— А зачем тебе машину покупать, отдай деньги своему брату на ипотеку, — возмутилась мама.
Ирина замерла с поднятой вилкой. Котлета соскользнула и шлёпнулась обратно в тарелку, разбрызгав капли подливы на скатерть.
— Что? — только и смогла выдавить она.
— Ты меня прекрасно слышала, — мама поджала губы и демонстративно промокнула пятно салфеткой. — Кирилл остался один с ипотекой после развода. А ты тут… машину себе придумала.
Ирина медленно положила вилку. Ещё десять минут назад она светилась от счастья, когда доставала из сумки папку с документами на свою первую машину — маленькую подержанную Honda.
Три года откладывала каждую копейку, отказывала себе во всём, брала дополнительные проекты по вечерам. И вот теперь…
— Мам, я три года копила, — Ирина старалась говорить спокойно, но внутри всё клокотало. — Мне нужна машина для работы. Я езжу на встречи с клиентами…
— На метро ездила и дальше будешь ездить! — отрезала мама, стуча ложкой по краю кастрюли. — У тебя брат в беде, а ты о себе думаешь.
За окном дети шумно играли в догонялки. Тёплый майский ветер колыхал занавеску, принося запах сирени и чего-то жареного от соседей снизу. Радио на подоконнике невпопад напевало что-то про счастливое лето.
— Мама, я не могу просто взять и отдать все свои сбережения, — Ирина почувствовала, как ладони становятся влажными. — Это мои деньги, я их заработала.
— Ах, твои! — мама выпрямилась, уперев руки в бока. — А кто тебя растил? Кто за учёбу платил? Думаешь, всё с неба свалилось?
Ирина опустила глаза. Этот приём она знала с детства — любой её успех, любое достижение моментально обесценивалось напоминанием о родительском долге.
Будто она вечная должница, которой никогда не расплатиться.
— Мам, я благодарна за всё, — тихо сказала она. — Но мне двадцать семь. Я работаю с университета. И мне правда нужна эта машина.
Входная дверь хлопнула. На кухню ввалился Кирилл — растрёпанный, помятый, с привычной виноватой улыбкой.
— Всем привет, — он бросил ключи на тумбочку и потянулся к холодильнику. — Что у нас вкусненького?
— Сестра вот машину покупает, — с нажимом произнесла мама, пристально глядя на Ирину. — А у тебя платёж по ипотеке горит.
Брат обернулся, приподняв брови:
— Да ладно? Какую взяла?
— Хонду старую, — Ирина невольно улыбнулась, но тут же осеклась, встретив мамин взгляд.
Кирилл присвистнул:
— Неплохо! А сколько отдала?
— Кирилл! — одёрнула мама. — У тебя банк звонит каждый день, а ты про машины спрашиваешь!
— А что я могу сделать? — он пожал плечами, накладывая себе картошку. — Зарплату задерживают третий месяц.
Ирина стиснула салфетку под столом. Третий месяц они слышали одно и то же. А до этого была история с кредитной картой, потом с каким-то бизнесом друга, куда брат вложился и прогорел…
— Вот именно, — мама многозначительно посмотрела на Ирину. — Человек в беде, а ты…
— Я что? — Ирина подняла глаза, чувствуя, как что-то внутри натягивается, как струна. — Должна отдать брату деньги, которые копила три года?
— Он же не чужой тебе! — мама стукнула ладонью по столу. — Семья должна поддерживать друг друга!
Радио вдруг захрипело, поймав помехи. За окном громко засмеялись дети.
А Ирина сидела, глядя на остывающую котлету, и чувствовала, как внутри медленно поднимается что-то новое, незнакомое — то, что годами пряталось под слоями вины, страха и послушания.
— Зачем я вообще пришла сюда? — вырвалось у Ирины. — Думала поделиться радостью, а получила…
— А что ты получила? — мама поджала губы. — Правду жизни! Пока ты там на свои хотелки деньги копишь, брат еле выживает!
Кирилл, жуя котлету, примирительно поднял ладонь:
— Мам, ну не надо так давить. Ира права, она долго копила…
— А ты молчи! — отрезала мама. — Тебе помощь не нужна, значит? Тогда почему вчера звонил, просил денег на взнос перевести?
Брат подавился и закашлялся. Ирина замерла. Внутри всё похолодело.
— Ты просил у мамы деньги? — тихо спросила она.
Кирилл неловко улыбнулся, разводя руками:
— Ну, немного… Сама знаешь, после развода всё сложно. А тут ещё с работой проблемы.
Мама победно кивнула:
— Вот видишь! А ты на колёсах кататься собралась, когда родной брат без копейки сидит!
Ирина почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Три года экономии. Три года дополнительных смен.
Три года, когда она отказывала себе во всём — от новой одежды до отпуска на море. А теперь выясняется, что мама уже пообещала её деньги брату…
— Я не дам ему денег, — слова вырвались сами собой, твёрдо и резко.
Мама ахнула, словно её ударили:
— Что ты сказала?
— Я не дам ему денег, — повторила Ирина, чувствуя, как дрожат руки. — Это моя машина. Мои деньги. Моя жизнь.
— Да как ты смеешь! — мама вскочила, опрокинув стакан с компотом. Липкая жидкость растеклась по скатерти, но никто даже не шевельнулся. — Мы тебя растили, ночей не спали, последнее отдавали!
А теперь ты нам — нож в спину?
— Мам, — Кирилл попытался вклиниться, — может, не стоит…
— А ты что вступаешься? — перебила мама. — Она же родная сестра! Должна помогать! Что, жалко денег на машину? Потом ещё накопит!
Ирина медленно поднялась из-за стола. В голове странно звенело, а перед глазами плыли красные пятна.
— Значит, так, — она с трудом узнавала собственный голос — низкий, чёткий. — Я не стану отдавать свои деньги. Кирилл взрослый человек. Он сам взял ипотеку, сам развёлся, сам влез в долги.
— Ира! — охнула мама.
— Дай договорить, — Ирина подняла руку. — Я люблю вас обоих. Но с меня хватит. Хватит решать за меня. Хватит требовать. Хватит заставлять меня чувствовать себя виноватой за то, что я просто хочу жить свою жизнь.
Мамино лицо побелело, губы задрожали:
— Да ты… да как ты… Неблагодарная! Бессердечная! Своего брата бросаешь в беде!
За окном сгущались сумерки. Дети уже разошлись по домам. Радио замолчало. В наступившей тишине было слышно только тяжёлое дыхание.
Ирина взяла со стола папку с документами на машину и аккуратно положила её в сумку. Каждое движение давалось с трудом, будто она двигалась сквозь воду.
— Знаете, — она обвела взглядом кухню, словно видела её впервые, — я никогда не просила многого. Всегда довольствовалась малым. Всегда была «хорошей девочкой».
Мама всхлипнула, отвернувшись к окну. Кирилл смотрел в тарелку, машинально катая по ней картофелину.
— Я никогда не говорила «нет», — продолжила Ирина. — Когда вы забрали мои подарочные деньги на восемнадцатилетие — «брату на курсы». Когда отдали мой ноутбук Кириллу — «ему нужнее для работы». Когда я отдала половину первой зарплаты — «помочь с ремонтом».
— Ты попрекаешь? — голос мамы дрогнул.
— Нет, — Ирина покачала головой. — Я просто наконец понимаю, что любовь не должна ощущаться как долг. Что можно любить вас и при этом не жертвовать собой постоянно.
Она застегнула сумку и повесила её на плечо. Странно, но внутренний жар уступил место необычному спокойствию.
— Кирилл, — она повернулась к брату, — я могу помочь тебе составить план погашения долга. Могу помочь с резюме, чтобы ты нашёл работу получше.
Но я не отдам тебе деньги. Потому что это не решит проблему. Через месяц будет новая история и новая протянутая рука.
Брат на секунду поднял глаза, и в его взгляде промелькнуло что-то новое — не обида, а может быть, уважение?
— Мам, — Ирина подошла к матери, осторожно коснулась её плеча. — Я люблю тебя. Очень. Но мне двадцать семь, и я имею право принимать решения. Иногда даже те, которые тебе не нравятся.
Мама дёрнула плечом, сбрасывая руку:
— Уходи. Раз уж решила.
Ирина кивнула. Вдохнула запах родной кухни — жареная картошка, укроп, мамины духи. Запах детства, который всегда ассоциировался с чувством вины. Возможно, пришло время создать новые ассоциации.
— Я позвоню завтра, — сказала она, направляясь к выходу.
Никто не ответил. Только когда Ирина уже была в коридоре, Кирилл окликнул:
— Эй… поздравляю с машиной. Правда.
Мама что-то сердито зашипела, но Ирина уже не слышала. Она закрыла за собой дверь и медленно спустилась по лестнице. На улице горели фонари. Майский вечер окутывал тёплым воздухом. Где-то вдалеке играла музыка.
Ирина глубоко вдохнула и пошла вперёд.
Через неделю сев за руль, она на мгновение прижалась лбом к рулю. Внутри не было торжества победы — только удивительное, незнакомое чувство лёгкости. Будто где-то внутри открылась дверь, которая всегда была заперта.
Ирина завела мотор. Впереди был долгий путь домой. И ещё более долгий путь к себе настоящей — той, которая не боится жить свою жизнь.
