— О, Юля? Вот это да! Совпадение-то какое! — голос, который Юлия хотела бы забыть, зазвучал у неё за спиной.
Она только что вышла из здания, где находился её новый офис. День был обычный, чуть пасмурный, на улице пахло кофе из соседней кофейни и мокрым асфальтом. Но теперь всё это отошло на второй план. Потому что напротив стояла Лидия Аркадьевна — её бывшая свекровь.
— Добрый день, — Юля выдавила из себя ровный тон.
— Ну надо же, сколько лет! Как ты? Как жизнь после… всех событий?
— Живу. Всё хорошо, — коротко.
— Да видно, что хорошо! Похудела. Посветлела. Прямо расцвела. Кто-то у тебя есть, да?
Юля кивнула. Слишком резко. На самом деле — никого. Но она не собиралась давать Лидии Аркадьевне ни тени удовлетворения. Ни доступа.
— Извини, тороплюсь. Было приятно увидеться.
— Взаимно, дорогая, — почти пропела та, глядя ей вслед.
Спустя неделю встреча повторилась. Теперь — в супермаркете. Юля выезжала из парковки, и вдруг кто-то постучал в стекло. Лидия Аркадьевна.
— Слежу за тобой, Юль. Не врёшь ли?
— Простите?
— Вижу — одна ты. Всё сама, всё по себе. Не верю я, что ты кого-то нашла.
— Вам-то что?
— Как знать? Кстати, Артём теперь папа. Девочка у них с Вероникой.
— Поздравляю, — сказала Юля и поехала. Не было смысла в разговоре. Не было смысла в комментировании.
В ту субботу Юля впервые за месяц решила выспаться. Отключила будильник, зашторила окна. Но в восемь утра домофон настойчиво зазвонил.
— Кто?
— Соседи. Забыла ключи. Будьте добры, откройте.
Спросонья не разобравшись, Юля нажала кнопку. Уже почти снова легла, как в дверь позвонили. Не торопясь, открыла.
— Знала бы, не пустила бы, — сказала она, глядя на Лидию Аркадьевну. — Зачем врать?
— А ты бы иначе не открыла, — спокойно ответила та и вошла, будто хозяйка. — Чаю не нальёшь?
— Нет. Я гостей не ждала.
— Всегда ты была колючей. Артёму с тобой тяжело было.
— Ага. Потому и ушёл туда, где мягче. Прямо к вашей подопечной. Как она там? Счастлива?
— В тесноте, да не в обиде, — пожала плечами женщина. — Я теперь с ними. Вдвоём в комнате, представляешь? А ты тут одна. В трёшке.
— В моей трёшке. Добрачной. С купчей, дарственной, и полной оплатой от моих родителей.
— Но он там жил три года! Ты не можешь просто так его выгнать и забыть. Он и ремонт делал.
Юля подняла бровь.
— Какой ремонт?
— Ты разве не видишь? Потолки, кухня. Он у меня почти миллион взял. Всё в твою квартиру вложил.
— Ни один мастер к нам не заходил. И потолки, и кухня — мои. Он вас обманул.
Лидия Аркадьевна побледнела.
— Юля, давай по-хорошему. Решим. Вы же не чужие…
— Мы — чужие. И советую вам больше ко мне не приходить.
Игра на жалость
После визита Лидии Аркадьевны Юля поменяла замки. Она знала: если однажды впустила, второй раз не заставит себя ждать. Но она не ожидала, что следующим «гостем» станет… Вероника.
Девушка стояла на пороге с младенцем на руках. С виду растерянная, уставшая — один из тех образов, на которые особенно легко ловить сочувствие.
— Простите, я без звонка… — начала она, прижимая ребёнка к плечу. — Но у нас с Артёмом тяжёлое положение. Я хотела бы посмотреть вашу квартиру.
Юля не открыла дверь полностью.
— Зачем?
— Мы с Лидией Аркадьевной подумали… У нас ведь семья, маленький ребёнок. Вы одна. Было бы логично, если бы вы переехали в её двушку, а мы — сюда.
Юля даже не удивилась. Глядя на Веронику, она чувствовала странное равнодушие — как будто разговаривала с кем-то, кто просто играет в сцене, которую уже проиграли до конца.
— Нет.
— Простите?
— Я не собираюсь переезжать. Мне здесь удобно. Это мой дом. И менять я его не намерена.
— Но… Лидия Аркадьевна…
— Мне всё равно, что говорит ваша Лидия Аркадьевна. А теперь извините.
Вероника попыталась что-то сказать, но Юля просто захлопнула дверь.
К вечеру позвонил Артём.
— Юль, слушай. Давай всё уладим спокойно, — начал он, как будто они только что спорили, кто кому не отдал зарядку. — Две комнаты тебе вполне достаточно. А у нас тут, сам понимаешь, ребёнок…
— С чего вы решили, что я вам что-то должна?
— Ну… мы же когда-то были близкими людьми.
— Были. Ты ушёл, помнишь? Причём из моей квартиры.
— Не будь такой… холодной.
— Не будь таким жалким. Вы выбрали свой путь — идите по нему до конца.
На следующий день Юля выходила с работы чуть позже обычного. У входа — Артём. Вид у него был постаревший, помятый. Он не сразу заговорил.
— Прости, что подкараулил. Мне правда больше не к кому. Вероника ушла. Сказала, что не может больше жить с моей матерью. С ребёнком уехала к родителям. А у меня теперь… ничего.
Юля ничего не сказала.
— Я виноват. Это я всё испортил. Я думал, Вероника — это легко. Это не ты. Ты была… сложной. Умной. Самостоятельной. А я испугался, а теперь понимаю, кого потерял.
— Ты потерял не «кого-то», — наконец ответила она. — Ты потерял возможность возвращаться. Всё, Артём. Мне неинтересно, где ты живёшь и с кем. Я больше не та, что будет слушать твои исповеди.
Он замолчал. Перевёл взгляд в сторону. Юля тихо нажала на телефоне кнопку — диктофон уже записывал. И с самого начала.
— Кстати, — добавила она. — Твоя мать говорила, что ты брал у неё миллион на ремонт. Куда ты его дел?
— Я… хотел открыть кафе. Маленькое. У моря. Всё просчитал. Только не учёл аренду, налоги. Сгорели деньги. Бизнес не пошёл. Сказал маме, что вложил в ремонт. Она тогда… отдала все сбережения.
— Ты наврал ей. И теперь вы все зотите, чтобы я отдала квартиру в обмен на ваше банкротство?
— Юль, ну ты же умная. Помоги по-человечески.
— Я и поступаю по-человечески. Просто по отношению к себе.
Юля развернулась и ушла. Не оборачиваясь. Вечером возле подъезда снова маячила Лидия Аркадьевна. Руки на бёдрах, губы сжаты.
— Последний раз предупреждаю. По-хорошему не хочешь — будет по-плохому.
Юля не сказала ни слова. Достала телефон и включила запись. Голос Артёма зазвучал в воздухе. Лидия Аркадьевна даже не дослушала. Просто повернулась и ушла, без угроз.
Никакой осени
Неделю спустя, когда Юля возвращалась из супермаркета с двумя пакетами и мыслями о банальном овощном рагу, её догнала на тротуаре знакомая — Татьяна Ивановна, соседка из дома Лидии Аркадьевны.
— Ой, Юлечка, а ты слышала? Артём с Вероникой расстались. Та с вещами уехала, забрала дочку, хлопнула дверью. А он теперь снова с мамашей сидит. Прямо как раньше, будто ничего не было.
— Не слышала, — спокойно ответила Юля, хотя слышать — было вполне приятно.
— Там крики были! Весь подъезд слушал. Она его за халявщика, он её — за неблагодарную. Ну а Лидия Аркадьевна, как всегда, держит сторону сына. Даже не удивлена. Говорят, теперь алименты платить будет.
— Ну… взрослые люди, справятся, — мягко произнесла Юля и вежливо кивнула. — Всего доброго, Татьяна Ивановна.
Она не стала расспрашивать. Ей было неважно, где теперь спит Артём, кто стирает ему носки, кто слушает его жалобы на жизнь. Она — точно не собиралась.
Через пару дней Артём снова поджидал её у входа. Уже не с надеждой, а с чем-то похожим на отчаяние.
— Юль… я понял всё. Мне не нужна никто, кроме тебя. Вероника… то, что было — ошибка. Но мы ведь были настоящими. Помнишь, как ты смеялась, когда я сгорел на солнце, а ты меня мазала сметаной? Помнишь, как в Питере под дождём гуляли, и ты потеряла зонт, но всё равно смеялась?
Она молча смотрела на него. Ни гнева, ни жалости.
— Помню. А потом ты ушёл. Не потому что я не мазала. А потому что ты решил, что с другой будет легче. Быстрее. Удобнее. А теперь ты хочешь вернуться — не ко мне. К той, кем я была. А её уже нет.
— Ну не будь такой жёсткой…
— Артём. Ещё хоть раз кто-то из твоей семьи окажется у меня на пороге — я вызову полицию. Серьёзно. Без шуток. Я не шучу больше.
— Ты… ты серьёзно?
— У тебя была новая жизнь. Ты её сжёг, теперь живи в пепле. Меня на это пепелище больше не затягивай.
Вечером она заварила имбирный чай. На кухне тихо играло радио. За окном горели фонари, листья ложились на тротуар. В телефоне — пустая папка диктофона. Запись она удалила. Не из жалости. Просто не нужно больше.
И это было, пожалуй, самым важным финалом.
