Лена стояла на кухне и считала тарелки. Двадцать девять, тридцать завтра. Никого. Только она и Максим. Договорились же.
Макс, ты помнишь про завтра?
Конечно помню. Никого не зовем, сидим дома, смотрим что-нибудь.
Точно никого?
Лен, мы же сто раз обсуждали.
Она кивнула и убрала лишние тарелки в шкаф. Четыре года вместе, и он знает — она не любит суету. Особенно в свой день рождения. Особенно когда тридцать стукнет.
Утром Максим ушел на работу как обычно. Поцеловал в лоб, сказал — увидимся вечером. Лена работала удаленно, переводила техническую документацию. Скучно, но деньги стабильные.
В обед позвонила мама.
Леночка, с днем рождения тебя! Мы с папой думали заехать вечерком.
Мам, мы же говорили. Я хочу провести день тихо.
Ну что ты, дочка. Тридцать лет — это серьезная дата. Пора бы уже кстати и отношения оформить.
Мам, мы живем вместе четыре года.
Живете, живете, а толку-то? Когда уже штамп в паспорте? А детки когда? Часики-то тикают!
Лена закрыла глаза. Началось.
Можно, мам. Я взрослая.
Взрослая, взрослая, а живешь как студентка. Вон Машка Петровых уже второго родила, а она на три года младше тебя!
Хорошо, хорошо. Не будем настаивать.
Лена отложила телефон и уставилась на экран компьютера. Мама поняла. Наконец-то.
Вечером она готовила ужин. Ничего особенного — макароны с курицей. Максим любил просто. Она тоже. В семь он вернулся с работы, принес маленький букет гербер.
С Днём Рождения, красавица.
Спасибо. Ужин готов.
Они ели и обсуждали его рабочий день. Максим программист, вечно что-то не работает, кто-то что-то сломал. Лена слушала вполуха. Тридцать. Странно. Не чувствуется как-то.
В половине восьмого раздался звонок в дверь.
Максим посмотрел на Лену. Она пожала плечами. Никого не ждали.
Кто там?
Это мы! Открывай!
Голос мамы. Лена замерла с вилкой в руке.
Лен, открывать?
А что делать.
За дверью стояли родители с огромным тортом и пакетами.
Сюрприз! — мама сияла. — Мы же не могли не прийти и оставить тебя в такой день.
Мам, мы же договаривались.
Ну что ты, дочка. Мы только чаёк попьём. Тридцать лет — это праздник! Кстати, я тут с тетей Валей говорила, она говорит, что у ее Светки уже третий на подходе. А ты все никак.
Папа молча прошел в комнату, поставил пакеты. Мама понеслась на кухню.
Где у вас тарелки? Сейчас все накроем. И кольцо когда покажешь? Максим, ты что, совсем не мужик? Четыре года живете, а предложения все нет!
Лена почувствовала, как воздух в квартире стал густым. Максим положил руку на плечо.
Ничего, потерпим пару часов.
Но не тут-то было. Через полчаса снова звонок. Родители Максима. Тоже с тортом. Тоже с сюрпризом.
Мы узнали от ваших, что празднуете! — свекровь обняла Лену. — Как же без нас! Лена, милая, а когда уже внуков порадуете? Максим у нас единственный, мы так ждем!
Квартира наполнилась голосами. Мамы перекрикивали друг друга, накрывая стол.
А вот у моей подруги дочка в двадцать пять уже двоих нарожала!
А наши все никак не соберутся.
Папы молча сидели в углу и обсуждали политику. Максим метался между кухней и комнатой, пытаясь всем угодить.
Лена заперлась в ванной. Смотрела на себя в зеркало. Тридцать лет. А чувствует себя как подросток, которого отчитывают за плохие оценки. Только теперь оценки ставят за отсутствие мужа и детей.
«Часики тикают». Какая гадость. Как будто она автомат по производству детей с истекающим сроком годности.
Постучали в дверь.
Лена, выходи! Торт резать будем!
Она вышла. Все сидели за столом. Горели свечки. Тридцать штук. Кто-то их считал.
Загадывай желание! Только чтобы на свадьбу хватило! — засмеялась мама.
Лена закрыла глаза. Хотела пожелать, чтобы все ушли. Но это же родители. Они любят ее. По-своему.
Задула свечи. Все захлопали.
Ну, рассказывай, что загадала! Наверное, про белое платье! — подмигнула свекровь.
Не скажу. Не сбудется.
Мама разрезала торт. Свекровь достала подарки.
Папы продолжали спорить о налогах. Максим сидел рядом и виновато улыбался.
Максим, четыре года — это не шутки. Пора ответственность брать! — сказал папа Лены.
А то что люди подумают? — подхватила свекровь. — Детей всё ещё нет
Лена чувствовала, как внутри поднимается что-то горячее и липкое. Эти бесконечные «когда», «почему», «пора». Как будто ее жизнь — общественное достояние, а не личное дело.
В десять Лена не выдержала.
Мам, может, хватит на сегодня? Завтра же работать.
Ой, да ладно тебе! Раз в году можно и не выспаться. Кстати, а работа-то у тебя серьезная? А то как замуж выйдешь, в декрет пойдешь, надо же к этому готовиться!
Лена права, — неожиданно сказал папа. — Поздно уже.
Но мамы были в ударе. Включила фото в телефоне.
Давайте сфотографируемся! А то потом на свадьбе покажем, какие молодые были!
Начали фотографироваться. Лена улыбалась через силу.
Лена, ну что ты такая грустная! Улыбайся! Невеста должна сиять!
Я не невеста.
Пока не невеста! — засмеялась свекровь. — Но скоро будешь!
В полночь гости наконец собрались уходить.
Ну что, голубки, думайте над нашими словами! — мама обняла Лену. — Время не ждет! А то как моя знакомая — сорок лет, а все одна. Кому она нужна в сорок-то?
Обнимали, целовали, желали счастья и скорейшей свадьбы. Лена кивала и говорила спасибо.
Дверь закрылась. Тишина.
Максим начал убирать со стола.
Прости. Я не знал, что они приедут.
Знал.
Что?
Знал. Мама же звонила днем. Ты слышал разговор.
Но она сказала, что не будет настаивать.
Максим, ей тридцать лет назад тоже было двадцать пять. Она знает, что такое хотеть тишины.
Он поставил тарелки в раковину.
Что ты хочешь от меня? Выгнать родителей?
Хочу, чтобы ты меня поддержал. Хоть раз. Когда они начинают про свадьбу и детей.
Лена села на диван. Устала. От праздника, от людей, от необходимости улыбаться. От этих бесконечных вопросов про ее матку и планы на нее.
Я поддерживаю.
Нет. Ты соглашаешься со всеми. Сначала со мной, потом с ними.
А что делать? Скандалить?
Не знаю. Но что-то делать надо. Мне тридцать лет, а я чувствую себя как неисправный прибор, который должен выдавать детей по расписанию.
Максим сел рядом.
Лен, они же любят тебя.
Знаю. И поэтому думают, что знают, что мне нужно. Свадьба, дети, декрет. Как по учебнику.
Они сидели молча. За стеной соседи включили телевизор. Кто-то смеялся в передаче.
В следующем году будет по-другому, — сказал Максим.
Будет?
Постараюсь.
Лена посмотрела на него. Четыре года вместе. Он хороший. Но слабый. А она устала быть сильной за двоих. И устала оправдываться за свой выбор жить без штампа в паспорте.
Максим, а если я скажу, что хочу пожить одна?
Зачем?
Чтобы понять, чего я хочу. По-настоящему. А не то, что от меня ждут.
Он молчал. Потом встал и пошел мыть посуду. Лена осталась сидеть на диване. Тридцать лет. Время что-то менять.
Утром Максим ушел на работу, не позавтракав. Лена сидела за компьютером и переводила инструкцию к какому-то станку. Скучно. Как и вся ее жизнь.
В обед позвонила мама.
Ну как, дочка? Понравился вчерашний вечер?
Мам, мы же договаривались.
Ой, да ладно тебе! Все было замечательно. Максим такой молодец, так старался всех угостить. Настоящий зять! Когда уже официально оформитесь?
Лена положила трубку. Открыла аренду квартир на Авито. Посмотрела цены. Дорого. Но можно потянуть.
Вечером Максим пришел с цветами. Опять герберы.
Прости за вчера.
За что именно?
За то, что не поддержал.
Лена взяла цветы. Поставила в вазу.
Максим, я нашла квартиру.
Какую квартиру?
Себе. Хочу пожить одна.
Серьезно?
Он сел на диван. Лена села рядом.
Мне нужно время подумать.
О чем?
О нас. О том, чего я хочу от жизни. А не чего от меня хотят родители.
А я?
А ты подумай тоже.
Они сидели молча. Максим взял ее за руку.
Может, не надо? Мы же хорошо живем.
Хорошо — это не про меня. Хорошо — это когда тебя не спрашивают каждую неделю, когда ты наконец станешь нормальной женщиной.
Через неделю Лена переехала в однушку на окраине. Максим помог донести вещи. Обнял на прощание.
Позвонишь?
Позвоню.
Но не позвонила. Первый раз за четыре года она засыпала в тишине. Никто не храпел рядом. Никто не лез обниматься, когда не хочется.
Мама звонила каждый день.
Лена, что происходит? Максим говорит, ты съехала.
Мам, я взрослая. Имею право жить как хочу.
Но зачем? Вы же так хорошо жили. А теперь что люди скажут? Что ты его бросила? В тридцать лет остаться одной — это же позор!
Хорошо. Все говорят — хорошо. А что такое хорошо для нее самой, никто не спрашивает.
Через месяц Максим пришел в гости. Принес торт из магазина.
Как дела?
Нормально.
Они пили чай. Говорили о работе, о всякой ерунде. Как чужие люди.
Лен, может, вернешься?
Не знаю.
Я изменился. Буду тебя поддерживать.
Максим, дело не в поддержке.
А в чем?
В том, что я не знаю, кто я такая. Рядом с тобой я была твоей девушкой. Рядом с родителями — их дочкой, которая должна рожать внуков. А сама по себе — кто?
Он ушел расстроенный. Лена осталась одна. Включила телевизор. Какая-то передача про животных. Львица охотилась на антилопу. Природа жестокая, но честная.
Прошло полгода. Лена привыкла к одиночеству. Работала, читала, ходила в спортзал. Познакомилась с соседкой — женщиной лет сорока, разведенной.
А я после развода как заново родилась, — рассказывала соседка. — Двадцать лет была женой и мамой. А потом поняла — я же ничего про себя не знаю. Все только спрашивали — а когда второго? А когда третьего? А почему карьеру делаешь, дети же важнее!
Лена кивала. Понимала.
Максим звонил редко. Спрашивал, как дела. Она отвечала коротко. Дела нормально.
Лен, а может, встретимся? Поговорим нормально.
О чем говорить?
О нас. О будущем.
Максим, у нас нет будущего.
Почему?
Потому что ты не изменился. А я изменилась.
Это была правда. Она стала другой. Более жесткой, что ли. Или просто более честной с собой.
На работе предложили повышение. Руководителем отдела переводов. Больше денег, больше ответственности. Лена согласилась.
Мама до сих пор звонила и спрашивала, когда она вернется к Максиму.
Мам, я не вернусь.
Но почему? Он же хороший мальчик.
Хороший. Но не мой.
Лена, тебе уже тридцать один! Скоро будет поздно для детей!
Лена клала трубку и думала — а что такое нормальная жизнь? Та, где тебя постоянно спрашивают, почему ты не соответствуешь чужим ожиданиям?
Год прошел незаметно. Лена сидела в своей квартире и пила чай. Завтра тридцать один. Никого звать не будет. Купит себе пирожное и посмотрит фильм.
Позвонил Максим.
С днем рождения.
Спасибо.
Как дела?
Хорошо.
Лен, я встречаюсь с другой.
Поздравляю.
Серьезно?
Серьезно. Желаю счастья.
Она положила трубку и поняла — ничего не чувствует. Ни боли, ни злости, ни сожаления. Пустота.
Может, это и есть свобода? Когда ничего не болит, потому что ничего не держит. Когда никто не спрашивает, когда ты наконец станешь как все.
Лена встала и подошла к зеркалу. Тридцать один год. Одинокая, но свободная. Никто не решает за нее, как праздновать день рождения. Никто не лезет с вопросами про ее биологические часы.
Хорошо ли это? Плохо ли? Она не знала. Знала только одно — это честно.
