— Я тебя не держу, Саша. Хочешь уйти — уходи, — Иван стоял в проёме кухни в домашних трениках и майке с растянутым воротом. Его взгляд был уставшим, но с этой вечной печатью «ну я ж стараюсь». А вот старается он, по мнению Александры, исключительно у себя на работе. Дом и брак ему были как приложение к зарплатной ведомости — вроде есть, но пользоваться неудобно.
Александра молча продолжала складывать вещи в спортивную сумку. Верхнюю полку шкафа она открывала с шумом, демонстративно. Там всё равно лежали только зимние шапки и документы на квартиру, которые почему-то «случайно» оказались у Ивана в ящике с носками. Хотя это была её квартира. До свадьбы.
— Да никто никуда не уходит, Ваня. Это ты просто опять делаешь вид, что у тебя нет проблемы. А проблема есть, и у неё даже имя — Ольга Петровна. И прописка в нашей спальне, если что.
— Мама пожила у нас неделю, и ты уже драму закатываешь, — Иван почесал затылок и пошёл за кружкой чая. — У неё колено после операции. Ей тяжело. Куда я её должен деть?
— Я тебе предлагала нанять сиделку. Или хотя бы перевезти её в квартиру на Сходненской, — Александра уронила в сумку косметичку, как будто бросала гранату. — Она же пустует. Там тепло, тихо, в лифте даже ковёр постелили, чтобы не скользко было.
— Она не хочет на Сходненскую, — пожал плечами Иван. — Там пыльно и всё чужое. Да и ей там страшно одной.
— Зато здесь не страшно мне. Ни спать, ни есть, ни даже душ принять. Ваня, она мне вчера полотенце из рук вырвала, потому что «вот этим ты ноги вытирала, а я им лицо хочу умыть». Ты вообще в курсе, что это уже клиника?
Иван поморщился. Вид у него был такой, будто Александра обсуждала погоду на Меркурии, а не ежедневное вторжение свекрови в её жизнь.
— Ну она немного старой школы. Ты же знала, за кого выходишь замуж.
— Конечно знала, — отрезала Саша. — За мужика, который покупает своей маме термос на восемь литров и ставит его на мой рабочий стол. Потому что «ей так удобнее кипяток на ночь наливать». У меня ателье, Ваня. Работают люди. У нас клиенты. Что она там вообще делает?
— Она просто хотела посмотреть, как ты там… живёшь. На работе.
Александра хмыкнула и села на край кровати.
— Она пришла проверить, Ваня. А потом сказала, что ателье — это «так, баловство», и посоветовала мне подумать о «нормальной работе», чтобы были пенсионные и соцпакет. Я, если что, четыре года это баловство поднимала с нуля. Без твоей помощи. Без её помощи. А теперь она хочет тут жить, проверять и советы раздавать?
— Да ты просто обиделась, — Иван вздохнул и сел напротив. — Ну мать ляпнула что-то. У неё язык без костей.
— Да не язык у неё без костей, Ваня. А совесть. Она меня не уважает. И ты — не защищаешь.
Он посмотрел на неё с тем самым лицом, которым все мужики встречают момент, когда надо что-то решить, но очень не хочется.
— Ладно. Хочешь — поговорим. Что тебе надо?
Саша встала. Посмотрела на него. Долго. Устало. Но уже без злости. Просто как смотришь на старую кофеварку — вроде работала, а теперь течёт, греет плохо, но всё равно жалко выкидывать.
— Мне надо, чтобы ты вспомнил, что я — твоя жена. А не помощница в доме твоей мамы.
— Ты драматизируешь, — он встал тоже. — Всё не так уж и плохо. Надо просто перетерпеть. Вот ты поедь на недельку в Питер к подруге, остынешь. А потом…
— Нет, Ваня, — тихо перебила она. — Я не уезжаю на неделю. Я съезжаю. Совсем.
Он хотел что-то сказать, но дверь хлопнула раньше. Спортивная сумка была тяжёлой, но Саша несла её легко. Потому что тяжелее уже было внутри.
Через два дня. Ателье «SashaStudio»
— Саш, тут заказчица с претензией по вечернему платью. Говорит, корсет «как будто на чужую грудь». Хотя мерки снимала лично, — Лена, младшая портная, заглянула в кабинет с тем выражением лица, как будто собиралась сообщить про третью мировую.
— Пусть подождёт пять минут, — Александра дописывала письмо по новой аренде. Она собиралась снимать ещё одну студию — под новый проект. И это, если уж честно, было просто попыткой не думать. Не думать про Ваню. И тем более — про его мамочку.
В дверь кабинета вдруг постучали. Без звонка. Без предупреждения. И, конечно же…
— Ольга Петровна?! — Саша даже не встала. Только взглядом прошлась по меховой жилетке, старомодной сумке и серебряным серьгам с цепочками. Всё как всегда. Как будто она пришла не в ателье, а на собрание кооператива по вопросу установки новых урн.
— Александра. Добрый день, — свекровь зашла, как будто была хозяйкой этого места. — Мне надо поговорить. Срочно.
— Только если стоя, — Саша откинулась на спинку кресла. — У меня совещание через три минуты. И нервов больше нет.
— Ты разрушаешь семью, — голос у Ольги Петровны был с интонацией школьной завучихи. — Ты выгоняешь Ивана из его жизни. Он страдает.
— Он спит у тебя на диване и ест твой борщ. Это и есть его жизнь.
— Ты ещё пожалеешь, девочка. Деньги — не всё. Ты думаешь, если у тебя бизнес, ты можешь делать что хочешь? А брак? А семья?
— Брак — это когда муж и жена. А не муж и его мама.
Ольга Петровна сузила глаза.
— Я не позволю тебе разрушить моего сына.
— Он справится. Ему тридцать девять. Он взрослый мальчик.
— Ты была ему не пара, — свекровь кивнула на ткани на полке. — Игрушки эти свои шьёшь. А в жизни не разбираешься.
Саша встала. Медленно. В глазах её было спокойствие, которого у неё не было уже давно.
— Знаете, Ольга Петровна. Вы правы. Я и правда игрушки шью. Только это — куклы для сцены Большого театра. А ещё — свадебные платья для женщин, которые уважают себя. А вы… ну, вы пришли ко мне на работу, чтобы меня унизить. Поздравляю. Это было унизительно. Но не для меня.
Она повернулась к Лене:
— Пусть клиентка зайдёт. У нас тут свободно. А вы, Ольга Петровна… — она снова повернулась к свекрови, — …заберите из дома ваши кастрюли. Сегодня до восьми. Потом я их выброшу.
— Ты пожалеешь об этом.
— Нет. Это вы пожалеете, что воспитали такого сына.
— Только не говори мне, что ты опять связываешься с Танькой! — голос Ивана в трубке дрожал от плохо скрытого раздражения. — Она тебя кинет. Как в девяносто девятом с тем магазином сумок.
— Во-первых, это было двадцать лет назад. Во-вторых, это был не магазин, а шоурум. А в-третьих — не тебя, Ваня, она тогда подвела, а меня. Так что не тебе решать, с кем я связываюсь, — Александра поставила на стол чашку с кофе и села у окна. — Танька предлагает открыть мультибренд на Бауманской. Идея здравая. Риски я понимаю. Деньги — мои.
— Наши, если быть точным, — процедил Иван.
— Нет. Мои, — резко ответила Саша. — Это деньги от аренды квартиры на Автозаводской. Помнишь? Моей квартиры. До брака.
— Ну да, ну да… Только за коммуналку, между прочим, я платил три года, пока ты развивала своё «баловство», — не выдержал Иван.
— А ты — всё про деньги, — усмехнулась Александра. — Ну, может, ты мне и за воду заплатил. Но точно не за уважение.
Она отключила звонок, не дожидаясь ответа. Телефон она тут же перевела в авиарежим — пусть подумает, что разрядился.
Вот уж правда — лучше иметь в жизни двух бывших, чем одного такого настоящего, — подумала Саша и вернулась к таблице по бизнес-плану. Татьяна обещала, что за три месяца они отобьют вложения. Сумма была не космос — полтора миллиона, но для Александры это были её единственные свободные деньги. И символ. Шанс начать с нуля — без Вани, без мамы Вани, без их борща, совета, термоса и подковырок.
Татьяна приехала к вечеру — как обычно, с вином, без еды и в кожаной куртке, как у байкера-пенсионера. Вечно уверенная, слишком громкая, со смехом, которым можно было открывать пивные бутылки.
— Ну ты и героиня, конечно, — с ходу выдала она. — Так хлопнуть дверью — это прям по-нашему! Мама его пусть теперь лапшу на уши вешает. Надоела она тебе как серый плащ. Два года ещё — и ты бы её «мамочкой» звать начала, а потом начала бы думать, какой борщ ей варить по четвергам.
— Спасибо, — усмехнулась Александра. — Ты, как всегда, деликатна, как кувалда.
— Я просто за тебя! — Татьяна плюхнулась на диван. — Десять лет рядом с этим… эконом-вариантом мужчины, и ты всё ещё на своих двоих. И с деньгами. Значит, жила по любви. Только вот он не сильно напрягался.
— Тань… только не начинай, ладно?
— Ну ладно. Не буду. Лучше скажи — ты точно уверена, что хочешь вложиться?
Александра замолчала. Взяла бокал, покрутила вино, как будто в нём был ответ. Её всегда бесило, что Татьяна умела ставить на паузу. Молчала, когда надо говорить. И смотрела, как будто знала больше, чем надо.
— Уверена, — ответила наконец Саша. — Но есть одно условие. Все контракты — через юриста. Идём пополам, всё официально.
Татьяна подняла руки, будто сдавалась.
— Я не против! Да я только за! Всё будет прозрачно — ты меня знаешь. Мы же свои.
— Вот именно, — сухо сказала Саша. — Мы свои. А «свои» как раз чаще всего и подставляют.
Через неделю. Вечер. Ателье.
— Александра Дмитриевна… там мужчина. Сказал, без записи, но срочно. Говорит, что это касается… жизни.
Саша устало подняла глаза на Лену.
— Это кто? Если Ваня — пусть пишет завещание.
— Нет. Другой. Представился как… Артём? Сказал, от Татьяны.
Саша резко поднялась. Её сердце сжалось. Артём? Имя показалось знакомым, но не из круга подруги. Да и какая ещё «жизнь»?
Мужчина зашёл в кабинет без стука. Высокий, в деловом пальто, с портфелем и холодным взглядом юриста. И он не сел. Стоял, как в суде.
— Александра Дмитриевна. Простите за резкость. Но мне нужно предупредить вас. Вы собираетесь подписать договор с Татьяной Мальцевой?
— Да. А в чём, собственно, проблема? — Саша нахмурилась.
— Она фигурирует в деле по обману инвесторов. Четыре месяца назад она зарегистрировала ИП и сняла помещение под магазин на Новом Арбате. Туда вложились трое человек. В сумме — почти шесть миллионов. Магазин не открылся. Деньги — исчезли. Суд идёт.
Саша почувствовала, как кровь уходит из лица. Она села, потому что ноги буквально дрожали.
— Но… у неё же всё… документы, планы, сметы…
— Все документы — копии старых проектов. Она просто меняет даты и названия. Она знает, как всё подать. Убедительно. Я — юрист одного из потерпевших. И я пришёл потому, что случайно узнал вашу фамилию в новом договоре. Поверьте, я не с пустыми руками.
Он положил на стол копии документов, решения суда, показания.
— Вы хотите сказать, что она… меня тоже собиралась кинуть?
— Уверен. Сумма в полтора миллиона для неё — не предел. Но вы — с именем, с бизнесом, с историей. Вы как трофей. После вас доверие к ней поднялось бы. А потом — стандартная схема: форс-мажор, аренда не прошла, деньги «вложены», ничего не вернёшь.
Саша смотрела на бумаги, как на мокрую тряпку. Хотелось плакать, кричать, звонить Таньке… Но она не сделала ничего. Только кивнула.
— Спасибо. Вы меня спасли. Я думала, что хуже уже не будет. Но, как оказалось, дна у человеческой подлости нет.
Артём чуть кивнул и вышел. Без «до свидания». Без театра. Просто сделал, что мог.
Через два дня. Квартира Ивана.
— Я всё знаю, Ваня, — Александра стояла на пороге. В руках — та самая спортивная сумка, с которой она ушла. — Я чуть не отдала Таньке все деньги. Ты был прав. В этот раз — прав.
Он стоял, ошарашенный. Без мамы, кстати. Видимо, ушла к соседке обсуждать новый сериал. Удивительно, как быстро старшее поколение перемещается при необходимости — и без костылей, и без жалоб.
— Саш… я…
— Нет, Ваня. Я не вернулась. Я пришла забрать бумаги. С нотариальной доверенностью. По поводу раздела.
— Какого раздела?
— Того, который ты всё время откладывал. Квартиры. Денег. Брака. Жизни.
Она прошла мимо него, как ветер. Спокойная. Без истерики. Без крика. Просто всё решила.
— А любовь? — спросил он уже из кухни, как будто выстрелил ей в спину.
Она обернулась.
— А любовь, Ваня, не живёт в кладовке между борщом и термосом.
Кто бы мог подумать, что через двадцать лет отношений самым сложным будет… отобрать документы из комода.
Александра сидела у себя в ателье, листая договор на квартиру, и всё не могла найти нужный пункт. Иван зачем-то положил оригиналы не в папку, а в альбом для марок его покойного отца. Стиль Ивана: если можно сделать нелогично — так и будет.
— Ну как там наш благоверный? — поинтересовалась Лена, заглядывая в кабинет с чашкой кофе. — Ещё не упал в обморок?
— Не знаю, — буркнула Александра. — Сегодня не звонил. Тишина. Даже подозрительная. Обычно его хватает максимум на два дня гордости.
— Может, затевает что-то пафосное? — усмехнулась Лена. — Придёт с розами, на коленях, с речью про ошибки и про то, что он «всё понял». Как в плохом кино.
— В плохом кино хотя бы сценарий пишут заранее. А Ваня — импровизатор. На эмоциях. Сначала плюнет, потом целует, потом снова орёт. Мне уже тошно от этой карусели.
— А ты? — Лена чуть подалась вперёд. — Ты бы вернулась?
Саша посмотрела на неё. Долго. Молча. Потом медленно выдохнула.
— Нет. Я бы не вернулась. Но если он сделает что-то настоящее — я хотя бы скажу «спасибо».
Через три дня. Утро. Ателье.
Всё началось с шума у входа. Кто-то спорил, кто-то просил «не вмешиваться», Лена звала охранника, и в этот момент Александра уже знала — пришёл. Походка, как у человека, который сам себя уговаривал всю дорогу: «Я прав. Я всё исправлю». О, она эту походку знала до боли.
— Саша… — Иван стоял в дверях. — Нам надо поговорить.
— Опоздал, — холодно ответила она. — Всё уже сказано. И юристом, и риелтором, и нотариусом. Ты где был раньше?
— Готовился. — Он подошёл ближе. — Я продал свою долю в загородном доме. Перевёл деньги тебе. Это половина нашей общей квартиры. Всё по закону. Без судов. Без тяганины.
Александра даже не сразу поняла. Просто смотрела на него, как на незнакомца. Он достал бумагу — перевод с банковской печатью. Сумма была точной.
— Я не собирался бороться. Я проиграл. Просто хочу, чтобы ты знала — я тебя уважаю. Да, понял поздно. Но понял.
— Пять лет, Ваня. Пять лет я таскала маму твою по поликлиникам, выслушивала, что моя работа — «игрушки», и ещё доказывала тебе, что достойна уважения. А теперь ты с бумажкой пришёл?
— Я дурак. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Но не подлец.
— Нет, подлец, — тихо ответила она. — Потому что ты знал. Всё знал. Про Таньку. Ты ещё тогда, на кухне, намекнул. Но не сказал прямо.
— Я надеялся, что ты сама разберёшься. Ты же сильная.
— Знаешь, быть сильной — это как ходить босиком по стеклу. Все в восторге, какие ты стойкая, а ты просто не знаешь, как иначе.
Они замолчали. Напряжение повисло в воздухе, как перед грозой. Кто-то хлопнул дверью в цеху. Александрe стало тесно в помещении.
— Я люблю тебя, — вдруг сказал Иван. — Всё ещё. И хочу попробовать по-новому. Без мамы. Без давления. Просто ты и я.
— А я — нет, Ваня, — мягко, но твёрдо сказала она. — Я тебя не люблю. Всё. Сгорело. Перестала. Даже не знаю когда.
Он подошёл ближе. Тон его изменился. Губы дрогнули.
— Значит, всё? Даже шанса?
— Ты давно его потратил. Когда встал на сторону мамы. Когда молчал. Когда позволял ей вытирать об меня ноги. Любовь — это не только про чувство. Это про выбор. А ты выбирал её. Всегда.
Он закрыл глаза, будто на мгновение потерял равновесие.
— Я хотел как лучше…
— Знаю. Только у каждого «лучше» своё. У тебя — борщ в пятницу и мама с сериалами. У меня — уважение, бизнес и тишина в душе.
Он больше не пытался спорить. Просто стоял. И смотрел. Минуту. Две. Потом развернулся и пошёл к выходу.
— Ваня! — окликнула она его вдруг. Он остановился.
— Что?
— Спасибо. За квартиру.
Он кивнул. Не обернулся. Просто кивнул и вышел. Без театра. Без роз. Без последней сцены. И этим был, наконец, настоящим.
