— Поздравляю, любимая! — Артём протянул мне маленькую коробочку, обтянутую бархатом.
Я открыла — и ахнула. На черной подушечке лежал изящный золотой комплект: серьги с топазами, подвеска и кольцо. Украшения сверкали под ёлочными огнями, словно маленькие звезды.
— Это… мне? — только и смогла выговорить я.
— Тебе, Светик! — улыбнулся муж. — Пятнадцать лет вместе — это стоит отметить особенным подарком.
Наша кухня, залитая теплым светом, показалась мне в тот момент самым уютным местом на земле. Я примерила серьги, надела кольцо. Золото приятно холодило кожу.
— Ну как? — спросил Артём.
— Идеально, — я поцеловала его. — Спасибо!
За пятнадцать лет брака я привыкла к разным подаркам — и к духам, и к кухонной технике, и к книгам. Но такого роскошного презента Артём мне еще не делал. Видимо, дела в его фирме действительно пошли в гору, как он и рассказывал.
Звонок в дверь прервал наш момент.
— Это мама, — Артём взглянул на часы. — Вовремя, как всегда.
Я вздохнула. Нина Петровна, наша главная семейная константа, никогда не опаздывала. Первый день Нового года она всегда проводила у нас — традиция, которую мы соблюдали без исключений все пятнадцать лет.
— Мальчик мой! — Нина Петровна вошла, заключив сына в объятия, словно не видела его неделями, а не вчера на нашем общем празднике. — С Новым годом!
Артём помог ей снять пальто, проводил в кухню. Я заметила, что свекровь уже успела накраситься и надеть свое любимое зеленое платье с брошью — подарок Артёма с прошлого Нового года.
— Светочка, с праздником, — кивнула она мне, и я заметила, как ее взгляд задержался на моих новых серьгах.
— Спасибо, Нина Петровна. Вас также.
— Мамуль, чаю? — спросил Артём.
— Конечно, сыночек. И давайте скорее подарки! Я свои уже принесла.
Мы обменялись пакетами. Я подарила свекрови крем для рук от известной марки — не то чтобы дорогой, но и не дешевый. Артём вручил ей упакованную коробку.
— О, полотенца, — сказала она, разворачивая подарок. — Очень практично.
Я заметила, как дрогнул уголок ее рта. Набор действительно был хороший — махровые полотенца из дорогого магазина. Но, видимо, не это ожидала получить Нина Петровна. Она подарила мужу рубашку, а мне светящийся музыкальный шар.
— Тебе нравится? — спросил Артём.
— Конечно, сынок, — она натянуто улыбнулась. — У меня как раз старые истрепались.
Она снова взглянула на мои серьги, и в этот момент я впервые заметила в ее взгляде что-то новое. Раньше свекровь смотрела на меня с легким пренебрежением или натянутой вежливостью. Теперь в ее глазах читалась откровенная неприязнь.
Весь вечер она была непривычно молчаливой. Обычно Нина Петровна любила поговорить — о соседях, о своих подругах, о здоровье. Но в этот раз она больше слушала, изредка вставляя короткие комментарии.
Только когда Артём вышел на балкон, она вдруг сказала:
— Хорошие сережки. Дорогие, наверное?
— Я не знаю, — честно ответила я. — Артём сам выбирал.
— Ну да, — она отпила чай. — Мой сын всегда был щедрым. Особенно к женщинам.
В ее тоне было что-то такое, что заставило меня насторожиться.
— Красиво жить не запретишь, — добавила она, глядя на мои руки. — Кому-то украшения, а другим полотенца. Хотя, кто я такая? Всего лишь мать, которая тридцать лет работала на заводе, чтобы сын в люди выбился.
Я промолчала. За пятнадцать лет брака я привыкла не реагировать на подобные выпады. Свекровь была уверена, что ее сын — это ее собственность, и никакая женщина не достойна занимать в его жизни главное место. Даже после стольких лет совместной жизни я все еще была для нее временным явлением.
В следующие недели я заметила, что Нина Петровна изменила тактику. Раньше она звонила сыну каждый день, приглашала на обеды, просила помочь с домашними делами. Теперь же она словно отстранилась, стала холоднее. Когда Артём звонил ей сам, она отвечала односложно, жаловалась на здоровье, но помощи не просила.
— Мама какая-то странная в последнее время, — заметил Артём однажды вечером. — Обиделась, что ли, на что-то?
— Может быть, — я пожала плечами. — Ты же знаешь свою маму лучше меня.
— Съезжу к ней завтра, — решил он. — Проверю, все ли в порядке.
Вернулся Артём озадаченным.
— Представляешь, — сказал он, скидывая куртку в прихожей, — мама сидит дома одна, в темноте. Говорит, свет экономит, потому что пенсии не хватает. И на лекарства денег нет.
— У нее же хорошая пенсия, — удивилась я. — И ты ей каждый месяц переводишь.
— Вот и я о том же! — он покачал головой. — А она мне: «Сынок, у тебя своя семья, свои расходы. Вон, жене какие украшения покупаешь, а матери и не вспомнишь».
Я почувствовала поднимающееся раздражение.
— И что ты ответил?
— Сказал, что она всегда может на меня рассчитывать, — он вздохнул. — Перевел ей еще денег. Хотя не понимаю, куда уходят предыдущие переводы.
Я промолчала. Нина Петровна жила одна в двухкомнатной квартире, за которую мы же и платили. Ела она мало, на шубы и путешествия деньги не тратила. Куда уходили деньги — было загадкой. Но одно я знала точно: свекровь использовала финансы как инструмент манипуляции.
В следующие два месяца ситуация только усугублялась. Нина Петровна при каждой встрече находила повод напомнить о моих украшениях. То как бы между прочим говорила: «А вот моя подруга Зинаида все украшения продала, чтобы внуку на учебу хватило». То вздыхала, глядя на мои серьги: «Эх, были у меня похожие, еще от бабушки достались. Да пришлось в девяностые продать, чтобы Артёмку прокормить».
Особенно неловко становилось, когда она делала эти замечания при Артёме. Я видела, как он морщится, но молчит. Для него мама всегда была святыней — женщиной, которая одна подняла его после ухода отца, которая работала на двух работах, чтобы он мог учиться в хорошем университете.
И я тоже молчала. В конце концов, это была его мать, а не моя. Не мне учить его, как с ней общаться.
Но в марте ситуация приняла новый оборот.
— Мама звонила, — сказал Артём, вернувшись с работы. — У бабушки в мае юбилей. Девяносто лет.
— Надо же, — я искренне удивилась. — Я и не знала, что твоя бабушка еще жива.
— Она в доме престарелых под Москвой. Мама редко ее навещает — говорит, здоровье не позволяет часто ездить. Но на юбилей хочет всю семью собрать.
— И где она хочет отмечать?
Артём замялся:
— Вообще-то… у нас.
Я перестала нарезать овощи для борща и повернулась к мужу:
— У нас? Почему не у нее?
— Она говорит, что у нас квартира больше и красивее. Хочет, чтобы родственники увидели, как хорошо живет ее сын.
Я положила нож. Вот оно что. Очередной способ похвастаться своим успешным сыном.
— И сколько человек она планирует пригласить?
— Человек пятнадцать. Ее сестра с семьей приедет из Саратова, двоюродные братья…
— И всех нужно будет разместить? Накормить?
— Ну, размещать не обязательно. Она сказала что часть у нее остановится. Но банкет — да, придется организовать, — Артём подошел и обнял меня сзади. — Я знаю, что это хлопотно. Но это же юбилей, девяносто лет. Может, последний день рождения бабушки.
Я вздохнула. Спорить было бессмысленно. Если Артём решил помочь матери с праздником, значит, так тому и быть.
— Хорошо, — кивнула я. — Когда планируется?
— Девятнадцатого мая. Мама уже составляет список гостей и меню.
Вот это новость. Она уже все решила за нас.
— А она не думает, что, может быть, стоило сначала с нами посоветоваться? — спросила я осторожно.
— Ну, ты же знаешь маму, — Артём виновато улыбнулся. — Она всегда все берет в свои руки.
Еще бы. Особенно если дело касалось нашей жизни.
В следующие недели Нина Петровна полностью погрузилась в подготовку юбилея. Она составила грандиозное меню — словно на свадьбу, а не на день рождения пожилой женщины, которая, по словам самой свекрови, «уже плохо различает, где она и что происходит». В списке были и заливное, и мясные рулеты, и торты, и салаты — всего не меньше двадцати блюд.
— Мама, может, стоит упростить меню? — предложил Артём, когда она в очередной раз приехала к нам обсудить детали. — Все-таки столько всего готовить…
— Нет-нет, — отрезала Нина Петровна. — Нельзя ударить в грязь лицом. Зоя — моя сестра — всегда любила похвастаться. У нее муж директор рынка, дача двухэтажная. Нужно показать, что мы не хуже живем.
Я закатила глаза, но промолчала. Свекровь давно жила соревнованиями с сестрой. То, что у нас с Артёмом детей не было, она считала моей виной и лишним поводом для сожалений.
— Ты же сам их всех встретишь? — спросила она сына. — У тебя иномарка, не стыдно показать. А то Зоя говорит, что ее зять недавно новую «Тойоту» купил.
— Конечно, встречу, — кивнул Артём.
— И с работы отпросишься? На два дня минимум.
— Отпросится, — ответила я за мужа. — Он отгулы возьмет.
Нина Петровна смерила меня недовольным взглядом:
— Ну, ему виднее. Не тебе решать.
Я снова промолчала. Не хотелось начинать ссору из-за такой мелочи.
За неделю до юбилея Нина Петровна приехала к нам с новым списком — теперь уже подарков.
— Я думаю, от нашей семьи нужно что-то особенное подарить, — сказала она, разливая чай. — Все-таки девяносто лет — дата серьезная.
— Что ты предлагаешь? — спросил Артём.
— Золотое кольцо с камнем. Или брошь, — она пристально посмотрела на меня. — Что-то памятное, что останется в семье.
— Мам, — Артём нахмурился, — такие подарки стоят недешево. У меня сейчас не самый лучший период на работе. Я и так взялся оплатить весь банкет.
— Значит, на подарок денег нет? — Нина Петровна поджала губы.
— Есть, конечно. Но не на золотое кольцо. Может, что-то попроще? Теплый плед, хороший чайный сервиз?
— Плед? — свекровь презрительно фыркнула. — Всю жизнь на заводе отработала, а под конец — плед? Нет, так не пойдет. Нужно что-то достойное.
Повисла напряженная пауза. Артём смотрел в чашку, явно не зная, что ответить.
И тут свекровь повернулась ко мне. Она улыбалась, но глаза оставались холодными.
— А знаешь, Светочка, я придумала, — сказала она медленно. — У тебя ведь есть тот красивый комплект, который Артём подарил. Серьги, кольцо, подвеска. Такой изящный.
Я замерла с чашкой в руке:
— И что?
— Снимай с себя золото, бабушке подарок нужен, — усмехнулась свекровь. — Всё равно она не вспомнит, что ей подарили и кто. А мы потом заберем обратно, не волнуйся.
Я обомлела. Пятнадцать лет я терпела ее колкости, ее намеки, ее попытки влезть в нашу жизнь. Пятнадцать лет играла роль послушной невестки, которая ради семейного мира готова проглотить любую обиду. Но сейчас она перешла черту.
Я медленно поставила чашку на стол. Встала.
— Нина Петровна, — мой голос был тихим, но твердым. — Я снимаю с себя украшения только в двух случаях: когда иду в душ и когда ложусь спать. Это подарок от мужа, и он не предназначен для передачи третьим лицам. Даже если эти лица — ваша мать.
Свекровь изумленно подняла брови:
— Да как ты смеешь…
— Нет, это вы как смеете! — я почувствовала, что больше не могу сдерживаться. — Пятнадцать лет вы пытаетесь руководить нашей жизнью. Пятнадцать лет вы делаете вид, что я — временное явление в жизни вашего сына. Что я не заслуживаю ни уважения, ни личного признания. Но с меня хватит!
— Света… — Артём попытался взять меня за руку, но я отстранилась.
— Нет, пусть послушает! — я повернулась к свекрови. — Вы всегда считали, что вам все должны — сын, я, весь мир. Вы используете юбилей своей матери не для того, чтобы порадовать ее, а чтобы похвастаться перед родственниками. Чтобы показать, какой у вас успешный сын, какая большая квартира, какая роскошная жизнь у него благодаря вам и вашим стараниям в детстве. Вы хотите, чтобы Артём был вашим личным кошельком, водителем и поводом для гордости. А я должна быть просто витриной ваших амбиций. Но знаете что? Мы вам ничего не должны.
Я сняла кольцо и положила его на стол:
— Вот. Подавитесь. Больше я не буду молчать, когда вы пытаетесь нами манипулировать.
Нина Петровна побледнела:
— Ты… ты… — она повернулась к сыну. — Артём! Ты слышишь, что она говорит? Какая наглость! Какая неблагодарность!
Артём открыл рот, закрыл, снова открыл. Я видела, как его глаза метались от меня к матери и обратно.
— Что ты вылупился? — прошипела Нина Петровна. — Скажи ей! Она должна отдать украшения для твоей бабушки! Это же твоя бабушка!
Я сложила руки на груди и уставилась на мужа. «Ну давай, — думала я. — Пятнадцать лет. Пятнадцать лет я терпела эту женщину ради тебя».
— Мам, — наконец выдавил Артём. — Ты что, серьезно? Это мой подарок Свете. Причем тут бабушка вообще?
— Да ты… — Нина Петровна задохнулась от возмущения. — Да как ты смеешь?! Я тебя растила, горбатилась, чтобы ты нормальным человеком вырос! А ты теперь что — меня не уважаешь? Из-за этой… этой…
— Мам, хватит! Да хватит уже! Вечно ты со своими «я тебя растила»! Понятно, что растила — ты мать моя! И что теперь — всю жизнь тебе в рот смотреть? Извини, но нет!
Я чуть не присела от удивления. За пятнадцать лет ни разу, НИ РАЗУ я не слышала, чтобы он так разговаривал с матерью.
— Ты… ты… — свекровь побелела. — Это она …? Да? Это всё она?!
— При чем тут Света?! — заорал Артём. — Это ты сейчас пришла к нам домой и потребовала отдать наши вещи! Светины, блин вещи! Ты вообще себя слышишь?
— Не смей на меня орать! — взвизгнула Нина Петровна, но уже не так уверенно.
— Слушай, — Артём тяжело вздохнул, пытаясь успокоиться. — Давай начистоту. Никакого банкета у нас не будет. Вообще. Делай, что хочешь, у себя дома. Я встречу родственников, отвезу, куда скажешь. Но всё — хорош. Хватит на нас вешать всю эту белеберду с родственниками и юбилеем.
— Всё, я ухожу, — она шмыгнула носом. — Ты пожалеешь, сынок. Ох как пожалеешь! Никто тебя так не любит, как мать родная!
— Господи, — Артём закатил глаза. — Да иди уже, хватит драму разводить.
Я стояла в ступоре. Вот так просто? Пятнадцать лет молчания, и сейчас он просто берёт и выпроваживает её?
Свекровь, всхлипывая, пошла в прихожую. Артём поплелся за ней — видимо, из чувства долга.
— Мам, ну ладно, — я слышала, как он пытается ее успокоить уже в дверях. — Приходи завтра, поговорим нормально.
Хлопнула дверь, и через минуту Артём вернулся на кухню. Плюхнулся на стул и выдохнул.
— Ну всё, — сказал он, глядя в никуда. — Как же она меня достала.
Я осторожно присела рядом.
— Артём, ты как?
— Да никак, — он вздохнул. — Надоело просто. Всю жизнь так. Вечно нужно какие-то спектакли устраивать, выбирать между ней и кем-то. Сначала отец, потом друзья, теперь ты.
— Она всегда так себя вела? — осторожно спросила я.
— Ага, — Артём потер лицо ладонями. — Просто раньше это работало. Я всегда ей во всем потакал. А сейчас… не знаю. Ты ей высказалась и у меня как накрыло — а что, так можно просто всё сказать в лицо?! И как прорвало. Сразу как она с тобой начала, прям кровь вскипела.
Я придвинулась ближе и обняла его за плечи.
— Спасибо, — сказала тихо. — За то, что заступился.
— Да за что спасибо? — он невесело усмехнулся. — Это я должен извиняться. За то, что столько лет позволял ей так с тобой разговаривать.
— Что теперь будет? — спросила я. — С юбилеем, с ней?
— Да кто его знает, — он махнул рукой. — Позвонит завтра, никуда не денется. Когда поймет, что по-другому не будет. Всегда так делает — поорет, потом звонит. А юбилей… пусть сама разбирается. Мы там не при делах.
Я прижалась к его плечу и подумала — надо же, пятнадцать лет я боялась высказаться, боялась разрушить семью. А оказалось, что иногда стоит снять маску терпеливой невестки, чтобы семья стала только крепче.
С Ниной Петровной мы не общались почти месяц. Артём пару раз звонил ей, но она «болела» и «не могла говорить». Потом она позвонила сама — попросила помочь с сантехником. Артём съездил. Вернулся хмурый — сказал, мать делает вид, что ничего не произошло. Меня напрямую не упоминает, только «как там у вас».
Юбилей бабушки отмечали в доме престарелых — тихо, без помпы. Мы подарили плед и чайный сервиз. Бабушка была искренне рада — кажется, она даже не очень понимала, что происходит, зато любовалась новыми чашками и перебирала их дрожащими руками.
Нина Петровна к нам пришла только через два месяца — Артём заболел, и она примчалась с куриным бульоном. На меня косилась настороженно, но говорила вежливо, почти дружелюбно. Я вела себя так же. Наверное, в этом и есть семейная мудрость — уметь начать заново, но на своих условиях.
А золотой комплект я ношу до сих пор. И каждый раз, надевая эти украшения, я вспоминаю день, когда перестала молчать. День, когда поняла, что моя жизнь принадлежит только мне.»
А тот золотой комплект ношу до сих пор. И каждый раз, надевая серьги и кольцо, вспоминаю день, когда наконец-то перестала быть половой тряпкой. День, когда поняла, что моя жизнь — только моя, и нечего всяким свекровям в ней командовать.
