— У-у-у, пахнет просто сказочно!
Что у вас сегодня на ужин? — Алина открыла дверь без стука, как всегда, одной рукой притянув за собой Тимура и Лизу.
Яна замерла у плиты, в руке ложка, на губах полуулыбка.
Она не успела ничего сказать — только уловила глазами, как Тимур уже тянется к сервированному столу, а Лиза, не снимая обуви, шмыгнула к дивану с мягкой игрушкой, оставленной сыном.
— Привет, Али… — начала Яна, но сестра её уже прошла мимо, ввинчиваясь в пространство кухни, будто здесь живёт.
— Пельмени, да? Домашние? Ты теперь тесто раскатываешь? — Алина заглянула в кастрюлю, потом обернулась к детям: — Ребята, повезло нам!
Яна молча сняла фартук. Муж, Кирилл, сидел за столом, подперев щеку кулаком. Он взглянул на неё, едва заметно качнул головой. Без слов.
— Ну вы садитесь, — наконец сказала Яна, но голос её звучал тише обычного.
Алина рассмеялась и хлопнула сестру по плечу, как старший брат в детстве: — Я знала, что ты не откажешь.
Вечер прошёл в суете: тарелки, салфетки, разговоры, перебивающие друг друга. Алина рассказывала о каких-то проблемах в садике, о том, как муж вечно на подработке, как устаёт.
Яна кивала, подливала соус, меняла вилки, будто вся её роль в этом доме — обслуживать. Кирилл почти не ел. Потом он ушёл в спальню — сослался на головную боль.
Когда за Алиной закрылась дверь, в квартире стало вдруг так тихо, что Яна услышала, как капает вода в раковине. Она не пошла за тряпкой — просто села на край стула и положила руки на колени.
— Мы же просто хотели поужинать вдвоём, — вдруг сказала она в темноту кухни.
На следующий вечер Яна варила суп. Не пельмени. На плите томились овощи, в духовке тянулся сыр на гренках. Кирилл подошёл сзади, обнял за плечи.
— Сегодня никого не будет? — спросил.
— Я не звала.
Но в 18:47 снова раздался звонок в дверь.
— Мы случайно, — виновато улыбалась Алина, — просто мимо шли. А у вас так пахнет…
В этот раз Яна не сняла фартук. Она поставила на стол три порции супа — для себя, Кирилла и сына. Алине и детям дала по половине. Слово «добавки» даже не прозвучало.
— А чего так мало? — нахмурилась Алина, заметив, что её Лиза уже доела. — Я думала, ты снова пельмени лепила.
— Не лепила, — ответила Яна. — У нас просто ужин.
Кирилл отодвинулся от стола. Он не смотрел на Алину — только на жену. В его взгляде было и понимание, и молчаливое согласие, и вопрос — как долго ещё?
Когда гости ушли, Алина не поцеловала её на прощание. Только бросила:
— Никогда бы не подумала, что ты так можешь.
На третий день Яна купила готовую пиццу. Разогрела в духовке. Сделала салат. Поставила два бокала красного.
— Сегодня точно только мы? — спросил Кирилл, уже не надеясь.
— Только мы, — кивнула Яна.
И всё было бы именно так, если бы не стук в окно. Не звонок, а именно стук — быстрый, нетерпеливый. Кирилл встал первым.
— Я открою, — бросил и вышел в коридор.
Яна не слышала слов, только тон. Кирилл говорил спокойно, но жёстко. Потом дверь закрылась.
— Они пришли с кастрюлей, — сказал он, возвращаясь.
— Говорят, принесли борщ. Но несли явно с намерением остаться.
— Они ушли?
— Ушли. Алина обиделась. Сказала, что я черствею.
— Она расскажет всем, какая я, — прошептала Яна. — Уже начала.
Кирилл сел рядом, взял её ладони в свои.
— Пусть. Зато теперь ужин только наш.
Прошло две недели. Тишина была почти непривычной. Алина не звонила. Не писала. Ни приглашений, ни претензий.
Однажды, возвращаясь с сыном из школы, Яна увидела Алину на лавочке у подъезда.
Та сидела, смотрела в никуда. Лиза ковырялась в телефоне рядом.
— Привет, — сказала Яна, и сердце болезненно сжалось. Всё же сестра.
Алина подняла глаза.
— Ты права была, — тихо произнесла она.
— Я… переборщила. Просто с тобой легче. Ты как дом, в который всегда хочется зайти.
Яна села рядом. Молча.
— Но я не должна быть домом для всех, — сказала она наконец.
— Знаю, — кивнула Алина. — Просто забыла, как это — жить по-честному, ни просить, ни пользоваться. Ты напомнила.
Яна обняла её. Слёзы подкатывали к глазам, но не капали.
Солнце уже садилось, окрасив небо в медный цвет. А где-то рядом, дома, на плите стоял суп — не на всех, а на своих.
Прошла неделя. Яна старалась не думать. О прошлых визитах.
О борще. О детских носках на диване. Она мыла окна, пересаживала цветы, выбрасывала старые кастрюли — в доме становилось светлее и легче. Но внутри, несмотря на всё, жила тень вины.
Однажды вечером ей позвонил отец. Редко, очень редко он звонил без повода.
— Алину увезли в больницу, — сказал он. — Что-то с сердцем.
Говорит, с утра кололо, потом сознание потеряла.
Яна бросила всё.
В приёмном покое пахло лекарствами и тревогой.
Алина лежала на каталке, под капельницей, бледная, как стены вокруг.
Её глаза блуждали, как будто она и сама не верила, что это с ней.
— Всё в порядке, — прошептала она, когда Яна подошла.
— Просто нервное. Устала. Не выспалась…
— Тебе страшно? — спросила Яна, держа её ладонь.
— Нет. Не за себя. За детей. За то, что я их тащу на себе и всё думаю, что сильная. А на самом деле — трескаюсь по швам.
И вместо помощи — только вечно жду, что кто-то меня вытащит.
Яна молчала. Гладить по руке казалось банальным, но она продолжала — мягко, ритмично.
— Ты не виновата, — тихо добавила Алина.
— Ты правильно сделала. Я просто забыла, что ты — не моя подушка безопасности. А человек.
Потом она заснула.
На следующее утро Яна отвела Лизу в школу, забрала Тимура из садика, сварила суп. Всё как Алина делала раньше. Дети играли, смотрели мультики, рисовали, а Яна убирала в их квартире — не потому что нужно, а потому что вдруг ощутила: быть нужной не значит быть использованной.
Когда Алина вернулась домой — уставшая, но целая — в доме пахло мятой, вареньем и куриным бульоном. Дети бросились к ней, а Яна стояла у окна, поправляя занавеску.
— Ты ведь специально сделала запах таким, да? — улыбнулась Алина. — Чтобы я сразу поняла, что ты здесь?
— Пахнет очень вкусно, да? — усмехнулась Яна. — Интересно, что там на ужин?
Алина рассмеялась — по-настоящему, впервые за долгое время.
— Может, теперь твоя очередь приходить ко мне в гости?
— Только не каждый день, — прищурилась Яна.
— Договорились.
Они сели за стол, и на мгновение всё стало таким, каким могло бы быть всегда. Без обид. Без манипуляций. Просто — по-настоящему.
Когда они вместе шли по улице, Алиса вдруг остановилась у булочной.
— Помнишь ту ночь, когда ты ушла от Артёма? — спросила Алина. — Ты тогда пришла ко мне с одним пакетом, с мокрыми волосами, и всё время дрожала.
— Помню, — ответила Яна. — Ты тогда сварила какао, села рядом и просто сказала: «Я рядом, сколько бы ты ни сидела в темноте». Я этого не забуду.
Алина сжала её руку.
— Вот теперь я села в темноте. И ты рядом.
Они стояли у витрины, где булочник аккуратно выкладывал свежие багеты на прилавок. За стеклом — жизнь, за плечами — усталость, а перед ними — что-то новое. Тихое. Настоящее.
Сестры пошли дальше — навстречу весеннему ветру, где не нужно было стучать в дверь, чтобы тебя пустили. Потому что главное они уже открыли — друг в друге.
