, Нина выдохнула. Словно груз, который она носила годами, вдруг стал легче.
Заметки в телефоне стали для Нины чем-то вроде терапии. Каждый вечер она записывала мысли, опасения, аргументы — будто репетировала важный разговор. Спустя неделю она поняла, что готова.
В воскресенье Нина приехала к матери с пакетом продуктов. Варвара Сергеевна, как обычно, засуетилась на кухне, ставя чайник и доставая с верхней полки «праздничный» сервиз, который берегла для особых случаев.
— Олечка сегодня с детьми не придёт, — сказала мать, раскладывая печенье на блюдце. — У Коли температура.
Квартира выглядела, как всегда: потёртая мебель, старые обои, знакомый скрип паркета под ногами. На полке — фотографии внуков в разноцветных рамках. Фотографий Нины было всего две: чёрно-белая с выпускного и маленькая, с первой работы.
— Мам, нам нужно поговорить, — Нина села за стол, сложив руки перед собой.
Варвара Сергеевна замерла, держа чашку на весу.
— Что-то случилось? — в голосе мелькнули тревожные нотки. — Мам, я тебя уважаю и люблю. Но помогать я буду только тебе. Сестра — взрослый человек. Её дети — не мои. Чашка звякнула о блюдце. Варвара Сергеевна нахмурилась:
— Как ты можешь так говорить? Это же семья! Оля бьётся как рыба об лёд, а ты…
— А я тоже бьюсь, — спокойно перебила Нина. — Но моя работа, мои усилия воспринимаются как должное. Как будто я обязана содержать сестру с мужем и детьми.
— Но ты сильная, у тебя есть возможность…
— Я не вижу смысла строить отношения с теми, кому я интересна только как источник денег. Мне хватит и тишины.
Мать смотрела на неё с непониманием, с обидой. В первый раз за долгие годы Нина не почувствовала вины.
Спустя две недели они снова сидели на той же кухне. Варвара Сергеевна, разливая чай, как бы между прочим начала:
— Ниночка, ты не могла бы помочь Олечкиным детям с летним лагерем? Бедняжки весь год в городе… Нина молча поставила чашку, встала и вышла из кухни. Без крика. Без истерики. Просто ушла, оставив мать с открытым ртом. В прихожей она накинула пальто, взяла сумку и, тихо прикрыв за собой дверь, спустилась по лестнице.
Сквозь тонкие шторы пробивались солнечные лучи, ложась на пол причудливыми узорами. Нина потянулась в кровати и посмотрела на часы — было почти девять, но спешить некуда. Суббота.
Новая квартира, хоть и меньше прежней, казалась просторнее и светлее. Может, дело было в высоких потолках или больших окнах. А может, в ощущении лёгкости, которое не покидало Нину последние два месяца.
Она встала, накинула халат и прошла на кухню. Заварила кофе, достала круассан из пакета, купленного вчера в пекарне по дороге с работы. На холодильнике висело новое расписание: вторник и четверг — йога, среда — бассейн, пятница — встреча книжного клуба. Выходные оставались свободными для спонтанных решений.
Телефон завибрировал. Сообщение от Иры: «Не забудь, в час встречаемся у „Мелодии»! Новая выставка!»
Нина улыбнулась. Раньше выходные пролетали незаметно — работа, домашние дела, иногда — звонки с просьбами о помощи. Теперь появилось время для себя.
С Олей она не общалась с того памятного разговора. С мамой виделась редко — поздравила с днём рождения, заехала проверить, когда та приболела. Без объяснений — просто так, как ей было комфортно.
— Алло, Ир, привет! — Нина перезвонила подруге. — Да, помню про выставку. Заберёшь меня? У меня ещё час на сборы. Положив телефон, она подошла к окну. Внизу кипела городская жизнь — люди спешили по своим делам, гудели машины.
«Как же хорошо, — подумала Нина, — я больше не чувствую вины. Совсем».
Она допила кофе и пошла одеваться. Её жизнь наконец принадлежала ей, и это было лучшим, что могло с ней случиться.
