Лариса стояла у окна, наблюдая, как ветер гонит листву по двору. Шестьдесят лет не за горами, а она всё ещё не научилась отстаивать свои границы. Скрип входной двери заставил её вздрогнуть.
Мы вернулись! — голос Алексея, её бывшего мужа, пронзил квартиру как незваный гость.
В прихожей послышался смех Светланы – новой жены Алексея. Светлана была на одиннадцать лет моложе Ларисы и, казалось, специально подчёркивала это своими яркими блузками и звонким смехом.
Лариса, ты не представляешь, какой чудесный ресторан мы нашли! — Светлана прошла на кухню, где хозяйничала с такой уверенностью, будто жила здесь всю жизнь. — Ты бы видела их десерты!
Лариса сжала кулаки. В собственной квартире она чувствовала себя бесправной гостьей. Квартиру они с Алексеем купили ещё двадцать лет назад, вкладывая каждую копейку, откладывая на путешествия, на новую машину.
А после развода, хотя суд оставил жильё ей, Алексей как-то незаметно начал возвращаться. Сначала «за вещами», потом «переночевать», а через месяц привёз Светлану.
Ларис, ну ведь места всем хватит, — сказал он тогда. — Пока поищем жильё.
«Пока» растянулось на полгода. Светлана с каждым днём становилась всё наглее. Вчера Лариса обнаружила, что её любимые чашки переставлены на верхнюю полку – «так эстетичнее», а крем, который она берегла для особых случаев, почти закончился.
Лёша, я в душ первая! — крикнула Светлана из ванной.
Алексей развалился на диване и включил телевизор на полную громкость.
Ларис, сделай чайку, а? — он даже не повернул головы.
Что-то внутри неё оборвалось. Она механически поставила чайник и достала чашки — те самые, что теперь стояли не на своём месте. Из ванной доносилось пение Светланы. В памяти всплыл недавний разговор с соседкой Анной Петровной.
Лариса, милая, зачем ты им позволяешь? Квартира твоя, а они как хозяева!
Они же скоро съедут… — неуверенно ответила она тогда.
Когда? — прищурила глаза соседка. — Когда ты сама на улицу выйдешь?
Эти слова не давали ей покоя уже неделю. «Неужели я совсем тряпка? Когда я потеряла свой голос?» — эти вопросы крутились в голове Ларисы, пока она наливала чай.
Переломный момент наступил через три дня.
Вернувшись с работы пораньше, Лариса услышала женский смех ещё на лестничной площадке. Открыв дверь, она застыла на пороге. В её гостиной расположились пять женщин – подруги Светланы.
На журнальном столике, который Лариса берегла годами, стояли бутылки и разбросанные закуски, пепельница была переполнена окурками.
О, Лариса! — Светлана небрежно кивнула. — А мы тут девичник устроили. Ты не против? Присоединяйся, если хочешь.
Лариса молча прошла на кухню. Там царил полный беспорядок: немытая посуда, остатки еды, а её любимая фарфоровая статуэтка – подарок матери – валялась разбитой под столом.
Ой, это я случайно, — донеслось из гостиной. — Потом склеим!
Этот небрежный тон, это «склеим», будто речь шла о пластиковой безделушке, а не о единственной памятной вещи, оставшейся от матери, переполнило чашу терпения. Что-то внутри Ларисы словно щёлкнуло. Она вернулась в гостиную и неожиданно даже для себя произнесла громко и чётко:
Светлана, тебе и твоим подругам нужно уйти. Сейчас же.
Воцарилась тишина. Одна из женщин нервно хихикнула.
Лариса, ты чего? — Светлана почти искренне удивилась. — Мы же немного посидим и…
Нет, — Лариса сама не узнавала свой голос, такой твёрдый. — Это мой дом. Я не давала разрешения устраивать здесь вечеринки. Собирайте вещи и уходите.
Когда последняя из подруг Светланы, бросая недоуменные взгляды, покинула квартиру, Светлана развернулась к Ларисе:
Ты что, совсем с ума сошла? Опозорила меня перед подругами! Я Лёше всё расскажу!
Рассказывай, — спокойно ответила Лариса. — А заодно скажи ему, что завтра я иду к юристу оформлять ваше выселение.
Да как ты смеешь?! — глаза Светланы округлились от возмущения. — После всего, что Алексей для тебя…
Для меня? — Лариса горько усмехнулась. — А что именно он сделал для меня? Развёлся после тридцати лет брака? Или вселился в мою квартиру со своей новой женой?
Вечером Алексей устроил скандал.
Он кричал, что Лариса эгоистка, что она всегда была чёрствой и бессердечной, что ему и в голову не приходило, что она может «выкинуть такой номер».
Куда мы пойдём? Ты об этом подумала? — он театрально всплеснул руками.
А ты подумал, куда пойду я, если продолжу жить как тень в собственном доме? — тихо спросила Лариса.
Утром следующего дня Лариса не пошла на работу. Впервые за долгие годы она взяла выходной ради себя, а не из-за болезни мужа или семейных дел. Просто потому, что ей это было нужно. С первыми лучами солнца она уже сидела у юриста.
Юрист сказала, что права все у Ларисы есть. Но надо подождать неделю с выселением.
Неделя? — Лариса нервно сжала сумочку. — Разве нельзя быстрее?
Можно и быстрее, — юрист улыбнулась, — но я бы рекомендовала дать им время собрать вещи. Так будет меньше конфликтов.
Когда Лариса вернулась домой с официальным уведомлением в руках, Светлана и Алексей уже ждали её. По их лицам было видно – они готовились к бою.
Ну что, надумала извиниться? — начала Светлана с порога.
Вместо ответа Лариса протянула конверт.
Что это? — Алексей нахмурился, разворачивая бумагу.
Официальное уведомление, — голос Ларисы звучал на удивление спокойно. — У вас ровно семь дней, чтобы освободить моё жильё. После этого срока я вызову приставов.
Ты… ты не посмеешь! — лицо Светланы исказилось от гнева. — Ты же понимаешь, что Лёша никогда тебе этого не простит?
Эта фраза, такая наивная в своей наглости, почему-то рассмешила Ларису. Впервые за много месяцев она искренне рассмеялась.
Света, милая, — она покачала головой, — мне шестидесятый год. Я больше не боюсь, что меня кто-то не простит. Особенно человек, который сам давно перестал считаться с моими чувствами.
Ларис, ну давай поговорим по-человечески, — Алексей сменил тактику, его голос стал мягким, заискивающим. — Мы же не чужие люди. Тридцать лет вместе прожили.
Именно поэтому я даю вам неделю, а не три дня, — отрезала Лариса. — И, пожалуйста, верните ключи от моей квартиры, когда будете уходить.
Следующие дни превратились в холодное противостояние .
Светлана демонстративно игнорировала Ларису, громко хлопала дверьми и даже «случайно» разбила ещё одну памятную вещь – фотографию в рамке, где Лариса была со своими родителями. Алексей метался между попытками разжалобить бывшую жену и приступами ярости.
Ты ещё пожалеешь! — кричал он. — Думаешь, кому-то нужна одинокая старуха?!
Эти слова больно ранили, но Лариса держалась. Каждый вечер она звонила своей подруге Тамаре, которая поддерживала её решение.
Молодец, Лариска! Давно пора было их выставить! — Тамара громко хвалила подругу по телефону.
На четвёртый день Лариса вернулась с работы и обнаружила, что Светлана и Алексей спешно собирают вещи.
Что-то случилось? — спросила она, удивлённая такой активностью.
Сама довольна? — огрызнулась Светлана. — Твоя соседка, эта сплетница Анна Петровна, всему дому растрезвонила, что мы тут на птичьих правах живём!
Лариса не ответила. Она прошла на кухню и заварила чай, чувствуя странное облегчение. Где-то глубоко внутри пульсировала мысль: «Неужели это правда закончится?»
Они съехали на шестой день. Не попрощавшись, не вернув ключи – просто исчезли, прихватив с собой не только свои вещи, но и некоторые предметы, принадлежавшие Ларисе. Пропали серебряные ложки, которые она хранила для гостей, исчез мамин сервиз, несколько книг и даже настенные часы, отмерявшие её жизнь последние пятнадцать лет.
Но странное дело – Лариса не чувствовала горечи из-за пропавших вещей. Напротив, внутри разливалось ощущение свободы, словно с исчезновением этих предметов оборвалась последняя нить, связывающая её с прошлым. С каждым часом, проведённым в пустой квартире, она будто вздыхала полной грудью после долгих лет удушья.
Первым делом она вызвала слесаря и сменила замки. Мастер работал быстро, а Лариса всё это время не могла перестать улыбаться, поглаживая новенькие ключи в своей ладони – символ перемен, которые она наконец решилась внести в свою жизнь.
Бывший муж, да? — понимающе кивнул слесарь, вручая ей окончательно готовый комплект ключей.
Бывший, — подтвердила она, взвешивая прохладный металл в руке. — Теперь окончательно бывший.
Когда слесарь ушёл, Лариса расправила плечи и обвела взглядом свои владения. Квартира казалась непривычно просторной и удивительно тихой. Никто не щёлкал пультом от телевизора, никто не гремел посудой на кухне, не комментировал каждый её шаг. Тишина была настолько оглушительной, что на мгновение ей стало не по себе. «Неужели я боюсь одиночества больше, чем унижения?» — пронеслось в голове, но она решительно отогнала эту мысль.
Весь вечер Лариса переставляла мебель, напевая старые песни, которые Алексей всегда высмеивал за «примитивность». Диван, который всегда стоял у стены, потому что «так хотел Алексей», переехал к окну. Теперь, сидя на нём, можно было наблюдать закат и первые звёзды, появляющиеся в сумеречном небе. Обеденный стол она передвинула ближе к кухне – какой смысл тянуться с горячими тарелками через полкомнаты, если никто больше не настаивает на «правильной сервировке»?
Книжные полки, заставленные техническими справочниками мужа, освободились для её любимых романов, которые последние годы пылились в картонных коробках на балконе.
Ты безвкусица! — так говорил Алексей, когда она пыталась выставить любимые книги. — Бульварное чтиво только гостей смешить.
Теперь её «бульварное чтиво» заняло почётное место на виду, а оставшиеся справочники отправились в дальний угол кладовки – на всякий случай, вдруг пригодятся когда-нибудь.
Кухонный гарнитур, который годами сохранял строгую симметрию, потому что «порядок должен быть во всём», теперь выглядел по-новому – уютно и немного хаотично. Яркие прихватки, которые Светлана высокомерно называла «базарным стилем», теперь висели на самом видном месте. Лариса достала с антресолей бабушкину фарфоровую вазу – массивную, с синими цветами, которую Алексей считал безвкусной.
Теперь эта ваза заняла центральное место на обеденном столе, наполненная свежими розами, которые Лариса купила себе по дороге домой.
Впервые за много лет она приняла ванну с пеной – роскошь, которую себе никогда не позволяла, потому что «это бессмысленная трата воды». Лежа в ароматной пене, она смотрела на потолок и думала, какого цвета покрасит стены на следующей неделе. «Может быть, светло-голубой? Или фисташковый?» Любой цвет, кроме бежевого, который так любил Алексей за его «практичность и сдержанность».
Через неделю пришла Тамара. Остановившись на пороге, она присвистнула и театрально протёрла глаза:
Ларис, да у тебя тут революция случилась! Новая жизнь началась!
Не новая, — улыбнулась Лариса, впуская подругу, — просто своя.
Они сидели до поздней ночи, пили коктейли из новых бокалов, которые Лариса купила взамен исчезнувших, и говорили обо всём на свете: о книгах, которые обе любили в молодости, о планах на лето, о внуках Тамары и даже о возможных путешествиях – теперь, когда все деньги принадлежали только ей, Лариса могла позволить себе поездку в Италию, о которой всегда мечтала.
А Алексей-то как? Не объявлялся? Не жалуется по общим знакомым? — спросила Тамара, разливая остатки вина.
Звонил пару раз, — Лариса усмехнулась. — Говорил, что забыл какие-то важные документы. Сначала угрожал, что подаст на меня в суд за кражу его вещей, потом начал умолять. Я сказала, что отправлю его документы почтой, если найду.
И нашла?
Даже не искала, — Лариса пожала плечами, и они с Тамарой расхохотались одновременно.
На следующий день Лариса встретила у подъезда Анну Петровну.
Соседка, всегда любившая быть в центре сплетен, смотрела с нескрываемым любопытством.
Ну что, выгнала молодую жёнушку? — с заговорщическим видом спросила она. — Говорят, они теперь у её родителей ютятся. В однушке. Тесновато, наверное, после твоих-то хором!
Не выгнала, — спокойно ответила Лариса, поправляя шарф. — Просто вернула себе свой дом.
И правильно! — энергично кивнула Анна Петровна. — Нечего на чужом горбу в рай ехать!
Весна вступила в свои права, и вместе с первыми по-настоящему тёплыми днями Лариса решилась на ещё одну перемену – покрасила волосы. Не в модный кричащий цвет, не пытаясь выглядеть моложе своих лет, а просто чтобы убрать седину и почувствовать себя обновлённой. В парикмахерской мастер, молодая девушка с татуировками и яркими синими прядями, колдовала над её головой.
Что-то особенное празднуете? — поинтересовалась она, встретившись с Ларисой взглядом в зеркале.
Да, — кивнула Лариса, и её глаза засветились. — Полгода свободы.
Девушка-парикмахер понимающе улыбнулась, продолжая колдовать с расчёской и ножницами.
Знаете, — сказала она, — моя мама тоже недавно развелась. После тридцати лет брака. Говорит, что впервые за всю жизнь чувствует себя собой.
Они обменялись взглядами, полными женской солидарности, и Лариса ощутила неожиданное тепло от этого мимолётного понимания между поколениями.
Её квартира, её территория, её жизнь – теперь по-настоящему принадлежали только ей. И в этом была её поздняя, но такая сладкая победа.
