Маша прижала телефон к уху плечом, пытаясь одновременно помешивать кипящий суп. Голос матери звенел в трубке как всегда требовательно:
— Машенька, милая, в эту субботу собираемся у Людмилы Сергеевны. Помнишь, моя подруга с кафедры? Ты одна приезжай, хорошо? Нечего своего деревенского мужа на наши праздники таскать! Пусть уж на мой день рождения приезжает, — последние слова она произнесла с таким тоном, словно делала величайшее одолжение.
Маша почувствовала, как поднимается волна раздражения. Уже третий раз за последнее время мать просила приехать без Димы. Сначала были «девичьи посиделки», потом «академический вечер» у коллеги по университету, теперь вот это.
— Мама, хватит называть его «деревенским». Дима из Рязани, это областной центр, а не деревня. И он мой муж уже два года, — Маша старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело.
— Машенька, ну ты же понимаешь, о чём я. Он хороший мальчик, работящий, но… — в голосе Елены Викторовны появились заискивающие нотки, — но он не из нашего круга. Ты — кандидат филологических наук, дочь профессора, а он кто? Электрик. Без высшего образования.
Маша выключила плиту резким движением. Она слышала это уже не в первый раз.
— Мама, послушай. Дима — не просто электрик. У него своя бригада, он руководит серьёзными проектами.
— Да-да-да, — перебила мать, — конечно. Но согласись, когда все сидят и обсуждают последние литературные новинки или театральные премьеры, твой Дима молчит как рыба.
— Он просто стесняется! — вспыхнула Маша.
— Вот именно! Поэтому я и говорю — приезжай одна. Зачем мучить человека? Пусть отдохнёт от наших заумных разговоров.
Маша вздохнула. В словах матери была доля правды — Дима действительно чувствовал себя не в своей тарелке среди её академических друзей и родственников. Но все эти «приезжай одна» начинали складываться в неприятную закономерность.
— Хорошо, мама. Я приеду одна, — сдалась Маша, чувствуя неприятную горечь.
Три года назад Маша бы никогда не подумала, что влюбится в человека вроде Димы. Она — утончённая, начитанная аспирантка филологического факультета, дочь известного профессора. Всё её окружение состояло из таких же «книжных» людей — преподавателей, учёных, интеллектуалов.
А потом в их старой квартире задымилась проводка. Маша в панике позвонила по первому попавшемуся объяслению, и через час на пороге появился он — высокий, широкоплечий парень с открытой улыбкой и слегка застенчивым взглядом.
— Дмитрий, — представился он, протягивая крепкую руку. — Покажите, где у вас проблемы с проводкой?
Она привела его в комнату, где обугленная розетка зияла чёрной дырой в стене.
— Да у вас тут всю проводку менять надо, — покачал головой Дима, осматривая стены. — Эти провода ещё с советских времён, удивительно, что раньше не загорелось.
Маша растерянно оглядела квартиру:
— Но это же, наверное, очень дорого?
Дима внимательно посмотрел на расстроенную девушку и неожиданно улыбнулся:
— Знаете что? Давайте сделаем по-человечески. Я могу приходить по вечерам после основной работы и постепенно всё заменить. Так выйдет дешевле, чем если целую бригаду нанимать.
Целый месяц Дима приходил почти каждый вечер. Сначала они почти не разговаривали — он работал, она сидела за диссертацией. Потом стали ужинать вместе. Маша с удивлением обнаружила, что этот простой парень из Рязани, не имеющий высшего образования, обладает удивительной житейской мудростью и подкупающей искренностью.
Когда работа была закончена, Дима неловко топтался в прихожей.
— Ну, вот и всё, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Проводка теперь в порядке.
— Может, чаю напоследок? — предложила Маша, впервые осознавая, что будет скучать по этим вечерам.
За чаем он неожиданно спросил:
— А можно… пригласить вас в кино?
Она согласилась, хотя внутренний голос, подозрительно похожий на мамин, шептал: «Куда ты с ним пойдёшь? О чём вы будете разговаривать?»
Но разговаривать оказалось легко. Дима рассказывал о своей работе с таким увлечением, что Маша невольно заслушивалась. Он говорил о планах открыть собственное дело, о новых технологиях в электромонтаже. А когда Маша начинала рассказывать о своих исследованиях русской литературы, слушал с таким искренним интересом, какого она не встречала даже среди коллег.
Когда через три месяца Маша решилась познакомить Диму с родителями, мать только поджала губы:
— Милая, но у вас же совершенно разные миры.
— Мама, дай ему шанс, — попросила Маша.
Ужин прошёл мучительно. Отец снисходительно расспрашивал Диму о работе, а мать то и дело вставляла какие-то колкости, замаскированные под светскую беседу. Дима отвечал вежливо, но всё больше замыкался и к концу вечера практически замолчал.
— Видишь? — торжествующе заявила мать, когда за Димой закрылась дверь. — Он даже поддержать разговор не может!
— Потому что вы его затюкали! — взорвалась Маша. — Вы не дали ему ни единого шанса!
Елена Викторовна покачала головой:
— Машенька, я желаю тебе только добра. Ты умная девочка, тебе нужен равный партнёр. А этот мальчик… ну что он может тебе дать, кроме замены розеток?
— Опять мама просила приехать без тебя? — Дима стоял у окна, глядя куда-то в темноту.
— Прости, — Маша подошла и обняла его сзади. — Она говорит, что это какая-то важная академическая встреча…
Дима повернулся и слабо улыбнулся:
— Всё нормально. Я понимаю. Честно.
Но в его глазах читалась грусть. За два года брака Маша научилась различать все оттенки его настроения.
— Знаешь, — продолжил он, — я действительно чувствую себя неловко среди твоих родственников. Они все такие… образованные. Иногда я даже не понимаю, о чём они говорят.
— Дима…
— Нет, правда. Когда твой дядя в прошлый раз начал рассуждать о постмодернизме, я сидел как дурак. Даже спросить стыдно было, что это такое.
Маша взяла его лицо в ладони:
— Но мне всё равно. Я люблю тебя не за знание постмодернизма.
Дима накрыл её руки своими:
— А за что?
— За твою честность. За то, что ты настоящий. За то, что ты никогда не притворяешься и не играешь роль.
В тот вечер они больше не говорили об этом, но Маша заметила странную вещь: мать стала приглашать Диму, когда нужна была помощь на даче или с ремонтом квартиры, но продолжала находить предлоги, чтобы не звать его на семейные праздники.
— Дима, золотой, не мог бы ты посмотреть нашу сантехнику? Что-то кран подтекает, — звонила Елена Викторовна.
Или:
— Зятёк, выручай! На даче беда — проводка искрит!
И Дима всегда соглашался помочь. Безотказный, терпеливый, он никогда не жаловался. Только однажды, возвращаясь с дачи тёщи после целого дня работы, тихо сказал:
— Странно получается. Для черновой работы я гожусь, а для праздников — нет.
Маша промолчала, чувствуя, как внутри нарастает обида за мужа.
Время шло, их жизнь менялась. Дима действительно открыл своё дело — небольшую фирму по электромонтажным работам. Сначала у него был один помощник, потом трое, а через год уже целая бригада. Они стали браться за крупные объекты — рестораны, офисные здания, загородные коттеджи.
Маша защитила диссертацию и начала преподавать в университете. Они купили квартиру, просторную и светлую, обставили её вместе, споря о каждой мелочи и смеясь над своими разногласиями. Маша ни разу не пожалела о своём выборе.
Но отношения с родителями, особенно с матерью, оставались напряжёнными. Елена Викторовна уже не критиковала Диму открыто, но продолжала держать его на дистанции от «своего круга».
— Машенька, на юбилей Антонины Павловны лучше приезжай одна. Будут все с кафедры, разговоры сугубо профессиональные, твоему Диме будет скучно, — говорила она с фальшивой заботой.
Однажды, разбирая старый ежедневник, Маша заметила закономерность, которая раньше ускользала от её внимания. На новогодние праздники и 8 марта мать приглашала их вместе с Димой. А вот на 23 февраля, майские праздники, дни рождения родственников — только её, без мужа.
Она проверила эту теорию, просмотрев записи за два года. Закономерность была очевидна: Диму приглашали только на те праздники, куда он должен был приехать с подарком. Елена Викторовна, зная, что зять хорошо зарабатывает, явно рассчитывала на его щедрость. А там, где дарить подарки должны были они — Диму «щадили», не приглашая на «скучные академические посиделки».
Маша почувствовала, как внутри всё кипит от гнева и обиды. Она никогда не думала, что её мать, интеллигентный человек, преподаватель университета, может быть настолько… меркантильной.
— Мама, в эту субботу я приеду одна, как ты просила, — сказала Маша в телефон нарочито спокойным голосом.
— Вот и славно, доченька. Будут все свои, посидим культурно. Твоему Диме только скучно было бы.
— Конечно, мама. До встречи.
Вечер субботы выдался прохладным. В квартире родителей собрались «все свои» — коллеги матери по кафедре, несколько дальних родственников, старые друзья семьи. Все образованные, интеллигентные люди с учёными степенями и званиями.
Маша сидела за столом, машинально ковыряя вилкой салат и слушая разговоры вокруг. Профессор Климов рассуждал о новой постановке в театре, тётя Света спорила с дядей Борисом о последних политических новостях, мать с гордостью рассказывала о новой научной статье отца.
— А где же твой муж, Машенька? — поинтересовалась мамина подруга Нина Петровна. — Такой видный мужчина, я помню, на новый год приезжал.
— Дима сегодня занят, — ответила Маша, чувствуя, как щёки начинают гореть.
— Занят своими проводами, — хмыкнул кто-то за столом, вызвав тихие смешки.
Маша резко подняла глаза и увидела, как мать делает предостерегающий жест говорившему. Этот жест был последней каплей.
Маша медленно поднялась из-за стола. Комната почему-то казалась очень тихой, хотя все продолжали разговаривать.
— Я хочу кое-что сказать, — её голос прозвучал громче, чем она ожидала.
Разговоры стихли. Все повернулись к ней.
— Машенька, что такое? — встревоженно спросила мать.
— Я хочу извиниться перед всеми, — Маша чувствовала, как сердце колотится где-то в горле. — Извиниться за то, что пришла без мужа. Но я должна объяснить причину его отсутствия.
— Машенька, не стоит… — начала мать.
— Нет, стоит, — твёрдо сказала Маша. — Дима не пришёл сегодня не потому, что был занят. А потому что его попросили не приходить. Вернее, попросили меня не приводить его.
По комнате пронёсся удивлённый шёпот.
— Видите ли, — продолжала Маша, глядя прямо в глаза матери, — мой муж недостаточно хорош для некоторых праздников. Он не имеет высшего образования, он не может поддержать разговор о постмодернизме или новой постановке в театре. Поэтому его стараются не приглашать туда, где собирается «интеллигентная публика».
— Маша! — воскликнула Елена Викторовна. — Что ты такое говоришь!
— Правду, мама. Только правду. Дима недостаточно хорош для ваших культурных бесед. Но он вполне подходит, когда нужно починить кран, заменить проводку или отремонтировать дачу. Тогда о его «неинтеллигентности» все забывают. И ещё одно наблюдение, — Маша на секунду запнулась, но нашла в себе силы продолжить, — моего мужа всегда приглашают на те праздники, где предполагается, что мы придём с подарком. Новый год, 8 марта — пожалуйста, приходите вдвоём. А 23 февраля или или перед майскими праздниками вдруг вспоминают, что бедняге Диме будет скучно слушать учёные разговоры.
Тишина в комнате стала абсолютной. Лицо матери побледнело, глаза сузились от гнева.
— Ты понимаешь, что ты сейчас устроила? — тихо, с дрожью в голосе спросила она.
— Понимаю, — кивнула Маша. — Я просто хотела, чтобы все знали: стыдиться нужно не отсутствия диплома или неумения поддержать разговор о высоком искусстве. Стыдиться нужно лицемерия и меркантильного отношения к близким людям.
Она повернулась к гостям:
— Извините за эту сцену. Я не хотела портить вечер. Я просто больше не могу молчать.
Маша взяла сумочку и направилась к выходу. За спиной послышались взволнованные голоса, кто-то звал её по имени, но она не оборачивалась.
На улице было прохладно и тихо. Маша медленно пошла к метро, чувствуя странную лёгкость и пустоту одновременно. Телефон в кармане завибрировал — наверняка мать. Но Маша не стала отвечать.
Когда она вошла в квартиру, Дима сидел в кресле с книгой. Он поднял глаза, и Маша с удивлением заметила, что это был томик Бродского, который она когда-то подарила ему.
— Ты рано, — сказал он, откладывая книгу. — Что-то случилось?
Маша смотрела на этого человека — своего мужа, которого любила больше всего на свете. Простого, честного, работящего. Без напускного лоска и интеллигентских манер. Который никогда не притворялся тем, кем не является.
— Знаешь, — сказала она, присаживаясь рядом с ним, — я, кажется, только сегодня поняла, что значит быть по-настоящему интеллигентным человеком.
Дима удивлённо посмотрел на неё:
— И что же?
— Это не количество прочитанных книг и не умение блеснуть цитатами. Это уважение к другим людям, искренность и отсутствие снобизма.
Дима помолчал, а потом неожиданно спросил:
— Ты поссорилась с матерью, да?
Маша кивнула. Глаза предательски защипало.
— Из-за меня?
— Из-за неё, — твёрдо ответила Маша. — Из-за её неспособности видеть хорошее в людях, если у них нет нужных дипломов и связей.
Дима притянул её к себе и обнял:
— Может, ей просто нужно время?
Маша уткнулась лицом в его плечо:
— Не знаю. Может быть.
Телефон снова завибрировал. Маша нехотя достала его из кармана. На экране высветилось имя матери. После небольшого колебания она ответила:
— Да, мама.
— Машенька, — голос Елены Викторовны звучал не так уверенно, как обычно. — То, что ты сказала сегодня… Это правда? Ты действительно так думаешь?
Маша глубоко вздохнула:
— Да, мама. Это правда.
На том конце провода повисло молчание.
— Я… мне нужно подумать, — наконец произнесла Елена Викторовна. — Но скажи своему мужу… скажи Диме, что в следующее воскресенье мы ждём вас обоих на обед. И никаких поручений по ремонту, обещаю.
Телефон пискнул — мать отключилась. Маша смотрела на погасший экран, не веря своим ушам.
— Что она сказала? — спросил Дима, заметив её изменившееся лицо.
— Она пригласила нас на обед. Тебя тоже.
Дима улыбнулся:
— Видишь? Я же говорил — ей просто нужно время.
Маша покачала головой:
— Не уверена, что всё так просто. Но… это начало.
В тот вечер они долго разговаривали. О семье, о работе, о книгах. Дима признался, что тайком читает русскую классику, чтобы лучше понимать мир Маши. А Маша рассказала, как гордится его успехами, тем, что он создал с нуля.
Потом они лежали в темноте, взявшись за руки, и Маша думала о том, что настоящее образование не имеет ничего общего с дипломами на стене. Настоящее образование — это способность расти как личность. И в этом смысле её «необразованный» муж часто оказывался мудрее многих профессоров.
— Знаешь, что самое смешное? — сонно пробормотала она.
— Что?
— Я думала, что это я помогу тебе влиться в мой мир. А оказалось, что это ты научил меня самому главному.
— И чему же? — в темноте она не видела его лица, но чувствовала улыбку в голосе.
— Тому, что важно не то, сколько книг ты прочитал, а то, каким человеком они тебя сделали.
За окном начинался рассвет. Впереди был новый день и неизвестность — помирится ли она с матерью полностью, примет ли Елена Викторовна наконец её выбор. Но Маша знала одно: какой бы ни была её «интеллигентная» семья, она больше не позволит никому принижать человека, которого любит. Потому что образованность и культура — это не только знание литературы и искусства. Это ещё и умение видеть настоящие ценности.
