Ирина медленно поднималась по лестнице, держа в руках пакет с домашней выпечкой. Воскресные визиты к родителям мужа давно стали традицией — неприятной, выматывающей, но необходимой.
Виктор называл это «поддержанием семейных уз», а она про себя — «еженедельной пыткой».
— Витя, ты позвони, когда в магазине будешь, — крикнула она вслед мужу, спускающемуся за забытым в машине подарком для отца.
Подойдя к двери квартиры свекрови, Ирина уже занесла руку, чтобы позвонить, но замерла. Сквозь неплотно прикрытую дверь доносились голоса.
— Лида, ну что ты опять начинаешь? — это был голос свёкра, Павла Николаевича.
— А что я начинаю? — в интонациях Лидии Сергеевны звучала привычная желчь. — Я просто говорю, что Витенька мог найти себе получше. Эта… прости господи, только и умеет, что глазки строить да на шее сидеть.
Ирина почувствовала, как пакет в руках начинает дрожать. Десять лет брака, десять лет она старалась быть идеальной невесткой — готовила, помогала, терпела колкости и снисходительные взгляды.
— Думаешь, она бы с ним жила, если б не квартира? — продолжала Лидия Сергеевна. — Развелась бы давно. Я же вижу, как она на всё это смотрит. Витенька мой совсем слепой.
Ирина беззвучно отступила на несколько шагов назад. В голове шумело, а к горлу подкатывал ком. Столько лет притворства, фальшивых улыбок, а за спиной… Она прислонилась к стене, пытаясь собраться с мыслями. Внизу хлопнула дверь подъезда — возвращался Виктор.
Несколько секунд она смотрела на свое отражение в тусклом зеркале на площадке.
Тридцать семь лет, а всё ещё пытается всем угодить, всем понравиться. Хватит. Пора преподать урок.
Когда Виктор поднялся, она уже стояла у двери с безупречной улыбкой. Только в глазах появился новый блеск — холодный, решительный.
— Давай позвоним? — спросил муж.
— Конечно, дорогой, — ответила Ирина, нажимая на звонок. — Знаешь, у меня появилась замечательная идея. Давай пригласим твоих родителей на особенный ужин в следующую субботу?
Дверь открылась, и на пороге возникла Лидия Сергеевна — безупречно уложенные седеющие волосы, идеально выглаженный домашний костюм и улыбка, от которой у Ирины всегда холодело внутри.
— А вот и наши дорогие! — воскликнула свекровь, но Ирина теперь слышала фальшь в каждой интонации. — Проходите, проходите! Павел, смотри, кто пришёл!
Ирина шагнула через порог, чувствуя, как внутри что-то переключилось. Всё, что раньше казалось важным — одобрительный взгляд свекрови, похвала за пирог — вдруг стало бессмысленным. Она механически обнялась с Лидией Сергеевной, поцеловала в щёку свёкра и прошла в гостиную.
— Чай уже готов, — суетилась свекровь. — Витенька, ты похудел? Я же говорила, что нужно питаться нормально, а не этими вашими салатиками.
Ирина сжала зубы. Конечно, её стряпня всегда была под прицелом критики.
— Мама, мы нормально питаемся, — вяло отозвался Виктор, бросая на жену извиняющийся взгляд.
— Лидия Сергеевна, — неожиданно твёрдо произнесла Ирина, — мы хотим пригласить вас с Павлом Николаевичем на ужин в следующую субботу. К нам домой.
Свекровь удивлённо подняла брови:
— Вот это новости! С чего вдруг такая… щедрость?
— Просто хочу отблагодарить вас за всё, — Ирина улыбнулась одними губами. — За все ваши… наставления и поддержку.
За обедом Ирина была непривычно молчалива. Она отмечала каждый снисходительный взгляд свекрови, каждую колкость, завёрнутую в форму заботы.
— Ириночка, ты какая-то бледная сегодня. Не заболела? — спросила Лидия Сергеевна, пристально глядя на неё.
— Всё в порядке. Просто много думаю в последнее время, — ответила Ирина, встречая взгляд свекрови.
— О чём же, позволь спросить? — В голосе Лидии Сергеевны звучала плохо скрываемая насмешка.
— О том, как мы порой не видим истинного отношения близких, — Ирина отпила чай. — Не замечаем, что под маской заботы может скрываться… совсем другое.
В комнате повисла тишина. Свёкор уткнулся в газету, а Виктор растерянно переводил взгляд с матери на жену.
— Что-то я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, — напряжённо произнесла свекровь.
— Это просто мысли вслух, — Ирина пожала плечами. — Кстати, на ужин я приготовлю что-то особенное. Вы ведь придёте?
— Конечно придём, — ответил за всех Павел Николаевич. — Правда, Лида?
Свекровь натянуто улыбнулась:
— Разумеется. Только не утруждай себя, дорогая. Знаю я твои кулинарные… эксперименты.
Ирина почувствовала, как внутри закипает ярость, но внешне осталась спокойной:
— О, не беспокойтесь. Этот ужин запомнится надолго. Обещаю.
В комнате повисла гнетущая тишина. Лидия Сергеевна побледнела ещё сильнее, её пальцы нервно теребили салфетку.
— Знаете, — продолжила Ирина, разливая напиток, — я долго думала, как отблагодарить вас за эти десять лет. За все ваши уроки.
— Какие уроки? — хрипло спросила свекровь.
— О, самые разные, — Ирина отпила из бокала. — Например, как притворяться. Как улыбаться человеку в лицо, думая о нём совсем другое. Как виртуозно превращать заботу в издёвку.
— Да как ты смеешь! — вспыхнула Лидия Сергеевна.
— А вы смели? — тихо спросила Ирина. — Смели говорить, что я живу с вашим сыном из-за квартиры? Что я меркантильная? Что я недостойна его?
Виктор резко повернулся к матери:
— Что? Мама, ты действительно это говорила?
— Витенька, не слушай её! Она всё неправильно поняла! — Лидия Сергеевна попыталась взять сына за руку.
— Я всё правильно услышала, — Ирина встала. — В прошлое воскресенье, у вашей двери. Каждое слово. И знаете что? Я благодарна судьбе за этот подслушанный разговор. Он открыл мне глаза.
— На что же? — процедила свекровь.
— На то, что я слишком долго пыталась заслужить любовь тех, кто этого не стоит. Слишком долго позволяла вам считать меня слабой, зависимой, корыстной. Но с этим покончено.
— Мама, — Виктор встал рядом с женой. — Как ты могла? Все эти годы…
— Сынок, я же только о тебе думала! — всплеснула руками Лидия Сергеевна.
— Нет, — твёрдо сказал Виктор. — Ты думала только о своей власти над моей жизнью. И знаешь что? Ира права. С этим действительно пора заканчивать.
Павел Николаевич первым нарушил тяжёлую тишину:
— Может быть, нам всем стоит успокоиться и поговорить как взрослым людям?
— О чём говорить? — Лидия Сергеевна вскочила со стула. — О том, как эта… эта… подслушивает под дверями?
Ирина спокойно поставила бокал:
— Знаете, Лидия Сергеевна, я ведь действительно не хотела подслушивать. Просто зашла за забытой перчаткой. А услышала… правду. Ту самую, которую вы десять лет прятали за улыбками и «заботой».
— Ты не понимаешь! — взвилась свекровь. — Я мать! Я имею право беспокоиться о сыне!
— Беспокоиться? — Виктор покачал головой. — Мама, мне тридцать пять. У меня прекрасная жена, успешная карьера. О чём ты беспокоишься?
— О том, что она… она… — Лидия Сергеевна осеклась.
— Договаривайте, — Ирина подалась вперёд. — Сейчас, при всех. Что я? Охотница за наследством? Недостаточно образованная? Недостаточно утончённая для вашего сына?
— Да, да! — вдруг выкрикнула свекровь. — Ты не из нашего круга! Ты никогда не будешь достойна…
— Лида! — Павел Николаевич стукнул кулаком по столу. — Прекрати!
Но Лидию Сергеевну уже несло:
— Ты думаешь, я не вижу, как ты манипулируешь моим сыном? Как отдаляешь его от семьи? От меня?
— Мама, — голос Виктора стал ледяным. — Единственный человек, кто здесь манипулирует, — это ты.
— Что?! — свекровь схватилась за сердце. — Как ты можешь…
— Могу, — он встал. — Потому что я всё видел. Видел, как ты придираешься к каждому шагу Иры. Как критикуешь её готовку, её одежду, её работу. Как намекаешь на её «простое» происхождение. Я молчал, потому что… — он запнулся. — Потому что трусил. Боялся конфликта. Думал, что всё само наладится.
Ирина почувствовала, как к горлу подступает ком. Все эти годы он знал. Видел. Понимал.
— Витя, — прошептала Лидия Сергеевна. — Ты не можешь так со мной…
— Могу, мама. И знаешь что? — он взял Ирину за руку. — Я благодарен ей. За то, что наконец-то высказала всё это вслух. За то, что у неё хватило смелости сделать то, на что у меня её не хватало.
В комнате повисла звенящая тишина. Было слышно только тяжёлое дыхание Лидии Сергеевны и тиканье часов на стене.
— Знаете, что самое страшное? — тихо произнесла Ирина. — Не ваши слова за спиной. Не ваше презрение. А то, что я действительно пыталась стать для вас дочерью. Готовила ваши любимые блюда, слушала ваши советы, терпела ваши придирки. Я так хотела, чтобы вы меня приняли.
— Я никогда не просила тебя становиться моей дочерью! — выкрикнула Лидия Сергеевна, но в её голосе уже слышалась неуверенность.
— Верно, — кивнула Ирина. — Вы хотели, чтобы я стала вашей марионеткой. Послушной, безропотной, вечно благодарной за то, что вы позволили мне войти в вашу семью.
Павел Николаевич неожиданно кашлянул:
— Лида, может, хватит? Посмотри на себя со стороны. Десять лет ты отравляешь жизнь не только невестке, но и собственному сыну.
— И ты против меня? — свекровь обернулась к мужу. — Ты тоже считаешь, что я…
— Я считаю, что ты заигралась в роль властной матери настолько, что перестала видеть реальность, — твёрдо сказал он. — Посмотри на них: наш сын счастлив, успешен, любим. Разве не об этом мы мечтали?
— Но она…
— Она что? — перебил Павел Николаевич. — Работает преподавателем в университете? Создала уютный дом? Поддерживает Витю во всём? Или тебе важнее, что её родители не ездят отдыхать в Европу?
Лидия Сергеевна опустилась на стул, словно из неё выпустили весь воздух. Впервые за весь вечер она выглядела растерянной.
— Я просто хотела… — начала она.
— Контролировать, — закончил за неё Виктор. — Всё контролировать. Мою жизнь, мой выбор, мою семью. Но знаешь что, мама? Это закончилось. Здесь и сейчас.
Ирина положила руку мужу на плечо:
— Я не хочу разрушать твои отношения с родителями, Витя. Но я больше не буду молчать. Не буду притворяться. И если твоя мама не может принять меня такой, какая я есть…
— То это её проблемы, — твёрдо закончил Виктор. — Мама, выбор за тобой. Либо ты учишься уважать мою жену и наши границы, либо…
— Либо что? — прошептала Лидия Сергеевна. — Ты откажешься от матери?
— Нет, — покачал головой Виктор. — Но наше общение будет строго ограниченным. Никаких еженедельных визитов, никаких непрошеных советов, никакого вмешательства в нашу жизнь.
Павел Николаевич встал:
— Пойдём домой, Лида. Тебе нужно всё обдумать. И, — он повернулся к Ирине, — спасибо за ужин. Он был… познавательным.
В его глазах мелькнула едва заметная улыбка. Ирина кивнула в ответ. По крайней мере один человек в семье мужа, похоже, начал видеть её настоящую.
Когда дверь за свёкрами закрылась, в квартире повисла тишина. Виктор обнял жену сзади, уткнулся носом в её волосы:
— Прости меня. За всё прости.
— За что именно? — тихо спросила она.
— За то, что был трусом. За то, что позволял ей издеваться над тобой. За то, что…
— Тшш, — Ирина повернулась к мужу. — Давай не будем сейчас об этом. Главное, что ты встал на мою сторону, когда это действительно стало важно.
Виктор провёл рукой по её щеке:
— Знаешь, я ведь всегда гордился тобой. Тем, как ты справлялась со всем этим. Но сегодня… сегодня я горжусь тобой ещё больше.
Ирина грустно улыбнулась:
— Думаешь, я правильно сделала? Может, нужно было и дальше терпеть, ради мира в семье?
— Нет, — твёрдо сказал он. — Нельзя строить мир на лжи и притворстве. Знаешь, когда ты сегодня говорила… Я впервые за много лет увидел настоящую тебя. Не ту, что пытается всем угодить, а сильную, уверенную женщину, которая знает себе цену.
Они сели на диван, и Ирина положила голову ему на плечо. За окном моросил мелкий дождь, но в квартире было тепло и уютно.
— Как думаешь, что будет дальше? — спросила она.
— Не знаю, — честно ответил Виктор. — Мама может обидеться на месяцы. Может, одумается быстрее. Но знаешь что? Это больше не наша проблема.
— А если она не изменится?
— Тогда будем жить так, как я сказал. Ограниченное общение, чёткие границы. Я больше не позволю ей вмешиваться в нашу жизнь.
Ирина задумчиво покрутила обручальное кольцо на пальце:
— Знаешь, что самое странное? Я чувствую себя… свободной. Словно сбросила тяжёлый рюкзак, который таскала все эти годы.
— И как тебе эта свобода? — улыбнулся Виктор.
— Пока не знаю. Немного страшно, если честно. Но… хорошо.
Он притянул её ближе:
— Мы справимся. Вместе.
Через неделю пришло первое сообщение от свекрови — сухое, формальное. Через две — второе, уже более личное. Ирина отвечала вежливо, но держала дистанцию. Больше никакого притворства, никаких попыток угодить.
А тот букет чертополоха так и остался стоять в вазе, даже когда цветы давно засохли. Как напоминание о том дне, когда она наконец-то решилась быть собой. О дне, когда поняла: иногда нужно показать колючки, чтобы защитить свою душу. И это не делает тебя плохим человеком.
