Утро началось с запаха пережаренной каши. Лидия Павловна опять что-то напутала с огнём, и теперь с кухни тянуло гарью и уксусом. Света сидела с ноутбуком на коленях, в той самой угловой комнате, где когда-то была спальня. Теперь здесь и офис, и спальня, и детская — всё сразу.
За тонкой стенкой слышалось, как Соня разыгрывает кукольный спектакль. Иногда Света ловила себя на мысли: «Только бы не пошла к бабушке, только бы не спросила разрешения на что-нибудь». Она, мать, а чувствовала себя чужой в этом пространстве. Как будто всё — не её: ни ложки на кухне, ни полка в ванной, ни воздух.
Лидия Павловна вошла без стука — как всегда.
— Светочка, у нас тут дело. — Голос её был бодрый, даже ласковый, но Света уже умела слышать — это ласковое значило: «Щас будет что-то важное, и тебе лучше не спорить».
— Слушаю, — не отрываясь от экрана, сказала Света.
— Мы с Сонечкой на море едем. Я всё решила. Хватит ей в пыли дышать — ребёнку нужен воздух, солнце, море. И тебе, между прочим, отдохнуть бы от нас не помешало, а то ходишь вся на взводе.
Света подняла глаза. Улыбка у Лидии Павловны была почти победной.
— На море? — переспросила она.
— Конечно. В Анапу. Я всё узнала — пансионат, питание, поезд. Только вот… — Лидия Павловна потеребила подол халата, — пенсии, конечно, не хватит. Ты ведь всё равно зарабатываешь — вот и оплатишь билеты. Мне для Сонечки не жалко, ты же знаешь.
Света молчала.
— Лидия Павловна… — медленно начала она. — Мы с Сашей давно не муж и жена. Просто живём под одной крышей ради Сони, временно. Вы — бабушка, я — мать. И я не могу финансировать всё, что вы решаете, будто мы одна семья.
— А вы вообще себя слышите? — Лидия Павловна резко повысила голос. — Вы думаете, кто вас поддерживал, когда Саша на сменах был? Кто с Соней сидел, когда вы в Питере учились? Кто стирал, варил, убирал? Я! Я!
Света встала. Горло сжало.
— Вы никем не жертвуете, — выдохнула она. — Вы всех душите своей заботой.
На секунду в кухне повисла тишина. Потом хлопнула дверь.
Через пару минут вышел Саша — в трениках, с недопитым чаем.
— Ну зачем ты так? — пробурчал он, даже не глядя на неё. — Мама же добра хочет. Она просто… вспыльчивая.
Света опустилась обратно на стул. В глазах стояли слёзы. Не от злости. От усталости. От того, что снова оказалась виноватой за то, что хотела сказать «нет».
Соня выглянула из-за угла. Лицо у неё было серьёзное, слишком взрослое для семи лет.
— Мам, бабушка сказала, что мы всё равно поедем. Она сказала, ты потом передумаешь.
Света посмотрела на дочь — и поняла: ещё немного, и эта маленькая девочка будет думать, что у неё две мамы. А может, даже не она — мама, а та, другая. Громкая, решительная, «знающая, как лучше».
Этим же вечером Света впервые зашла на сайт с объявлениями о недвижимости и набрала в поиске: однокомнатная квартира, ипотека, с ребёнком, Нижний Новгород. Пока только из любопытства. Или нет — не «только».
С тех пор, как Лидия Павловна выдала свой ультиматум, в квартире повисло глухое напряжение. Света старалась не задерживаться на кухне, а Саша — не вмешиваться. Формально они давно были в разводе, но продолжали жить вместе: ради дочери, ради экономии, ради иллюзии, что так проще. Комнаты поделены, разговоры по делу, посторонние в собственном доме. Соня, казалось, всё понимала, но продолжала играть в прежние сценарии: бабушка — командир, мама — молчун.
Света всё чаще замечала, что её собственное «можно» ничего не значит. Бабушка уже дала добро. Или уже запретила. Или уже объяснила, как правильно. И это «правильно» всё чаще не совпадало с её собственным пониманием материнства.
Однажды вечером, когда Соня тихо прошептала: «Я у бабушки спрошу, она лучше знает», — в Свете что-то надломилось. Не от ревности. От ощущения, что она больше не субъект. Не женщина. Не мать. А функция.
На следующий день она поехала в центр — не по делу, а просто пройтись. Поймала себя на этом решении с удивлением: обычно она бы всё просчитала. Но теперь ноги сами шли — прочь.
В маленьком кафе, куда её когда-то звала коллега, она наконец зашла. Уткнулась в телефон, сделала вид, что работает. В этот момент её кто-то окликнул.
— Светлана? Вы у нас новенькая вроде? Я Андрей. Мы в одном проекте по логистике, но пока только письмами перебрасывались.
Он был высокий, спокойный, с мягкими глазами. Они разговорились. О погоде, о детях. О том, как сложно выстраивать быт после развода. У Андрея двое, и они живут с ним. Он не хвастался — просто говорил.
— Я не могу, чтобы дети не чувствовали, что у них есть дом, — сказал он. — Пусть не идеальный, пусть тесный. Но где никто не орёт друг на друга и не заставляет любить «из долга».
Света вдруг ощутила, как горло подкатило. Ей давно не говорили таких простых вещей. Без нажима. Без обиды. Без ожиданий.
Когда она вернулась домой, было уже темно. На кухне сидела Лидия Павловна, лепила котлеты.
— Ну и где тебя носило? — бросила свекровь, не глядя.
Света сдержалась.
— Гуляла.
— Саша с Соней ужинали без тебя. Я им подогрела. Ты что, теперь мать на полставки?
— Я взрослая женщина, — Света села напротив. — И имею право выйти из дома без отчёта.
Лидия Павловна подняла на неё глаза. В них — удивление, смешанное с опасением.
— Ты с ума сошла?
— Нет. Просто устала. И хочу, чтобы это было понятно. Я не обязана подчиняться.
Котлеты остались на доске, нож легонько стукнул по тарелке.
— Я ради вас всю жизнь положила, — тихо сказала Лидия Павловна. — А ты…
— Вы положили её сами. Никто не просил. А теперь требуете расплаты.
Света не кричала. Но в этой тишине её голос звучал громче крика.
На следующий день она пошла в агентство. Менеджер выслушал, предложил варианты, рассчитал сумму. Всё было реально. Не легко — но по силам.
Вечером, когда Саша узнал, что она собирается съезжать, он сидел долго, молча.
— Я думал, ты просто злишься, — наконец сказал он. — А ты, значит, серьёзно.
— Да, — спокойно ответила Света. — Мне нужно своё пространство. Без условий. Без ожиданий.
Он кивнул. Без злости. Только грусть в глазах — и странное уважение.
— Я, знаешь… всё думал, что мы как-нибудь… вернёмся. Как раньше. Но, наверное, ты права. Мы просто застряли.
Позже он пришёл помочь распечатать справки. Без лишних слов. Просто сел рядом и начал вводить данные. Она вдруг увидела — они могли бы быть друзьями. Если бы не всё остальное.
Через день приехала её мать.
Света не ждала. Тамара Викторовна, строгая, ухоженная, с чемоданом и судящим взглядом, с порога заявила:
— Слышала, ты всё рушишь. Решила “самостоятельной” стать?
За ужином мать неторопливо раскладывала фразы, как карты.
— Мы вон с твоим отцом как жили — и ничего. И с бабкой моей, и с его. Трудно было, да. Но семья. А у вас что? Каждый сам по себе.
Света молчала. Но внутри — буря.
Когда они остались на кухне вдвоём, Тамара Викторовна вдруг сказала:
— А у нас в роду женщины всегда жили с мужьями. Как бы тяжело ни было.
Света подняла голову.
— А я — не “в роду”. Я — я.
Это прозвучало слишком громко. Но впервые — без страха.
Поздно ночью, глядя в окно, она прошептала сама себе:
— Я не обязана терпеть. Как ты.
Утром мать уехала. Без поцелуев. Без “до свидания” Соне.
А Света, стоя на кухне, вдруг почувствовала: внутри стало чуть свободнее дышать. Как будто кто-то открыл окно.
Переезд случился в конце мая. Дождь моросил почти сутки, и коробки намокали прямо на лестничной площадке, пока Саша таскал их вниз. Света сначала хотела нанять грузчиков, но Саша сам вызвался помочь. Он не говорил лишнего. Просто носил, ставил, спрашивал: «Куда это?»
Однушка была на окраине — девятый этаж, запах краски в лифте, новое пластмассовое окно с видом на парковку. Но была отдельная детская, маленькая, с розовыми шторами и полкой под книги. Света повесила туда рисунки Сони. Она не ожидала, что это даст такое чувство: как будто дышать стало проще. Как будто всё это — не побег, а начало.
Соня первое утро проснулась и спросила:
— Мам, а бабушка к нам когда придёт?
Света села рядом.
— Знаешь, теперь бабушка будет жить отдельно. И мы будем видеться не каждый день. Но если ты захочешь — мы поедем к ней в гости.
Дочка долго молчала. Потом спросила:
— А мы теперь сами?
Света кивнула.
— Мы теперь сами. Но не одни. Мы с тобой — команда. И будем справляться вместе.
Через несколько дней позвонил Андрей. Позвал на пикник. Без намёков. Просто предложил выбраться на природу — с детьми, с пледом и бутербродами.
На поляне у реки было солнечно, ветрено и немного не по себе. Света не знала, как быть в компании, где никто её не знает как «чью-то жену». Андрей пришёл с дочкой и сыном — они носились, играли в фрисби, а Соня сначала жалась к маме, потом вдруг пошла с ними. Улыбнулась. Засмеялась.
Света смотрела, как Андрей бережно поправляет волосы дочке, как смеётся, когда сын лезет на плечи, — и чувствовала: есть другой способ жить. Без вечной настороженности, без «ты куда», без «а кто тебе это разрешил».
На обратной дороге он спросил:
— Ты не боишься?
Она вздохнула.
— Очень. Каждый день. Но больше боюсь остаться там, где была.
Вечером, когда они вернулись, Света нашла в телефоне голосовое сообщение. Лидия Павловна. Неожиданно спокойный голос:
— Я не сержусь. Просто скучаю. Если вам что нужно — ты знаешь, где меня найти.
Света слушала несколько раз. Сначала с комом в горле. Потом — просто как факт. Она не ответила сразу. Просто положила телефон на подоконник, подошла к столу.
Соня раскрашивала большую картинку: дом, деревья, солнышко. На переднем плане — мама, папа и она. Без бабушки.
Света хотела спросить, почему, но не стала. Вместо этого взяла фломастер и начала раскрашивать вместе с дочкой. А в голове, будто плёнка, крутились её прожитые годы — сцены, упрёки, ужины, ночные слёзы. Непонятно, что сильнее — жалость или обида. Но одно она знала точно: за всё это время у неё было самое дорогое — её дочь. И ради неё стоило пройти всё.
В этот момент она почувствовала: теперь всё по-другому. Потому что теперь — по её.
