Ира сжимала в руках свежевыглаженное полотенце так, словно готовилась задушить им кого-то. Максим только вздохнул и отвернулся к окну. За стеклом моросил ноябрьский дождь, размывая контуры города в серую кашу.
— Они же семья, — проговорил он устало, не оборачиваясь.
— Семья? — Ира швырнула полотенце на диван. — Твоя сестрица со своим выводком семья? Она в первый же день заявила, что наш холодильник маловат для нормальной семьи. Нормальной! А ее старший сын изрисовал фломастерами обои в прихожей. Мне что, теперь весь ремонт переделывать?
Максим повернулся, и Ира увидела в его глазах ту самую усталость, которая накапливалась месяцами. Не от работы — от них двоих, от их бесконечных препирательств, от того, что каждый разговор превращался в выяснение отношений.
— Галка не виновата, что у нее проблемы с жильем, — сказал он негромко. — Коммуналка затопила квартиру, они не могли остаться на улице.
— Не виновата? — Ира почувствовала, как внутри все закипает. — А виновата я, что ли? Что терплю, как твоя сестра командует у меня на кухне, переставляет мебель и учит меня, как правильно воспитывать детей? У меня, между прочим, педагогическое образование!
— У тебя нет детей, — тихо сказал Максим, и эти слова повисли в воздухе тяжелым грузом.
Ира замерла. Вот оно. То, о чем они не говорили уже полгода, что лежало между ними мертвой тушей и отравляло каждый день. Дети. Точнее, их отсутствие. Пять лет брака, десяток врачей, гора анализов и одна короткая фраза от последнего специалиста: «Природа не всем дает такую возможность».
— Понятно, — выдохнула она. — Значит, я неполноценная. И твоя сестра имеет право учить меня жизни, потому что у нее трое оболтусов, а у меня никого нет.
— Ира, я не это имел в виду…
— А что ты имел в виду? — Голос у нее дрогнул, но она взяла себя в руки. — Что я должна благодарно терпеть, как Галка объясняет мне, что в тридцать два года пора бы уже определиться с приоритетами? Что карьера — это все ерунда, а главное в жизни женщины — материнство?
Максим подошел к ней, протянул руку, но Ира отступила.
— Не надо. Я прекрасно поняла. Твоя семья считает меня бракованной. Ну что ж, тогда и вести себя со мной не обязательно как с человеком.
— Ты преувеличиваешь.
— Я ничего не преувеличиваю! — Ира почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Твоя мать всякий раз, когда приезжает, смотрит на меня так, словно я украла у нее сына. А Галка… Галка вообще считает, что ты зря женился на мне. Она мне это прямо сказала, когда ты был в магазине.
— Что сказала?
— Что такие, как я, годятся только для развлечения, а семью нужно строить с настоящей женщиной. Настоящей! Понимаешь?
Максим опустил голову. Ира видела, как в нем борются различные чувства — злость на сестру, жалость к жене, усталость от всей этой ситуации.
— Я поговорю с ней, — сказал он наконец.
— Не надо. Поздно уже говорить. — Ира подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. — Знаешь, что меня больше всего убивает? Не то, что она так думает. А то, что ты промолчал.
— Я не слышал…
— Слышал. Ты стоял в коридоре и слышал каждое слово. А потом вошел и сделал вид, что ничего не было. Как будто я сама себе все выдумала.
В квартире повисла тишина. Только дождь стучал по стеклу настойчиво и монотонно, как метроном, отсчитывающий время их распадающегося брака.
— Ира, — начал Максим, но она его перебила.
— Не надо ничего объяснять. Я все поняла. Твоя семья важнее меня. Всегда была важнее. А я… я просто красивое дополнение к твоей жизни. Пока была красивая и молодая, пока все думали, что я рожу тебе наследников. А теперь…
Она обернулась и посмотрела на мужа. Максим стоял посреди комнаты, опустив руки, и выглядел потерянным. В эту секунду Ира поняла, что не любит его. Может быть, никогда и не любила. Просто очень хотела семью, очень хотела быть как все — замужем, с детьми, со своим домом. А получилось как всегда — не то, чего хотела, и не то, что могла вынести.
— Я ухожу от тебя, — сказала она просто.
Максим поднял на нее глаза.
— Сейчас? Из-за Галки?
— Не из-за Галки. Из-за тебя. Из-за того, что ты позволяешь своей семье обращаться со мной как с прислугой. Из-за того, что ты считаешь меня неполноценной. И из-за того, что я больше не могу притворяться, что нас все устраивает.
— Куда ты пойдешь?
— К подруге. А завтра начну искать съемную квартиру.
Ира прошла в спальню и достала из шкафа дорожную сумку. Максим следовал за ней по пятам.
— Может, не нужно торопиться? Давай обсудим…
— Что обсудим? — Она бросила в сумку несколько вещей. — Как ты будешь защищать меня от своих родственников? Или как мы будем жить дальше, делая вид, что все нормально?
— Мы можем попробовать…
— Я уже пробовала. Пять лет пробовала. Хватит.
Она застегнула сумку и направилась к выходу. У двери обернулась.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Макс? Ты никогда не делаешь выбор. Ты всегда пытаешься всех устроить, никого не обидеть. И в результате обижаешь того, кто рядом с тобой каждый день. Того, кто должен быть важнее всех.
— Ира, постой…
Но дверь уже захлопнулась за ней.
Людмила Владимировна узнала о разводе сына от соседки Татьяны Петровны, которая, в свою очередь, услышала это от своей племянницы, работавшей в том же банке, что и Ира. Новость была подана с таким количеством подробностей и таким сочувствующим тоном, что Людмила Владимировна сразу поняла — теперь весь микрорайон будет обсуждать личную жизнь ее сына.
— Представляете, Людмила Владимировна, — щебетала Татьяна Петровна, перегнувшись через забор, — а она, говорят, уже квартиру сняла. На Советской. Хорошую такую, однокомнатную. Значит, деньги есть. Наверное, заначку копила.
— Какую заначку? — насторожилась Людмила Владимировна.
— Ну, как же. Женщина работает, зарплата неплохая, а детей нет. Куда деньги деваются? Вот и откладывала на черный день. Предусмотрительная, однако.
Людмила Владимировна покачала головой. Всегда ей эта Ирка не нравилась. Слишком уж гладкая, правильная. И красивая больно. А красивые женщины, по мнению Людмилы Владимировны, всегда были себе на уме.
— А Максим-то как? — спросила она.
— Да как ему быть? Мужчины они что — как дети. Сегодня плачут, завтра уже за другой бегают. Еще посмотрите, через месяц с новой приведет знакомиться.
Людмила Владимировна фыркнула. Татьяна Петровна была женщина бестактная и любопытная, но в данном случае, возможно, права. Максим был мужчина простой, без особых претензий. И эта Ирка с самого начала была ему не пара. Слишком уж заносчивая, образованная больно. Все время что-то читала, на курсы какие-то ходила. А толку-то? Детей не родила, дом не создала, мужа не удержала.
Вечером Людмила Владимировна собралась к сыну. Максим жил в десяти минутах ходьбы, в новом доме, который они с Иркой купили три года назад. Квартира была хорошая, трехкомнатная, с евроремонтом и видом на парк. Правда, теперь казалась пустой и неуютной.
Максим открыл дверь, и мать сразу поняла — дело плохо. Сын был небрит, в мятой рубашке, глаза красные.
— Мам, — сказал он устало, — зачем приехала?
— Как зачем? Сын разводится, а я не должна знать?
Максим пропустил ее в квартиру. В гостиной на диване валялись смятые подушки и одеяло — видимо, спал здесь. На журнальном столике стояла недопитая бутылка пива и валялись окурки.
— Макс, что за бардак? — Людмила Владимировна начала собирать окурки. — Ты хоть ешь что-нибудь?
— Ем, — буркнул сын, плюхнувшись в кресло.
— Что ешь? Пельмени из пакета? — Мать прошла на кухню и ахнула. — Господи, что тут творится!
В раковине возвышалась гора немытой посуды, на столе стояли пустые консервные банки, а из мусорного ведра торчали упаковки от полуфабрикатов.
— Максим! — позвала она сына. — Иди сюда немедленно!
Сын появился на пороге кухни, виновато сутулясь.
— Ну что ты как маленький? — Людмила Владимировна закатила рукава. — Где моющее средство?
— Мам, не надо. Сам справлюсь.
— Справишься? Когда? Когда тараканы заведутся?
Она принялась мыть посуду, ворча себе под нос. Максим стоял рядом и молчал.
— Рассказывай, — сказала мать, не оборачиваясь. — Что случилось? Почему разводитесь?
— Не сошлись характерами.
— Это я и без тебя знаю. А конкретно что?
Максим помолчал, потом вздохнул.
— Она считает, что я плохой муж. Что не защищаю ее от вас.
— От нас? — Людмила Владимировна резко повернулась, держа в руках тарелку. — Это она тебе такое сказала?
— Сказала. И про то, что вы с Галкой считаете ее неполноценной из-за того, что детей нет.
— А разве неправда? — Мать поставила тарелку в сушилку. — Пять лет замужем, а толку никакого. Мне уже пятьдесят восемь, я внуков хочу увидеть, а не ваши семейные разборки.
— Мам…
— Что «мам»? Скажи спасибо, что она сама ушла. А то бы так и мучился с ней до старости. Женщина должна быть женщиной, а не карьеристкой бездетной.
Максим опустил голову.
— Может, она была права. Может, я и правда плохой муж.
— Плохой? — Людмила Владимировна всплеснула руками. — Ты что, бил ее? Пил? Гулял? Деньги в дом не приносил?
— Нет, но…
— Но что? Ты работаешь как вол, дом купил, машину, ей на все деньги давал. Она что, голодная была? Раздетая? Нет. Просто зазналась. Думала, красивая такая, умная, все мужики за ней будут бегать. А теперь тридцать два года, биологические часы тикают, а детей нет. Вот и взбесилась.
— Мам, не говори так.
— А как говорить? Правду? — Людмила Владимировна вытерла руки о полотенце. — Знаешь, что я тебе скажу, сынок. Хорошо, что разошлись. Найдешь себе нормальную женщину, простую, домашнюю. Которая детей родит и дом создаст. А не будет книжки умные читать и носом воротить от родни мужа.
Максим не ответил. Людмила Владимировна подошла к нему и погладила по голове, как в детстве.
— Не переживай. Все будет хорошо. Мать чувствует — будет у тебя семья настоящая. И внуки у меня будут. Увидишь.
Галина узнала о разводе брата от матери и отреагировала предсказуемо — обрадовалась. Не то чтобы она желала Максиму зла, просто никогда не понимала, что он в этой Ирке нашел. Слишком уж она была… правильная. Все у нее было правильно — прическа, маникюр, квартира, работа. И разговаривала она правильно, без слов-паразитов и мата. И смеялась правильно — не громко, а так, мелодично.
А вот детей у нее не было. И это было неправильно. Женщина в тридцать два года должна иметь детей. По крайней мере, одного. А лучше двоих или троих, как у Галки.
— Я всегда говорила, что она не наша, — заявила Галина мужу Паше за ужином. — Помнишь, как в прошлый раз, когда у нас затопило квартиру и мы у них жили? Она ходила с таким лицом, словно мы ей на голову насрали.
— Так может, оно и так было, — философски заметил Паша, намазывая хлеб маслом. — Чужие люди в доме — это всегда напряг.
— Чужие? — возмутилась Галка. — Да мы же родня! Брат, сестра! А она с первого дня стала намекать, что мы засиделись. Мол, может, пора искать другое жилье. А куда нам было деваться? В отель что ли селиться с тремя детьми?
— Ладно, Галь, проехали уже. Разводятся они — и хорошо. Максу будет легче.
Но Галина не могла успокоиться. Ей хотелось справедливости. Хотелось, чтобы все признали — она была права, а Ирка неправа. И что брат наконец-то прозрел и понял, какая у него была жена.
На следующий день Галина поехала к Максиму. Застала его в депрессивном состоянии — небритого, в грязной футболке, с красными глазами.
— Макс, ты что, пьешь? — спросила она с порога.
— Не пью. Так, пиво иногда.
— Иногда — это сколько?
— Каждый день.
Галина прошла в квартиру и осмотрелась. Бардак был жуткий. Везде валялись вещи, в раковине гора посуды, а из мусорного ведра торчали пустые бутылки.
— Максим Викторович! — рявкнула она так, как рявкала на своих детей. — Ты совсем ополоумел? Какой из тебя мужик, если ты не можешь за собой убрать?
— Галь, не ори. Голова болит.
— Голова болит? А руки не болят? Ноги не болят? — Она принялась собирать бутылки. — Максим, ты меня слышишь? Надо брать себя в руки. Ты свободный мужчина, у тебя квартира хорошая, работа стабильная. Баб навалом будет.
— Не хочу я никаких баб.
— Не хочешь? — Галина остановилась и посмотрела на брата. — А чего ты хочешь? Сидеть в грязи и жалеть себя? Из-за нее? Из-за этой… — она запнулась, вспомнив наказ матери не употреблять крепких выражений, — из-за этой особы?
— Не называй ее так.
— А как называть? Она же тебя бросила! Ушла! А ты все еще ее защищаешь!
Максим поднял на сестру глаза, и Галина увидела в них такую боль, что стало не по себе.
— Галь, а может, она была права? Может, я правда плохой муж?
— С чего это?
— Ну… не защищал ее от вас. Не поддерживал.
Галина почувствовала, как внутри закипает злость.
— Защищал от нас? От своей семьи? А нас от кого защищать? От нее? Она с первого дня дала понять, что мы ей не нравимся. Смотрела на нас как на… как на какую-то грязь. А мы что, виноваты, что не такие образованные, как она? Что в институтах не учились и книжки умные не читаем?
— Она не смотрела…
— Смотрела! — Галина села напротив брата. — Максим, открой глаза. Она никогда нас не принимала. Ни маму, ни меня, ни детей моих. Мы для нее были какие-то второсортные. А знаешь почему? Потому что она считала себя лучше нас. Умнее, красивее, успешнее. А в итоге что? Семью создать не смогла, детей не родила, мужа не удержала.
— Дети — это не главное в жизни.
— Не главное? — Галина рассмеялась. — Максим, ты совсем уже? Конечно, главное! Для чего мы вообще живем? Чтобы род продолжать, детей растить, внукам сказки рассказывать. А она что? Карьеру строила. В банке своем сидела, деньги считала. И что теперь? Тридцать два года, а толку никакого.
Максим молчал. Галина поняла, что нужно добивать.
— Знаешь, что я тебе скажу? Повезло тебе, что она ушла. Еще пару лет, и ты бы совсем под ее каблуком оказался. Она же тебя уже переделывать начала. Помнишь, как заставляла в театры ходить? На выставки? А ты что, раньше в театры ходил?
— Нет…
— Вот именно. Она из тебя интеллигента делала. А ты простой мужик, рабочий. И нормально. Ничего стыдного в этом нет. Работаешь руками, деньги честно зарабатываешь. А она… она же считала, что ты недостоин ее. Поэтому и детей не хотела рожать — вдруг на тебя похожими будут.
— Она хотела детей, — тихо сказал Максим. — Просто не получилось.
— Не получилось? — Галина фыркнула. — А ты врачу ходил? Проверялся?
— Ходил. Со мной все в порядке.
— Ну вот. Значит, дело в ней. А она тебе мозги пудрила, что это судьба такая, природа не дает. Может, и дает, только не ей. Потому что чувствует природа — не мать из нее будет. Не женщина.
Максим резко поднял голову.
— Галь, прекрати.
— Что прекрати? Правду говорить? — Галина встала и начала ходить по комнате. — Максим, я твоя сестра. Кто, если не я, тебе правду скажет? Ты молодой мужик, тебе только тридцать четыре. Найдешь нормальную бабу, которая детей родит и дом создаст. А не будет книжки читать и носом воротить от твоей семьи.
— Может, хватит про Иру?
— Хватит? А что хватит? Она тебя унижала пять лет! Пять лет ты жил с женщиной, которая считала тебя недостойным себя! А теперь, когда она ушла, ты еще и виноватым себя чувствуешь!
Галина подошла к брату и положила руку на плечо.
— Макс, забудь о ней. Она не стоит твоих переживаний. Ты хороший мужик, работящий, добрый. Найдешь себе женщину получше. Которая тебя ценить будет, а не по головке гладить снисходительно.
Максим не ответил. Галина поняла, что пока достаточно. Семена посеяны, теперь пусть прорастают.
— Ладно, я пошла. Детей из садика забирать надо. А ты… — она оглядела бардак, — ты приберись здесь. И к парикмахеру сходи. А то на бомжа похож.
Ира сняла квартиру на Советской, в старом кирпичном доме с высокими потолками и большими окнами. Квартира была маленькая, однокомнатная, но уютная. Хозяйка, пожилая учительница на пенсии, обставила ее со вкусом — антикварная мебель, книжные полки до потолка, живые цветы на подоконниках.
— Я сама здесь прожила сорок лет, — рассказывала Вера Ивановна, показывая Ире квартиру. — А теперь к дочери переехала. Но продавать не хочу — все-таки родные стены. Поэтому сдаю. Только хорошим людям.
Ира понравилась ей сразу — аккуратная, интеллигентная, без вредных привычек. И главное — без детей, которые могли бы испортить мебель или разрисовать обои.
— А муж у вас есть? — спросила Вера Ивановна.
— Разведена, — коротко ответила Ира.
— Понятно. Ну что ж, бывает. Главное — не отчаиваться. Жизнь длинная, еще все будет.
Ира не стала объяснять, что отчаиваться не собирается. Наоборот, впервые за много лет она чувствовала себя свободной. Никого не нужно было ждать с работы, не нужно было готовить ужин на двоих, не нужно было терпеть визиты родственников и делать вид, что все прекрасно.
Она обустроила свою новую жизнь быстро и без сентиментов. Работа, спортзал, курсы английского по вечерам. Встречи с подругами, которых раньше приходилось ограничивать из-за Максимовых планов. Походы в театры и музеи — одной, что оказалось намного приятнее, чем тащить туда равнодушного мужа.
Через месяц Максим позвонил.
— Ира, давай встретимся. Поговорим.
— О чем?
— О нас. Может, мы торопимся с разводом?
Ира посмотрела в окно. За стеклом кружились первые снежинки, город готовился к зиме.
— Нам не о чем говорить, Макс.
— Как это не о чем? Мы пять лет прожили вместе…
— И что? Эти пять лет что-то изменили? Твоя семья стала меня уважать? Ты стал меня защищать? Или у нас внезапно появились дети?
— Ира…
— Максим, я не злюсь на тебя. Честно. Просто мы разные люди. Ты хочешь жить как твои родители — тихо, спокойно, по накатанной. А я хочу другого.
— Чего?
Ира задумалась. Чего она хотела? Детей? Да, хотела. Но не любой ценой. Любви? Может быть. Но точно не той усталой привязанности, которая была между ней и Максимом.
— Я хочу быть счастливой, — сказала она просто. — А с тобой я несчастлива была.
— Я могу измениться…
— Не можешь. И не должен. Ты нормальный мужчина, Макс. Просто не мой.
Максим помолчал.
— А если встретишь кого-то?
— Встречу — увидим. А если не встречу — тоже неплохо. Лучше быть одной, чем в плохой семье.
После этого разговора Максим больше не звонил. Развод оформили быстро и цивилизованно — имущество поделили поровну, претензий друг к другу не предъявляли.
Прошло два года. Ира по-прежнему жила на Советской, работала в том же банке, но уже в должности заместителя начальника отдела. Зарплата выросла, появились новые планы и цели. Она подумывала о собственной квартире, о машине, может быть, о смене работы.
Детей так и не было. Врачи разводили руками — иногда так бывает, медицина не всесильна. Ира приняла это как данность. В тридцать четыре года шансы на материнство стремились к нулю, и она не собиралась тратить оставшуюся жизнь на переживания по этому поводу.
У нее были другие радости — работа, которая нравилась, квартира, которую она обустраивала по своему вкусу, книги, путешествия, друзья. Мужчины тоже были, но серьезных отношений Ира пока не хотела. Слишком хорошо помнила, во что превращается брак, когда любовь заканчивается, а остается только привычка и взаимные претензии.
Однажды в супермаркете она столкнулась с Галиной. Та была с младшим сыном, который капризничал и требовал купить ему игрушку.
— Ира? — удивилась Галина. — А я тебя не узнала. Ты… изменилась.
— В хорошую сторону, надеюсь, — улыбнулась Ира.
Галина оглядела ее с ног до головы. Ира действительно изменилась — похудела, постриглась, одевалась теперь иначе, не так консервативно. Выглядела моложе и… счастливее.
— Как дела? — спросила Галина не очень дружелюбно.
— Хорошо. А у тебя?
— Тоже нормально. — Галина дернула сына за руку. — Замуж не собираешься?
— Пока нет.
— А Максим женился, — сказала Галина и внимательно посмотрела на Иру, ожидая реакции.
— Правда? — Ира была искренне удивлена. — Поздравляю его. Надеюсь, он счастлив.
— Счастлив. Жена хорошая, домашняя. Уже беременная.
— Тем более поздравляю.
Галина явно ожидала другой реакции — слез, истерики, хотя бы растерянности. Но Ира только улыбалась.
— Ну, мне пора, — сказала Ира. — Передавай привет Максиму и его жене.
Она развернулась и пошла к кассе. Галина смотрела ей вслед с недоумением.
Ира не врала — она действительно была рада за Максима. Он заслуживал счастья, семьи, детей. И хорошо, что нашел женщину, которая могла ему это дать.
А она? Она заслуживала свободы. Права выбирать свою жизнь, а не жить чужими представлениями о том, какой должна быть женщина. Права на ошибки, на одиночество, на счастье — любое, не обязательно семейное.
В тот вечер она сидела в своей уютной квартире, читала книгу и пила вино. За окном шел дождь, в камине потрескивали дрова — Вера Ивановна оставила ей и камин в наследство, когда окончательно переехала к дочери.
Телефон молчал. Никто не требовал ужина, не спрашивал, где его носки, не жаловался на работу. Никто не приводил родственников без предупреждения и не объяснял, что семья — это святое.
Ира отложила книгу и посмотрела в окно. Да, она была одна. И это было прекрасно.
