Анна Игоревна Белова сидела в кресле у окна, держа в руках чашку зеленого чая, и смотрела на мужа так, словно видела его впервые в жизни. Михаил стоял посреди гостиной, нервно теребя галстук — привычка, которая раньше казалась милой, а теперь раздражала до зубного скрежета.
— Миша, ты слышишь себя? Ты предлагаешь мне подарить половину моей квартиры твоей маме. За что?
Михаил вздохнул и потер лоб. Крупный мужчина сорока двух лет, с начинающей редеть макушкой и привычкой поправлять очки, когда нервничал, он выглядел сейчас не как успешный инженер-строитель, а как школьник, которого поймали на списывании.
— Аня, ну пойми… Мама продала дом в Подольске. Деньги потратила на лечение папы. А теперь ей негде жить.
— И что? — Анна поставила чашку на подоконник с такой силой, что фарфор звякнул. — У твоей мамы есть трое детей. Ты, твоя сестра и брат. Почему именно я должна делиться своей жилплощадью?
— Потому что у нас самая большая квартира.
— У нас? — Анна встала. Высокая, стройная, с короткими русыми волосами и прямой спиной, она была из тех женщин, которые умеют держать удар. — Это моя квартира, Миша. Я ее покупала до нашего брака. На свои деньги, которые копила пять лет, работая по шестьдесят часов в неделю.
Михаил поправил очки и отвел взгляд к окну. За стеклом моросил октябрьский дождь, и капли медленно стекали по стеклу, оставляя мутные дорожки.
— Мы же семья, — произнес он тихо.
— Семья? — Анна коротко рассмеялась. — Знаешь, что твоя мама сказала мне вчера на кухне? Что в доме должна быть одна хозяйка. И лучше, если это будет она.
— Она так не думает…
— Да? А еще она сказала, что мой салат оливье — это не еда, а баловство. И что нормальная женщина должна уметь готовить щи, а не эти заморские штучки.
Михаил помолчал. В квартире стояла тишина, нарушаемая только шумом дождя за окном и тиканьем часов на стене.
— Мама просто привыкла к другому, — сказал он наконец.
— А я должна привыкнуть к тому, что в моем доме командует другая женщина?
Зинаида Петровна Белова — мать Михаила — появилась на пороге гостиной как раз в этот момент. Женщина шестидесяти восьми лет, невысокая, плотная, с аккуратной седой прической и цепким взглядом темных глаз. Она носила исключительно темные платья с белыми воротничками и считала, что этим подчеркивает свое достоинство.
— О чем спорите? — спросила она, входя в комнату без приглашения.
— Мама, мы обсуждаем…
— Обсуждаем, останется ли Зинаида Петровна жить в моей квартире, — четко произнесла Анна.
Зинаида Петровна выпрямилась и посмотрела на невестку взглядом, который мог бы заморозить кипящую воду.
— В вашей квартире? Сынок, а ты что, не хозяин в собственном доме?
— Мама, пожалуйста…
— Нет, мне интересно, — продолжала Зинаида Петровна, не сводя глаз с Анны. — Я думала, в семье все общее. А оказывается, есть моя квартира, мои деньги, мои решения. Странно как-то.
Анна сделала глубокий вдох. Она работала главным бухгалтером в крупной компании и привыкла к сложным переговорам. Но семейные разборки — это было совсем другое поле боя.
— Зинаида Петровна, я покупала эту квартиру до замужества. Это не делает меня плохой женой, это делает меня самостоятельной.
— Самостоятельной? — Зинаида Петровна усмехнулась. — А кто чинил вам кран на кухне? Кто менял проводку в коридоре? Кто возил ваши тяжелые сумки из магазина?
— За это я благодарна Мише. Но…
— Никаких но. Семья — это не бухгалтерский баланс, где каждый пункт записан отдельно. Это единое целое.
Михаил стоял между двумя женщинами и чувствовал себя канатоходцем без страховки. С одной стороны — жена, с которой он прожил семь лет и которую искренне любил. С другой — мать, которая вырастила его одна после смерти отца, работая на двух работах и отказывая себе во всем.
— Слушайте, — сказал он, — давайте сядем и спокойно поговорим.
— О чем тут говорить? — Зинаида Петровна села в кресло и поправила юбку. — Я не прошу милостыни. Я готова оформить дарственную на половину квартиры. В обмен на то, что буду здесь жить.
Анна почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— То есть вы хотите, чтобы я подарила вам половину квартиры?
— А что такого? Вы же семья. К тому же, квартира трехкомнатная. Вам с Мишей хватит двух комнат, а я займу третью.
— И кто будет платить коммунальные услуги?
— Ну, раз у вас такая хорошая работа…
Анна встала и прошлась по комнате. Она чувствовала, как гнев медленно наполняет ее, как вода наполняет сосуд.
— Знаете что, Зинаида Петровна? Давайте я вам расскажу одну историю. Мне было двадцать два года, когда родители решили, что пора жить самостоятельно. Знаете, что они мне подарили на прощание? Чемодан и тысячу рублей. Сказали: «Ты взрослая, вот и живи, как взрослая».
— Ну и правильно сделали, — кивнула Зинаида Петровна. — Молодежь должна учиться трудностям.
— Точно. Я сняла комнату в коммуналке. Работала с утра до ночи. Копила каждый рубль. Питалась макаронами и консервами. Покупала одежду на распродажах. И знаете что? Я была счастлива. Потому что это была моя жизнь. Мой выбор. Мои деньги.
— И что вы хотите этим сказать?
— То, что я не собираюсь отдавать плоды своего труда просто потому, что кому-то это удобно.
Зинаида Петровна поднялась с кресла. Несмотря на невысокий рост, она умела выглядеть внушительно.
— Значит, вы выгоняете старуху на улицу?
— Я не выгоняю. Я говорю, что не готова делиться своей собственностью.
— Мишенька, — Зинаида Петровна повернулась к сыну, — ты слышишь, как со мной разговаривают?
Михаил снял очки и начал протирать их платком. Это было его универсальное средство выиграть время, когда не знал, что сказать.
— Мама, Аня не хочет тебя обидеть…
— Не хочет? — Зинаида Петровна всплеснула руками. — Да она мне прямо в глаза говорит, что не даст крышу над головой!
— Я говорю, что не готова оформлять дарственную на человека, который считает меня неподходящей женой для своего сына, — спокойно сказала Анна.
Тишина в комнате стала почти осязаемой. Зинаида Петровна медленно села обратно в кресло.
— Я никогда такого не говорила.
— Да? А помните наш разговор на кухне три месяца назад? Когда вы сказали, что Миша мог бы найти себе девушку поскромнее и попроще?
— Я имела в виду…
— Что именно вы имели в виду, Зинаида Петровна?
Михаил надел очки и посмотрел на мать.
— Мама, ты действительно это говорила?
Зинаида Петровна подняла подбородок.
— Я говорила, что есть женщины, которые думают только о карьере, а есть те, которые думают о семье.
— И к какой категории вы относите меня? — спросила Анна.
— Ну… вы же видите сами. Работаете до восьми вечера. Домой приходите усталая. На выходных занимаетесь отчетами. Когда вы собираетесь рожать детей?
Анна почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Она медленно повернулась к мужу.
— Миша, а ты рассказал маме о наших проблемах?
Михаил побледнел.
— Я… мама волновалась…
— Ты рассказал своей маме о том, что у нас не получается завести детей? О том, что мы ходим по врачам? О моих анализах и обследованиях?
— Аннечка, я не думал…
— Ты не думал? — Голос Анны стал очень тихим. — Ты рассказал посторонней женщине самое личное из нашей жизни?
— Постороннее? — возмутилась Зинаида Петровна. — Я его мать!
— Вы посторонняя для меня, — сказала Анна, не поворачиваясь к свекрови. — И теперь я понимаю, почему вы так уверены, что имеете право на мою квартиру. Вы считаете, что имеете право на мою жизнь.
Она взяла сумочку с тумбочки и направилась к выходу.
— Аня, куда ты идешь? — Михаил бросился за ней.
— Подумать.
— О чем?
Анна остановилась у двери и посмотрела на мужа. В его глазах она увидела растерянность, страх и что-то еще — может быть, понимание того, что произошло что-то непоправимое.
— О том, нужна ли мне семья, где мое мнение ничего не значит.
Дверь тихо закрылась за ней.
Анна шла по вечернему городу, не замечая дождя. Мысли путались, накладывались одна на другую, создавая в голове настоящий хаос. Семь лет брака. Семь лет она думала, что строит семью. А оказалось, что просто содержала еще одного ребенка.
Телефон завибрировал в сумочке. Сообщение от Миши: «Аня, давай поговорим. Мама уехала к Ире».
Анна не ответила. Она зашла в кафе на Тверской, заказала кофе и села у окна. За стеклом медленно проплывали огни вечернего города, и каждый из них казался чьей-то жизнью, чьей-то историей.
Рядом за столиком сидела пара — молодые, лет двадцати пяти. Девушка что-то рассказывала, жестикулируя, а парень слушал, улыбаясь. Они были счастливы. Или, по крайней мере, выглядели счастливыми.
«А когда я была счастлива в последний раз?» — подумала Анна. И не смогла вспомнить.
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонок. Михаил.
— Алло?
— Аня, где ты? Я волнуюсь.
— В кафе.
— В каком? Я приеду.
— Не надо, Миш. Мне нужно побыть одной.
— Мы должны поговорить.
— О чем? О том, как ты рассказываешь своей маме подробности нашей интимной жизни? Или о том, как она планирует переехать в мою квартиру?
— Аня, я понимаю, ты расстроена…
— Расстроена? — Анна рассмеялась, и смех прозвучал горько. — Миша, я потрясена. Семь лет мы вместе, а я только сегодня поняла, что ты до сих пор маменькин сынок.
— Это неправда.
— Да? А кто принял решение пригласить твою маму пожить у нас, не спросив моего мнения?
— Она моя мать, Аня. Она вырастила меня одна.
— И поэтому я должна отдать ей половину своей квартиры?
Михаил помолчал.
— Может быть, мы найдем компромисс?
— Какой компромисс, Миша? Она хочет половину квартиры. Не комнату на время, не временное проживание. Половину в собственность.
— Ну… может быть, четверть?
Анна почувствовала, как по спине побежал холод.
— Ты серьезно?
— Аня, мама пожилая. Ей нужна уверенность в завтрашнем дне.
— А мне что, не нужна? Миша, это моя квартира. Я ее покупала, я за нее платила кредит. Почему я должна делиться ею с женщиной, которая считает меня неподходящей женой?
— Мама так не думает…
— Мама думает именно так. И ты это знаешь.
Анна посмотрела в окно кафе. Дождь усилился, и прохожие поспешно раскрывали зонты.
— Миш, а ты помнишь, о чем мы мечтали, когда только поженились?
— О чем?
— О детях. О большой семье. О том, как будем растить малышей в нашей квартире.
— Помню.
— И что у нас получилось? Вместо детей — твоя мама. Вместо нашей семьи — ее правила и ее мнение о том, как должна жить правильная женщина.
— Аня, не говори так…
— А как мне говорить? Миша, она хочет мою квартиру. Понимаешь? Не просить временно пожить, не снимать комнату. Она хочет стать совладелицей моей собственности.
— Может быть, это не так плохо…
Анна почувствовала, как в груди что-то сжалось.
— Миша, ты действительно не понимаешь, что происходит?
— Понимаю. Мама просит помощи, а ты не хочешь помочь.
— Я не хочу отдавать свою квартиру.
— Не отдавать. Поделиться.
— Это одно и то же, Миш. Если она получит долю в квартире, я больше не смогу принимать решения о своем жилье. Захочу продать — нужно будет ее согласие. Захочу сдать — тоже. Понимаешь?
Михаил помолчал.
— А если мы оформим какой-то договор?
— Миша, твоя мама уже показала, что думает о договоренностях. Помнишь, мы договаривались, что она поживет у нас месяц? Сколько уже прошло?
— Три.
— Верно. И каждый раз, когда я заговариваю о том, что месяц уже прошел, она находит новые причины остаться. То здоровье, то документы, то еще что-то.
— Ну, действительно были обстоятельства…
— Миша, неужели ты не видишь закономерности?
Анна допила кофе и встала из-за столика.
— Я иду домой.
— Я заеду за тобой.
— Не надо. Мне нужно подумать.
— О чем?
Анна вышла из кафе на дождливую улицу.
— О нас, Миш. О том, есть ли у нас будущее.
Дома было тихо. Зинаида Петровна действительно уехала к дочери, оставив после себя идеальный порядок и легкий аромат ее духов — тяжелых, старомодных, с нотками розы.
Анна прошла в спальню, переоделась в домашнее и села на кровать. В руках у нее была фотография — их с Мишей свадебная. Молодые, счастливые, полные планов на будущее.
«А что у нас было общего, кроме взаимной симпатии?» — подумала она. И поняла, что ответа нет.
Миша любил футбол, она — книги. Он предпочитал отдыхать на даче, она — путешествовать. Он мечтал о размеренной семейной жизни, она — о карьере и самореализации. Семь лет они существовали параллельно, не пересекаясь по-настоящему.
А теперь еще и мама. Зинаида Петровна с ее твердым убеждением в том, что знает, как правильно жить. С ее неодобрительными взглядами на Аннину работу, на ее привычки, на ее жизненные принципы.
Телефон зазвонил. Незнакомый номер.
— Алло?
— Аннушка, это Зинаида Петровна.
Анна сжала трубку сильнее.
— Слушаю.
— Мы с тобой поговорить должны. По-женски.
— О чем?
— О Мише. О семье. О будущем.
— Зинаида Петровна, мне кажется, мы уже все обсудили.
— Нет, не все. Я хочу объяснить тебе кое-что. Можно я приеду?
— Сейчас?
— Да. Это важно.
Анна посмотрела на часы. Половина десятого вечера.
— Хорошо. Приезжайте.
Через полчаса Зинаида Петровна стояла в прихожей, отряхивая с плаща капли дождя. Выглядела она усталой, и в первый раз за все время знакомства Анна подумала, что свекровь действительно немолода.
— Спасибо, что согласилась поговорить, — сказала Зинаида Петровна, проходя в гостиную.
— Чай будете?
— Не откажусь.
Они сидели друг напротив друга за кухонным столом, и между ними стояли две чашки с дымящимся чаем. Зинаида Петровна молчала, глядя в окно, где за стеклом все еще моросил дождь.
— Знаешь, — сказала она наконец, — а ты похожа на меня в молодости.
Анна удивленно подняла брови.
— Похожа?
— Характером. Упрямая, независимая, привыкшая рассчитывать только на себя.
— И что из этого следует?
Зинаида Петровна сделала глоток чая.
— То, что я понимаю тебя. И понимаю, почему ты не хочешь делиться квартирой.
Анна ничего не ответила, ожидая продолжения.
— Мне было двадцать три, когда умер муж. Мише было два года. Я осталась одна с маленьким ребенком, без профессии, без денег. Знаешь, что мне говорили родственники?
— Что?
— Что нужно выйти замуж. Найти мужчину, который возьмет на себя заботу о нас. А я не хотела. Хотела сама справиться.
Зинаида Петровна отставила чашку и посмотрела на Анну.
— Работала на двух работах. Днем — в школе техничкой, вечером — в больнице санитаркой. Миша рос у соседки. Я приходила домой в одиннадцать вечера, мертвая от усталости. А утром снова вставала в пять.
— Это было тяжело, — сказала Анна.
— Да. Но я была свободна. Никто не мог мне указывать, как жить, что делать, на что тратить деньги. Я сама принимала решения. И знаешь что? Я была счастлива.
Анна внимательно слушала. Зинаида Петровна, которую она знала все эти годы, была властной, уверенной в себе женщиной. Трудно было представить ее молодой и растерянной.
— Потом Миша пошел в школу, я получила образование, устроилась на нормальную работу. Мы жили небогато, но я никого ни о чем не просила. У нас была своя жизнь, свои правила.
— И что изменилось?
Зинаида Петровна улыбнулась грустно.
— Возраст. Болезни. Одиночество. Понимаешь, когда тебе семьдесят, независимость перестает быть преимуществом. Она становится тяжелым грузом.
— Но это не означает, что вы имеете право на мою квартиру.
— Нет, не означает, — согласилась Зинаида Петровна. — И я это понимаю.
Анна удивленно посмотрела на нее.
— Понимаете?
— Конечно. Анечка, я не хочу твою квартиру. Я хочу чувствовать себя нужной.
— Не понимаю.
Зинаида Петровна встала и прошлась по кухне.
— Всю жизнь я была главной в семье. Я принимала решения, решала проблемы, заботилась о сыне. А теперь он взрослый, у него есть ты, и я… лишняя.
— Вы не лишняя…
— Лишняя. Миша меня любит, но он уже не нуждается во мне. А я не знаю, как жить, когда ты никому не нужна.
Анна молчала. Она начинала понимать.
— Знаешь, что самое страшное в старости? — продолжала Зинаида Петровна. — Не болезни и не бедность. Страшнее всего осознать, что твоя жизнь закончена. Что все важные решения уже приняты, все главные дела сделаны. И остается только ждать.
— Но вы могли бы найти себе занятие…
— Какое? В моем возрасте? Анечка, я всю жизнь была мамой и домохозяйкой. У меня нет других талантов.
Зинаида Петровна села обратно за стол.
— Когда я говорила о дарственной, я не думала о деньгах или собственности. Я думала о том, что буду нужна. Что смогу помогать вам, заботиться о доме, готовить, убирать. Что у меня снова появится роль.
Анна поняла, что разговор принимает неожиданный поворот.
— Зинаида Петровна, но вы же понимаете, что это неправильно? Требовать долю в квартире в обмен на помощь по хозяйству?
— Понимаю. Сейчас понимаю. А тогда мне казалось справедливым. Я даю — мне дают. Как в бизнесе.
— Семья — это не бизнес.
— Да. И я это поняла, когда увидела, как ты сегодня на меня посмотрела. Как на врага.
Зинаида Петровна сложила руки на столе.
— Анечка, я не хочу быть твоим врагом. И не хочу разрушать твой брак.
— Но вы хотите переехать к нам.
— Хотела. А теперь думаю, что это ошибка.
Анна внимательно посмотрела на свекровь.
— Что вы имеете в виду?
— То, что у каждого должна быть своя жизнь. Своя территория. Свои правила. А я пыталась втиснуться в вашу жизнь, навязать свои привычки.
— И что теперь?
Зинаида Петровна встала.
— А теперь я пойду искать съемную квартиру. Небольшую, недорогую. На свою пенсию.
— Но вы говорили, что денег нет…
— Есть немного. На первое время хватит. А дальше посмотрим.
Анна чувствовала себя странно. Еще час назад она готова была на все, лишь бы избавиться от свекрови. А теперь жалела пожилую женщину, которая пыталась найти свое место в изменившемся мире.
— Зинаида Петровна, а что, если мы найдем другое решение?
— Какое?
— Не знаю пока. Но что-то, что устроит всех.
Зинаида Петровна улыбнулась.
— Спасибо, дорогая. Но я думаю, лучше жить отдельно. И для вас, и для меня.
Она направилась к выходу, но на пороге кухни остановилась.
— Анечка, можно один совет?
— Конечно.
— Не позволяй Мише сидеть между двух стульев. Мужчина должен уметь делать выбор и отвечать за него.
— А если он не сможет?
— Тогда подумай, нужен ли тебе такой мужчина.
После ухода свекрови Анна долго сидела на кухне, обдумывая разговор. Зинаида Петровна оказалась гораздо сложнее, чем казалось раньше. Не просто властная свекровь, а женщина, которая пыталась найти свое место в мире, где она больше никому не нужна.
В половине двенадцатого вернулся Михаил. Он выглядел измученным — мокрые волосы, помятая рубашка, усталые глаза за запотевшими очками.
— Как дела? — спросил он, снимая куртку.
— Нормально. Твоя мама приезжала.
Михаил замер.
— Что она сказала?
— Что будет искать съемную квартиру.
— То есть как?
Анна встала и прошла в гостиную. Михаил последовал за ней.
— Она поняла, что ошибалась. И решила жить отдельно.
— Но как она сможет? У нее же нет денег на съемное жилье…
— Найдет способ. Она сильная женщина.
Михаил сел в кресло и снял очки. Без них он выглядел беззащитным, почти мальчишеским.
— Аня, я не знал, что мама рассказала тебе про детей. Честное слово.
— Знал.
— Не знал! Она просто спросила, почему мы до сих пор…
— Миш, не ври. Ты ей рассказал о наших проблемах. О том, что мы ходим по врачам. О моих анализах.
Михаил помолчал.
— Может быть, что-то и говорил. Но не специально. Просто когда она спрашивала про внуков…
— Ты рассказал чужому человеку самое интимное из нашей жизни.
— Чужому? Это моя мать!
— Для меня она чужая. И теперь, благодаря тебе, она знает то, что не должна знать никто, кроме нас.
Михаил надел очки и посмотрел на жену.
— Аня, ну что ты зацикливаешься на этом? Мама — семья. У семьи не должно быть секретов.
— У твоей семьи. А у меня есть право на приватность.
— Мы же муж и жена…
— Да. Муж и жена. Не ты, я и твоя мать. Мы двое.
Михаил встал и прошелся по комнате.
— Аня, я не понимаю, что происходит. Еще вчера мы были нормальной семьей…
— Нормальной? — Анна рассмеялась. — Миш, когда в последний раз мы с тобой говорили о чем-то, кроме работы и бытовых вопросов?
— Ну… недавно…
— Когда именно?
Михаил задумался.
— Не помню. А что?
— То, что мы стали чужими людьми, которые живут в одной квартире.
— Это не так…
— Так. Миш, скажи честно: ты знаешь, о чем я мечтаю?
— О детях…
— Кроме детей.
Михаил молчал.
— А я знаю, о чем мечтаешь ты, — продолжала Анна. — О том, чтобы мама была рядом. О том, чтобы у тебя был дом, как в детстве. С заботливой женщиной, которая готовит, убирает и не задает лишних вопросов.
— А что в этом плохого?
— То, что я не хочу быть твоей второй мамой.
Михаил остановился и посмотрел на жену.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что наш брак не работает. Мы разные люди с разными представлениями о семье.
— Аня, все пары разные. Это нормально.
— Нормально, когда люди дополняют друг друга. А мы просто существуем параллельно.
Анна встала и подошла к окну. На улице дождь почти прекратился, и в лужах отражались редкие фонари.
— Миш, сегодня ты был готов отдать половину моей квартиры своей маме. Ты даже не понимаешь, что в этом неправильного.
— Я хотел помочь маме…
— За мой счет. Без моего согласия. Ты принял решение за меня.
— Я думал, ты поймешь…
— Я поняла. Поняла, что для тебя мнение твоей мамы важнее моего.
Михаил подошел к жене и положил руки ей на плечи.
— Аня, давай не будем ссориться из-за мамы. Она же сказала, что будет жить отдельно.
Анна освободилась от его рук.
— Дело не в твоей маме, Миш. Дело в нас.
— В нас все хорошо…
— Нет. Семь лет мы играли в счастливую семью. А сегодня игра закончилась.
Михаил побледнел.
— Ты что, хочешь развестись?
Анна долго молчала, глядя в окно.
— Я хочу жить с мужчиной, который будет видеть во мне партнера, а не удобное приложение к своей жизни.
— Я вижу в тебе партнера…
— Партнеры не принимают решений друг за друга. Партнеры обсуждают проблемы вместе.
— Мы же обсуждали…
— Мы ни черта не обсуждали! Ты поставил меня перед фактом. Сказал, что твоя мама будет жить с нами, и все.
— Я думал, ты не будешь возражать…
— Почему ты так думал?
Михаил пожал плечами.
— Не знаю. Мне казалось естественным помочь маме.
— А мне казалось естественным, что мой муж сначала спросит мое мнение.
Анна прошла в спальню и достала из шкафа чемодан.
— Что ты делаешь? — испугался Михаил.
— Пакую вещи.
— Куда ты собираешься?
— К подруге. На несколько дней. Подумать.
— О чем думать? Аня, не нужно никуда уезжать…
Анна складывала в чемодан белье и одежду. Движения были четкими, без суеты.
— Миш, мне нужно понять, что я хочу от жизни. А рядом с тобой я этого сделать не смогу.
— Почему?
— Потому что ты будешь уговаривать меня остаться. Говорить, что все наладится. Обещать, что больше не будешь принимать решений без меня.
— А разве это плохо?
Анна остановилась и посмотрела на мужа.
— Плохо то, что ты не понимаешь, в чем проблема. Для тебя проблема в том, что я расстроилась. А на самом деле проблема в том, что мы по-разному понимаем, что такое семья.
— И что я должен делать?
— Ничего. Просто жить и ждать, когда я приму решение.
Анна закрыла чемодан и взяла куртку.
— Аня, не уходи. Пожалуйста. Мы все решим.
— Миш, я уже тридцать лет. У меня хорошая работа, своя квартира, свои деньги. Мне не нужен мужчина, который будет решать за меня, как мне жить.
— Я не решаю за тебя…
— Решаешь. Всегда решал. Просто раньше твои решения меня устраивали.
Анна подошла к двери.
— А если не устраивают?
— Тогда мне нужен другой мужчина.
Дверь закрылась за ней с тихим щелчком.
Прошло три недели. Анна жила у подруги, ходила на работу, думала. Михаил звонил каждый день, просил вернуться, обещал все исправить. Зинаида Петровна нашла комнату в коммуналке на окраине города и съехала туда с достоинством женщины, которая не привыкла просить милостыни.
Анна поняла, что не скучает по семейной жизни. Наоборот — впервые за долгие годы она почувствовала себя свободной. Никто не спрашивал, почему она поздно пришла с работы. Никто не осуждал ее за то, что она заказала еду вместо того, чтобы готовить. Никто не принимал за нее решений.
В субботу утром Михаил приехал к подруге.
— Аня, нам нужно поговорить.
Они сидели в кафе на Арбате. Михаил выглядел плохо — похудел, осунулся, под глазами залегли темные круги.
— Я все понял, — сказал он. — Ты права. Я вел себя как эгоист.
— Миш…
— Нет, дай мне сказать. Я думал о маме, но не думал о тебе. Думал о том, что мне удобно, но не о том, что тебе комфортно.
Анна молчала.
— Я хочу, чтобы ты вернулась. Обещаю, больше не буду принимать решений без тебя.
— А если твоя мама снова попросит помощи?
Михаил помолчал.
— Тогда мы вместе решим, как ей помочь.
— Вместе?
— Да. Обсудим все варианты и выберем тот, который устроит нас обоих.
Анна посмотрела на мужа. В его глазах она увидела искренность и… что-то еще. Понимание, что он может ее потерять.
— Миш, а что изменилось? Кроме того, что ты понял свои ошибки?
— Как это — что изменилось?
— Ты по-прежнему маменькин сынок. По-прежнему не умеешь говорить матери «нет». По-прежнему считаешь, что семья — это когда все делают то, что хочется тебе.
— Это неправда…
— Правда. И знаешь что? Я не хочу тебя переделывать. Не хочу учить тебя быть мужчиной. Мне тридцать лет, и я устала от отношений, где я должна быть сильной за двоих.
Михаил побледнел.
— Ты хочешь развестись?
— Да.
— Но почему? Мы же любим друг друга…
— Любим. Но этого недостаточно. Миш, мне нужен партнер, а не большой ребенок, за которого я буду отвечать.
— Я изменюсь…
— В сорок два года? Миш, ты такой, какой есть. И это не плохо. Просто мне нужен другой мужчина.
Анна встала из-за столика.
— Я подам на развод на следующей неделе. Квартира останется за мной — она была моей до брака. Все остальное поделим поровну.
— Аня, подожди…
— Нет, Миш. Решение принято.
Она вышла из кафе и больше не оглядывалась.
Через полгода развод был оформлен. Михаил съехал к матери в коммуналку, а потом они вместе сняли двухкомнатную квартиру в спальном районе. Анна слышала от общих знакомых, что он устроился на новую работу и даже начал встречаться с какой-то девушкой — тихой, домашней, которая умела готовить и не спорила с его матерью.
Анна не жалела о своем решении. Она продолжала работать, путешествовать, встречаться с друзьями. Через год познакомилась с мужчиной своего возраста — разведенным инженером с двумя детьми, который понимал ценность независимости и не пытался сделать из нее домохозяйку.
Жизнь продолжалась. Без драм, без слез, без сожалений. Просто каждый нашел то, что ему было нужно.
