— Вот кто тебя просил меня слушать? — визжала мать, — могла бы и не открывать этот магазин!

— Вот кто тебя просил меня слушать? — визжала мать, — могла бы и не открывать этот магазин! Я теперь должна твой «бизнес» на своем горбу тащить?

— Почему Ваньке все самое лучшее достается? — злилась я, — зачем ему, пацану-подростку, гардеробная? Мама, эту комнату вы мне обещали! Я всегда у вас на вторых ролях, что бы ни сделала — все плохо! Ваньку я до сих по воспитываю, за строителями слежу, парня любимого бросила только потому, что вам он не нравился! Что вам от меня еще надо?!


Я всегда старалась быть такой, какой они хотели меня видеть. Хорошо училась в школе, хотя математика давалась мне с боем.

— Главное, чтобы был аттестат на отлично, Люся! — говорила мама.

И я зубрила теоремы, пока в глазах не начинало двоиться. Потом университет. Сама поступила на бюджетное отделение, чтобы не напрягать родителей.

— Видишь, какая ты у нас умница! Мы всегда знали, что ты сможешь! — гордо говорил отец.

И я глотала комок в горле, потому что мечтала учиться на другом факультете, где-нибудь, где больше творчества и меньше цифр. Отлично училась, конечно же. Стипендия была не лишней, да и родители радовались. А потом еще и второе высшее получила.

— Чтобы быть уверенной в завтрашнем дне! — напутствовала мама.

И я опять слушалась, хотя уже тогда чувствовала, как внутри меня зреет бунт. Пока училась, подрабатывала то репетитором, то официанткой. Лишняя копейка никому не помешает, да и родителям помогать нужно. И все деньги всегда откладывала на подарки близким. Маме — шелковый платок, о котором она так давно мечтала. Отцу — новый спиннинг. Хотелось хоть как-то отблагодарить их за все, что они для меня сделали.

С восемнадцати лет стала жить отдельно, с любимым человеком. И вот тут-то и начались проблемы. Его зовут Сергей, он старше меня на десять лет. У него нет высшего образования, работает обычным автомехаником. У него нет роскошной квартиры в центре города и дорогой машины. И вот это все — причина, по которой мои родители его терпеть не могут.

— Ань, ну неужели ты не видишь? Он тебе не пара! — говорила мама, заламывая руки, — ты такая умная, красивая, перспективная! А он? Что он может тебе дать, кроме своей старой колымаги?

— Мам, ну почему ты так говоришь? — пыталась я оправдаться, — он замечательный человек! Он добрый, заботливый, внимательный. Он меня любит!

— Любовь любовью, а кушать хочется! — отрезал отец, — ты должна думать о будущем! О стабильности! О хорошей жизни! А что тебе может предложить этот… механик?

Я понимала, что для моих родителей важно материальное благополучие. Они хотели, чтобы я жила в достатке, чтобы ни в чем не нуждалась. Я тогда уже работала, неплохо получала, но им и этого было мало. Мать с отцом не понимали, что для меня главное, чтобы рядом был человек, который меня любит и понимает, человек, с которым я могу быть самой собой. А не кошелек на ножках.

Провстречадись мы с Сережей несколько лет, а потом все же расстались — мать с отцом своего добились.


Та осень выдалась паршивой. Расставание с Сережей выбило меня из колеи. Вроде и жива, и дышу, а искры нет. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я уволилась с хорошей работы. В принципе, работы мечты — с перспективами, с коллегами, с которыми можно было и в огонь, и в воду. Я захотела сменить обстановку, уехала, через год вернулась. И снова помирилась с Сережей. Не знаю, зачем. Наверное, в душе до конца его не до конца отпустила.

Жить вместе не стали, просто встречались. Я переехала к родителям сразу после возвращения в родной город. Они, конечно, были рады видеть меня, но, честно говоря, я чувствовала себя немного… не в своей тарелке. Особенно после того, как они достроили дом. Это было их давней мечтой, кстати. Дом получился большой, просторный, с видом на лес. Мать с отцом всегда говорили, что мне выделят лучшие комнаты в нем. Я представляла себе уютную спальню с огромным окном, залитую солнечным светом, с собственной гардеробной.

А на деле… На деле все получилось совсем по-другому. Оказалось, что лучшая комната предназначалась брату, Ваньке. На кой ляд ему гардеробная? Один спортивный костюм и две пары джинс там хранить? Но родители мне объяснили, что у Ваньки сейчас переходный возраст со всеми его прелестями — прыщи, бунтарский дух и вечное недовольство всем на свете. Мебель туда поставили лучшую, современную, какую он сам выбрал. И шмотками новыми его сразу после переезда завалили (конечно, у него же гардеробная своя!), и гаджетами, и вообще всякому капризу потакают.

— Он же ребенок, ему нужно! — говорит мама, глядя на меня виноватым взглядом.

А мне досталась комната поменьше, в углу, с видом на соседский забор. Мебель старая, еще из нашей квартиры. Спасибо хоть, что обои переклеили.

Но дело даже не в этом. Дело в отношении. Ванька ведет себя отвратительно. Позволяет себе материть меня, орать, хамить. Как будто я ему что-то должна. Хотя именно я его с пеленок вырастила! Кашки варила, сказки читала. Родители всю жизнь в коммерции, вечно пропадали на работе. Так что Ванька, по сути, рос на моих руках.

Скандалить он со мной после переезда стал постоянно. Мне очень неприятно было слушать его ор.

— Вань, ну что ты такое говоришь? — пыталась я его пристыдить, — я же твоя сестра! Как ты можешь так со мной разговаривать?

— Да плевать я хотел! — огрызался он в ответ, — чего приперлась? Что ты здесь делаешь? К своему Сереге вали!

Мать еще просила меня вечно сидеть дома — когда я переехала, рабочие как раз производили финишный этап отделки. И я всем руководить, по мнению мамы, должна была. Как будто я тут прораб какой-то, а не сестра и дочь.

— Люсь, ну кто, если не ты? — умоляла мама, — ты у нас такая ответственная, все под контролем держишь. А мы с отцом ничего не понимаем в этих стройках-ремонтах.

Ну и вот как тут отказать? Опять чувство вины душит. Вроде и хочется вырваться из этого дурдома, найти работу, снять квартиру, начать жить своей жизнью снова. А с другой стороны — родителей жалко, Ваньку надо воспитывать (хотя, похоже, это уже бесполезно). Да и с Сережей вроде как налаживались отношения.

— Мам, — говорю я как-то вечером, когда мы сидим на кухне и пьем чай, — может, мне все-таки стоит пойти на работу? А то я тут совсем скисла.

Мама вздыхает и смотрит на меня печальным взглядом:

— Люсь, ну куда ты сейчас пойдешь? Ты же видишь, что тут творится. Без тебя мы пропадем. Потерпи немного, скоро все закончится. А там уже и о себе подумаешь.

— А когда это скоро наступит? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри меня нарастает раздражение, — я уже полгода тут сижу! Мне тоже жить хочется!

— Ну не начинай, пожалуйста! — огрызается мама, — ты же знаешь, что мы тебя любим и хотим, как лучше!

И я опять замолкаю. Потому что знаю, что они любят. И что хотят, как лучше. Но лучше, почему-то, получается только для Ваньки. А я… я просто должна терпеть и ждать. Когда наступит это самое «скоро».


В воздухе витает запах мандаринов, хвои, все вокруг суетятся: мама дорезает оливье, папа из подвала таскает бутылки и фрукты, а Ванька, прибарахленный и причесанный (вечно патлатый ходит) с кем-то болтает по телефону. А я… я сижу на диване и смотрю в окно. Снег идет, красиво так. Но в душе какая-то пустота.

Весь день прошел в предпраздничной кутерьме. Помогала маме готовить, наряжала елку, слушала бесконечные поздравления по телефону. Старалась улыбаться, делать вид, что все хорошо. Но внутри все сжалось в какой-то болезненный комок.

Бой курантов, звон бокалов, поздравления. А потом — подарки. Мама дарит теплый шарф, папа — книгу по психологии со словами: «Может, тебе поможет разобраться в себе?». Ванька, братец мой драгоценный, вообще ничего не дарит — говорит, забыл. Ну конечно, забыл. Все деньги, наверное, спустил на новую игрушку для своей приставки.

И тут выходит мама, с загадочной улыбкой несет небольшой коробок.

— Это тебе от всех нас, — говорит она, протягивая мне его.

Открываю. И вижу… игрушку настольную. Made in China. Яркая такая, пластмассовая, с какими-то нелепыми фигурками.

— Ой, какая интересная! — говорит мама, заглядывая через мое плечо, — Ваньке понравится, вместе будете играть.

Я смотрю на эту игрушку и чувствую, как внутри меня поднимается волна обиды и разочарования. Внимание, конечно, приятно. Сама же говорила им, что главное — внимание. Но я считаю это свинством. Они что, совсем меня не знают? Что, не помнят, как я всегда старалась сделать им приятное, как выбирала подарки с душой, как тратила на них все свои деньги?

Даже когда я была студенткой, без копейки в кармане, я всем им дарила хорошие вещи. Маме — шелковый платок, который копила несколько месяцев. Папе — дорогую зажигалку Zippo, о которой он так давно мечтал. Ваньке — фирменную футболку с логотипом его любимой группы.

Когда работала, то всю зарплату спускала на подарки. Маме — золотое кольцо с бриллиантом. Папе — кожаный портфель ручной работы. Ваньке — новый ноутбук.

И это не потому, что я хотела выслужиться или показаться хорошей. Просто мне хотелось сделать им приятное, порадовать их, показать, как сильно я их люблю. А в ответ — вот эта пластмассовая ерунда из Китая. Как будто я ребенок какой-то, которому достаточно яркой игрушки, чтобы быть счастливым.

— Спасибо, — говорю я, стараясь не выдать своего разочарования.

И ухожу в свою комнату. Сажусь на кровать и смотрю на эту игрушку. И понимаю, что ничего не понимаю. Они что, не ценят меня? Что, не видят, как я стараюсь для них? Или они просто привыкли к тому, что я всегда отдаю, а сама ничего не прошу взамен? Может, я сама виновата? Может, я слишком много им позволяла? Может, нужно было чаще говорить нет, требовать уважения к себе?

Наверное, я просто хорошая дочь. Слишком хорошая. И они этим пользуются.


Стою перед зеркалом и смотрю на свое отражение. Морщинки вокруг глаз стали глубже, волосы тусклые. Тридцать с хвостиком, а чувствую себя на все пятьдесят. И все чаще в голове крутится один и тот же вопрос: В чем дело? Что я делаю не так?

Вроде и работаю, и стараюсь быть хорошей дочерью, сестрой, подругой. Но почему-то постоянно чувствую себя какой-то… неправильной. Как будто я не вписываюсь в эту жизнь.

Особенно это чувствуется в сравнении с братом. Ваньке сейчас двадцать два. Весь в мечтах, весь в планах. Родители им гордятся, друзья восхищаются. А я… я просто существую. Ванька — это центр вселенной для наших родителей. До сих пор! Все лучшее — ему. Лучшая еда, лучшая одежда, лучшая работа, лучшие друзья. А я… я просто есть. Как предмет мебели.

Иногда мне кажется, что я — случайный ребенок, а Ванька — желанный. Как будто меня родили по ошибке, а его — по заказу. У меня не было такого детства, как у него. Помню, как я копила фантики, чтобы потом облизывать, потому что хотела конфет, которых не было. Родители вечно говорили, что денег нет, что нужно экономить — они тогда только-только начали развивать торговый бизнес

Ваньке же ни в чем отказа не было. Какими бы тяжелыми не были времена, ему покупали очередную пару обуви, которая на нем как горела — он был очень неаккуратным ребенком.

— Ему же нужно ходить в чем-то приличном! — говорила мама, оправдываясь, — а ты и в старых походишь.

Помню, как я мечтала о кукле Барби. У всех девочек во дворе были Барби, а у меня — нет. Родители говорили, что это дорогая игрушка и что я должна ценить то, что у меня есть. А Ваньке покупали дорогие конструкторы, хотя он их потом разбирал и разбрасывал по всей квартире.

Помню, как я зубрила уроки до поздней ночи, чтобы получить хорошую оценку. Родители говорили, что образование — это главное в жизни. А Ваньке позволяли пропускать школу, потому что он творческая личность и ему нужно заниматься музыкой.

А потом я выросла. Закончила школу с золотой медалью, поступила в университет на бюджетное отделение. Родители были довольны. Ванька же бросил школу после девятого класса. Родители не стали настаивать на том, чтобы он продолжил обучение.

— Он же не математик! — говорили они, — ему нужно заниматься тем, что ему нравится.

Сейчас Ванька работает в салоне красоты. Родители им гордятся. Говорят, что он талантливый стилист и что у него большое будущее. А я, дождавшись окончания ремонта, устроилась работать, и уже несколько лет работаю бухгалтером. Родители меня не хвалят. Говорят, что труд мой скучный и какой-то тягомотный.

Иногда я пытаюсь поговорить с ними об этом. Но они отмахиваются. Говорят, что я все придумываю, что они любят нас одинаково.

— Люсь, ну что ты такое говоришь? — говорит мама, глядя на меня удивленным взглядом, — мы любим вас одинаково. Просто Ваньке сейчас сложнее, он ищет себя в жизни. Ты-то уже взрослая.

— Мам, но ведь я тоже ищу себя в жизни, — пытаюсь я возразить, — мне тоже нужна ваша поддержка.

— Люся, ну ты же взрослая девочка! — говорит папа, — ты должна сама справляться со своими проблемами.

И вот тут я понимаю, что все бесполезно. Что они никогда не поймут меня. Что я всегда буду для них на втором плане. С Серегой, кстати, у нас так и не срослось. Расстались мы окончательно через полтора года.


Помню тот день как сейчас. Я сидела за столом, разбирала какие-то бумаги, когда вдруг в кабинет вошла мама.

— Люся, привет! — сказала она с улыбкой, — у меня тут идея одна появилась.

Я оторвалась от бумаг и посмотрела на нее с любопытством. Мама редко навещала меня на работе. Она всегда была занята своим бизнесом, своими делами. Поэтому ее визит был для меня сюрпризом.

— Давай возьмем ипотеку, — предложила она, — чтобы у тебя своя квартира была.

Я опешила. Ипотека? Квартира? Это было настолько неожиданно, что я даже не сразу нашлась, что ответить.

— Мам, ну зачем? — пробормотала я, — мне и так хорошо. Я живу в съемной квартире, меня все устраивает.

— Ну как зачем? — возразила мама, — ты же не будешь вечно по чужим углам скитаться. Нужно думать о будущем. А своя квартира — это стабильность, это уверенность.

И тут меня прорвало. Не из-за квартиры, нет. А из-за того, что мама, наконец-то, задумалась над моим будущим. Мне стало так тепло и радостно на душе. Как будто солнышко выглянуло из-за туч.

— Мам, — сказала я, с трудом сдерживая слезы, — я так рада! Спасибо тебе большое! Ты даже не представляешь, как это для меня важно.

Мама обняла меня и поцеловала в щеку.

— Ну вот и хорошо, — сказала она, — значит, договорились. Я узнаю все про ипотеку, а ты собирай документы. Есть у меня парочка знакомых в банке, все проверят и скажут, одобрят тебе ипотеку или нет.

Я кивнула. Уже на следующий день я начала собирать необходимые справки. Заказала выписку из трудовой книжки, получила справку о доходах, сделала копии всех необходимых документов. Я бегала по инстанциям, как заведенная. Мне казалось, что я летаю на крыльях.

Через неделю у меня на столе лежала аккуратная стопка документов. Я позвонила маме и сказала, что все готово.

— Отлично, — сказала она, — завтра заеду к тебе на работу и заберу.

На следующий день мама приехала, забрала документы и уехала. Я сидела и ждала звонка. Мне не терпелось узнать, какие у нее новости.

Вечером мама позвонила.

— Люся, — сказала она каким-то странным голосом, — мне нужно с тобой поговорить.

Я почувствовала неладное.

— Что такое, мам? — спросила я, волнуясь, — что-то не так?

— Ну, в общем, — начала мама, запинаясь, — Люсь, ты только не обижайся. На самом деле, я хотела взять эту ипотеку не для тебя. Но на тебя. Понимаешь?

Я молчала, не понимая, что происходит.

— Я давно мечтаю о своем мини-маркете, — продолжала мама, — и вот я подумала, что можно взять квартиру в ипотеку, потом переделать ее под магазин и начать свой бизнес.

Я почувствовала, как внутри меня все рушится. Как будто карточный домик, который я строила с таким трудом, разлетелся вдребезги.

— Отлично! Квартиру беру я, а пользуешься ею ты? Это кидалово, мама!

— Ну что ты такое говоришь? — возразила мама, — я же хотела, как лучше. Я думала, что это будет выгодно для всех нас.

— Выгодно для тебя, — поправила я ее, — а что насчет меня? Ты хоть раз подумала обо мне?

— Ну не начинай, пожалуйста! — закричала мама, — ты всегда только о себе и думаешь! Ты эгоистка!

Я молча положила трубку. Слезы градом катились по моим щекам. Мне было так больно и обидно. В тот же вечер я поехала к маме. Забрала все свои документы и выкинула их в мусорное ведро. Шиш им, а не квартира!

Через несколько дней мама устроила мне истерику. Кричала, что из-за меня у них ничего не ладится, что я все испортила, что я неблагодарная дочь.


С мамой опять поругались. В который раз. И каждый раз все заканчивается одним и тем же — упреками в мой адрес, обвинениями в инфантильности и фразой, которую я ненавижу больше всего:

— Ты остановилась в развитии и осталась в детстве.

Я неоднократно пыталась с ней поговорить об этом, объяснить, что меня не устраивает, что мне больно, что я чувствую себя ненужной и недооцененной. Но она всегда отмахивается, говорит, что я все выдумываю, что я слишком эмоциональная и принимаю все близко к сердцу.

Что не устраивает меня? Многое. Я человек теплый, дружелюбный, эмоциональный. Я очень хочу своих детей, но вот мой мужчина, Андрей, не торопится с этим. И замуж не зовет, может и не позовет вовсе. Хотя, честно говоря, я уже и не жду. Но я все равно с ним, потому что с ним мне хорошо, спокойно, надежно. Он как тихая гавань, в которой можно укрыться от бурь. Плюс у меня проблемы со здоровьем, так что дети для меня недостижимая роскошь и огромная мечта.

Мать верит гадалкам, ходит к бабкам, слушает их бредни и советы. А ко мне, к своей дочери, не прислушивается. Считает, что я ничего не понимаю в жизни, что я наивная и глупая. Скандалим мы в последнее время именно из-за этого.

— Мам, ну почему ты веришь всяким шарлатанам? — спрашивала я ее не раз, — они же просто выкачивают из тебя деньги. Разве ты не понимаешь?

— А ты не понимаешь, что они мне помогают? — отвечала она, — они видят то, чего не видишь ты. Они знают то, чего не знаешь ты.

И как тут с ней спорить? Как переубедить человека, который слепо верит в мистику и отрицает все рациональное?

Вот и недавно все началось с пустяка. Я приехала к ней в гости, чтобы помочь ей с уборкой. Она попросила меня протереть пыль на полках. Я протерла, как смогла. Но ей не понравилось.

— Ты как свинья! — закричала она, — ты даже пыль нормально протереть не можешь! Все делаешь тяп-ляп! Все у тебя из рук валится!

Я попыталась ей объяснить, что я старалась, что я устала после работы. Но она не слушала меня — продолжала кричать и оскорблять.

— Да что с тобой вообще говорить? — сказала она в конце концов, — ты же все равно ничего не понимаешь. Ты у нас остановилась в развитии и осталась в детстве.

И вот я опять сижу на кухне, пью остывший чай и смотрю в окно. И думаю о том, что я делаю не так. Почему мама меня не любит? Почему она меня не понимает? Почему она считает меня неудачницей?

Несколько лет назад, кстати, мама предложила мне оформить ИП. Я тогда уже остыла после этой «аферы» с ипотекой, мы худо-бедно начали общаться. Мама мне говорила:

— Надо свое дело, нечего работать на дядю! Будешь сама себе хозяйка, сама будешь решать, сколько зарабатывать! — убеждала она меня.

Я, наивная, поверила. Тогда мне казалось, что это отличная идея. Я всегда мечтала о собственном небольшом бизнесе, о независимости. Мама же обещала всяческую поддержку: консультации, помощь в оформлении документов, моральную поддержку, в конце концов. Я загорелась этой идеей и, уволившись с работы, погрузилась в изучение всех юридических тонкостей.

Но реальность оказалась совсем другой. Мама, конечно, поначалу интересовалась моими делами, но быстро потеряла к этому интерес.

— У меня своих дел полно! — отмахивалась она, когда я просила совета или помощи.

В итоге, я самостоятельно разбиралась со всеми трудностями, училась на своих ошибках и вкладывала в дело все свои сбережения. Спустя несколько лет мой небольшой магазинчик худо-бедно, но все же приносил небольшой доход. Я работала с утра до вечера, стараясь удержаться на плаву в этом непростом бизнесе. И вроде бы все налаживалось, как вдруг пришло время платить обязательные взносы. Сумма, конечно, не астрономическая, но для меня, с моим небольшим доходом, довольно ощутимая.

Когда я сказала об этом маме, она вся издергалась.

— Что, уже платить? А за что? За что такие деньги? — возмущалась она.

Я попыталась объяснить, что это обязательные взносы, что без них никак нельзя, но она меня не слушала.

— Ты меня разорила! Я же тебе говорила, что свое дело — это одни убытки! Зачем ты меня послушала? — причитала она, как будто это я заставила ее предложить мне оформить ИП.

В итоге, деньги она, конечно, дала, но с таким видом, будто я вытащила их у нее силой.

— Вот, заплатила я твои эти… восемнадцать тысяч! Чтобы ты знала, как деньги зарабатываются! — бросила она мне в лицо, как будто сделала мне огромное одолжение.

И вот сижу я сейчас, смотрю на эти налоговые отчеты и думаю: зачем мне все это нужно? Зачем я послушала маму? Зачем я отказалась от стабильной работы ради этой головной боли? Ведь никакого удовольствия от своего дела я не получаю, только постоянный стресс и чувство вины перед матерью, которая считает, что я ее разорила.

Эти восемнадцать тысяч мать все-таки у меня из горла выдрала. Я отдала ей эти деньги вместо того, чтобы закупить новую партию товара. Мы опять поссорились, в конфликт влез Ванька, потом — отец. Я не выдержала. Со мной случилась истерика, я орала, как ненормальная, на них всех. Высказала все, что накопилась: и про комнату в доме самую маленькую, и про дурацкий подарок на каждый новый год, и про магазин, который мне осточертел уже. И про «ипотеку» напомнила. В общем, поскандалили мы знатно.

Под горячую руку попал Андрей, я его бросила. Надоела мне эта его нерешительность. Раз за такое долгое время предложение не сделал, то вряд ли уже сделает. Пусть другую дуру ищет! Магазин я свой сдала вместе с товаром за скромные сорок тысяч. Три месяца искала удаленную работу, публиковала объявления, откладывала деньги с аренды. А потом квартиру сдала и уехала в Москву. Родителям ничего об этом не сказала, даже попрощаться не зашла. Надоели!

Сейчас у меня все хорошо. Веду четыре небольшие фирмы, живу в столице. С родителями и Ванькой не общаюсь, даже номер сменила. В родные пенаты возвращаться не планирую. И вообще, всем, кто спрашивает, говорю, что я — сирота.

Оцените статью
— Вот кто тебя просил меня слушать? — визжала мать, — могла бы и не открывать этот магазин!
Аншлаг да за аншлагом — и все это Галкин. 9 миллионов зрителей наблюдают за его концертом