— Ты плохо присматриваешь за моим внуком, — прикрикнула бабушка, — кожа да кости! Ты беременная, а не помирающая. Не смей своим положением прикрываться!
— Андрей, разве нельзя хоть немного приструнить Лидию Ивановну? — спрашивала я, — ну сколько можно? Почему она приходит к нам по выходным? Почем она в нашу спальню врывается без стука? Откуда у нее ключи, в конце концов? Андрей, уйми свою бабку! У меня терпение лопнет скоро, и я сама ей все выскажу.
Полтора года — это срок, достаточный, чтобы понять, что за человек с тобой рядом. И за эти полтора года я успела полюбить его всем сердцем. Но вместе с этой любовью в мою жизнь вошли и его родственники, а точнее, одна очень властная и своеобразная бабушка.
С его родителями у меня сложились прекрасные отношения. Свекровь, Марина Викторовна, — настоящая интеллигентка. Всегда приветливая, тактичная, с ней можно поговорить обо всем на свете. Свекор, Сергей Петрович, — золото, а не мужик. Работяга, руки из плеч растут, всегда готов помочь. Но оба они, как мне казалось, жили в тени одного очень яркого персонажа — бабушки Лидии Ивановны.
Лидия Ивановна была настоящей хозяйкой своей трехкомнатной квартиры, доставшейся ей от покойного мужа. Третьего, если я правильно поняла. В этой квартире она жила вместе с сыном (моим свекром) и внуком (моим мужем). И, судя по всему, правила там железной рукой.
Как—то раз, после ужина у них дома, я задержалась на кухне, помогая Марине Викторовне мыть посуду. Сергей Петрович ушел смотреть телевизор, а мой муж отправился с бабушкой на балкон «подышать свежим воздухом».
— Как тебе у нас, дорогая? — спросила Марина Викторовна, ставя тарелки в сушилку.
— Все замечательно, — ответила я, улыбаясь, — у вас очень уютно.
— Уютно, это да, — вздохнула она, — главное, чтобы всем было комфортно.
В ее голосе я уловила какую-то грусть.
— Марина Викторовна, а у вас с Лидией Ивановной хорошие отношения? — спросила я, стараясь быть деликатной.
Она замялась.
— Знаешь, Оля, Лидия Ивановна — женщина своеобразная. Она всегда считала, что я ей не ровня. Что я испортила жизнь ее сыну. Что я просто квартирантка в ее доме.
Я была поражена.
— Но почему? Вы же такая замечательная!
— Она всегда хотела для Сергея другую жену. Из «своей» среды, как она говорила. Но он полюбил меня, и ничего она сделать не смогла.
В этот момент вернулся мой муж.
— О чем тут шепчетесь? — спросил он, обнимая меня за плечи.
— Да так, о женских секретах, — ответила Марина Викторовна.
Через пару недель мы с мужем решили сделать ремонт в нашей квартире. Сергей Петрович, конечно же, вызвался помочь. Он приходил после работы и до поздней ночи трудился вместе с нами. Лидия Ивановна на это смотрела с явным неодобрением.
— Что ты там делаешь, Сергей? — спрашивала она его каждый вечер, — зачем тебе эта чужая квартира? Лучше бы дома помог, тут тоже дел полно.
Я сама слышала, как она его отчитывала. Свекор был глуховат, динамик в его телефоне был громкий, а Лидия Ивановна обязательно названивала ему тогда, когда он еще был у нас.
Как-то Сергей Петрович задержался у нас до полуночи, и Лидия Ивановна пришла к нам сама! Я обалдела тогда.
— Сергей! — крикнула она прямо с порога, — ты что тут забыл? Домой живо!
Сергей Петрович выпрямился, вытирая пот со лба.
— Мам, ну что ты орешь? Мы тут работаем.
— Какая работа? Ты своим домом должен заниматься, а не чужой квартирой! Марш, сказала!
Мне стало неловко.
— Лидия Ивановна, может, вы зайдете, попьете чаю? — предложила я.
— Какой чай? Мне нужно, чтобы мой сын был дома! Пошли, Сергей!
Сергей Петрович, вздохнув, пошел за ней. Я чувствовала себя виноватой. Кажется, наша затея с ремонтом только усугубила и без того напряженные отношения в их семье. И, честно говоря, я начинала понимать, что Лидия Ивановна — это не просто властная бабушка, а настоящая проблема.
Контроль распространялся не только на моего свекра — муж тоже частенько попадал под раздачу. Андрюха для бабушки он был не просто внуком. Мужа моего Лидия Ивановна считала настоящим сокровищем. Бриллиантом, который нужно беречь от всех невзгод.
И она берегла. Так берегла, что к своим двадцати семи годам Андрей оставался большим ребенком, совершенно неприспособленным к самостоятельной жизни. До прошлого года он жил с бабушкой и родителями, ни в чем не нуждался и, как я поняла, не особо напрягался.
А потом в его жизни появилась я. И жизнь его кардинально изменилась. Как-то мы с Андреем решили повесить новую полку в ванной. Полка была простая, из IKEA, в комплекте шли все необходимые крепления. Казалось бы, что может быть сложного? Но уже через пять минут я поняла, что это будет непросто.
Андрей держал полку криво, дрель выскальзывала у него из рук, а сверло, казалось, вообще не хочет входить в стену.
— Может, я помогу? — предложила я, видя его мучения.
— Нет, нет, я сам, — заупрямился он, — я же мужчина!
Через полчаса стена была испещрена дырками, полка висела криво, а Андрей, красный от напряжения, смотрел на все это с видом виноватого ребенка.
— Может, все-таки вызовем мастера? — предложила я, стараясь не показывать разочарования.
— Мастера? — переспросил он, — да я сам могу! Просто сегодня не мой день.
Вечером, когда мы приехали к свекрам на ужин, Лидия Ивановна, увидев нас, тут же засыпала Андрея вопросами.
— Что-то ты какой-то уставший, Андрюшенька? Что случилось?
— Да так, полку вешал, — ответил он, стараясь не смотреть на меня.
— Полку? Сам?! И что, повесил?
— Ну… не совсем, — пробормотал он.
Лидия Ивановна тут же нахмурилась.
— Что значит «не совсем»? Что там сложного-то?
— Да просто стена какая-то твердая, сверло не берет, — попытался оправдаться Андрей.
— А ты что, сам сверлил!? — возмутилась бабушка, — зачем тебе это нужно? Ты же у меня такой умный, талантливый! Зачем тебе этой грязной работой заниматься? Пусть Оля этим занимается!
Я опешила.
— Лидия Ивановна, ну что вы такое говорите? Андрей сам предложил.
— Предложил? — переспросила она, — ну, предложил и предложил. А ты должна была отговорить! Он же у меня такой… такой… нежный! Ему нельзя тяжести поднимать и стены сверлить!
После ужина, когда мы остались одни на кухне, я не выдержала.
— Андрей, ты серьезно считаешь, что я должна была повесить эту полку?
— Ну… бабушка так сказала, — пожал он плечами.
— Андрей, тебе двадцать семь лет! Ты должен уметь элементарные вещи по дому делать!
— Ну, я же как-то жил до этого, и ничего, — огрызнулся он, — папа всегда все сам делал.
— Вот именно! В этом и проблема! Твоя бабушка тебя слишком опекает! Ты же ничего не умеешь!
Он обиделся и ушел в комнату. Я осталась одна на кухне, чувствуя себя ужасно. С одной стороны, мне было жаль Андрея, которого так избаловала бабушка. С другой стороны, я понимала, что так дальше продолжаться не может. Он должен научиться быть самостоятельным, иначе наша совместная жизнь превратится в кошмар.
Потом у нас дома сломалась розетка. И, конечно же, Андрей не смог ее починить. Он долго ковырялся в ней отверткой, искры летели во все стороны, но результата не было. В итоге, я вызвала электрика, который за пять минут все исправил.
Лидия Ивановна, узнав об этом, была в ярости.
— Что? Электрика вызвала? А где же мой внучек? Он же у меня такой рукастый! Мог бы и сам починить!
— Лидия Ивановна, Андрей пытался, но у него не получилось. Лучше вызвать специалиста, чем устроить пожар, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие.
— Пожар? Что ты такое говоришь? Он у меня все умеет! Просто ему некогда! Он же у меня такой занятой!
Я понимала, что спорить с ней бесполезно. Она продолжала жить в своем мире, где ее внук — мастер на все руки, а все остальное — неважно. А Андрей, похоже, вполне доволен такой ролью. И меня это начинало пугать.
С самого начала бабушка Андрея относилась ко мне с подозрением. Словно я — не жена ее любимого внука, а какая-то временная помеха на пути к его светлому будущему. И чем больше времени проходило, тем сильнее я чувствовала ее неприязнь.
Каждый раз, когда мы приходили к ним в гости, начинался один и тот же спектакль. Лидия Ивановна внимательно осматривала Андрея с головы до ног, а потом, обращаясь ко мне, начинала причитать.
— Ой, Андрюшенька, какой ты худой стал! Весь синий, уставший! Работаешь, бедняга, до упаду!
Андрей работал продавцом-консультантом в магазине бытовой техники. Работа, конечно, не самая легкая, но и не каторга. Но в глазах Лидии Ивановны он был настоящим героем, измученным непосильным трудом.
— Лидия Ивановна, Андрей нормально себя чувствует, — пыталась я возразить, — просто устает немного.
— Нормально? — возмущалась она, — да на него смотреть страшно! Весь исхудал, кости одни остались! Ты совсем его не кормишь, что ли?
И тут начинался допрос с пристрастием. Лидия Ивановна выспрашивала, что мы ели на завтрак, обед и ужин, сколько раз в неделю Андрей ест мясо, и вообще, как я за ним ухаживаю. Самое абсурдное было то, что она до сих пор не верила, что я умею готовить. Хотя я старалась, готовила разные блюда, с собой их приносила и угощала их, но Лидия Ивановна оставалась непреклонной. Она считала, что я, как современная девушка, питаюсь одними полуфабрикатами и фастфудом.
— Да ты, наверное, и суп варить не умеешь, — как-то раз заявила она мне.
Я справедливо возмутилась:
— Лидия Ивановна, ну что вы такое говорите? Я прекрасно готовлю!
— А вот и неправда! — возразила она, — я же вижу, какой он худой! Значит, голодный ходит!
После этого случая Андрей начал тайком фотографировать мои блюда и отправлять их бабушке. Представляете? Мне было ужасно обидно. Я должна была отчитываться перед ней за каждый приготовленный обед?
Когда мы приходили к ним в гости, Лидия Ивановна устраивала настоящий пир. Она выставляла на стол все, что было в холодильнике, и пыталась запихнуть в Андрея как можно больше еды.
— Ешь, Андрюшенька, ешь! — уговаривала она его, — совсем уже кости выпирают! Надо силы восстанавливать!
Андрей, бедняга, сидел за столом и виновато смотрел на меня. Он понимал, что вся эта ситуация абсурдна, но ничего не мог с этим поделать. Он боялся обидеть бабушку.
Однажды, я не выдержала.
— Лидия Ивановна, ну сколько можно? — воскликнула я, — Андрей уже наелся! Зачем вы его заставляете?
— Заставляю? — возмутилась она, — я же только хочу, чтобы он был сытым и здоровым!
— Но он же не маленький! Он сам знает, сколько ему нужно есть!
— А вот и не знает! — возразила она, — он у меня слишком стеснительный! Даже если голодный — никогда не признается.
Но больше всего меня раздражало то, что она постоянно жаловалась на его работу.
— Ой, Андрюшенька, как ты устал! — причитала она, — на такой работе разве можно заработать нормальные деньги? Надо тебе искать что-то другое! Что-то более престижное!
— Лидия Ивановна, Андрею нравится его работа, — возражала я, — он получает удовольствие от общения с людьми.
— Удовольствие? — переспрашивала она, — да какое тут удовольствие? Надо думать о будущем! Надо зарабатывать деньги! А он что? Целыми днями продает эти свои телевизоры!
И так каждый раз. Я чувствовала, что Лидия Ивановна пытается посеять раздор между мной и Андреем. Она хотела, чтобы он бросил работу, нашел что-то более выгодное и, возможно, даже бросил меня.
Мне было очень тяжело. Я любила Андрея, но его бабушка превращала мою жизнь в кошмар. Я не знала, как с этим бороться. Я чувствовала, что рано или поздно я просто не выдержу и уйду. И тогда Лидия Ивановна добьется своего.
Выходные для нас с Андреем превращались в настоящий кошмар. Только мы расслабимся, позволим себе поваляться в постели подольше, как вдруг — хлопок входной двери. Это она. Бабушка. Андрюша ведь ключики ей выдал, вот и заявлялась она к нам каждую субботу в семь утра.
Не успеет зайти — несется на кухню и начинает там хозяйничать. Открывает дверцы холодильника, шкафчиков, проводит инспекцию. Что у нас есть? Что мы едим? Все ли соответствует ее стандартам?
— Ой, что это у вас тут? — ворчит она, вытаскивая из холодильника банку йогурта, — один сплошной сахар! Андрюшеньке нельзя столько сладкого!
Или вот еще:
— А это что за колбаса? — недовольно морщится она, рассматривая упаковку, — сплошная химия! Где нормальное мясо?
Если бабушка и приносила что-то с собой, то это всегда было что-то для Андрея. Ее любимый пломбир, домашние пирожки с капустой (которые он терпеть не мог, но бабушке об этом не говорил), варенье из бабушкиного сада.
— Вот, внучек, покушай, — приговаривала она, запихивая ему в рот очередной пирожок, — надо силы восстанавливать!
А на меня она смотрела с укоризной, словно это я виновата в том, что Андрей недостаточно хорошо питается.
Но самым запоминающимся моментом стал день рождения моей свекрови, Марины Викторовны. Мы с Андреем долго выбирали подарок. Хотелось сделать ей приятное, показать, что мы ее любим и ценим. В итоге, мы решили купить красивый букет цветов и стильную сумку. Марина Викторовна — женщина элегантная, я была уверена, что она оценит. Как же.
Настал день рождения. Мы приехали к ним с подарками, поздравили Марину Викторовну. Она была очень рада. Тут в комнату вошла Лидия Ивановна. Она внимательно осмотрела подарки, а потом, обращаясь к Андрею, спросила:
— И сколько все это стоит?
Андрей замялся. Он знал, что бабушке лучше не знать цену. Но та настаивала.
— Ну скажи, сколько стоит эта сумка?
Андрею пришлось назвать сумму. Лицо Лидии Ивановны вытянулось.
— Что? Столько денег за сумку? Да ты с ума сошел! Это же половина моей пенсии!
Андрей покраснел, а я почувствовала, как во мне закипает злость.
— Лидия Ивановна, это подарок, — попыталась я объяснить, — мы хотели сделать Марине Викторовне приятное.
— Приятное? — усмехнулась она, — лучше бы эти деньги потратили на что-то полезное! Например, на лекарства! Мне!
Потом она переключилась на букет цветов.
— А это вообще зачем? — презрительно фыркнула она, — пустая трата денег! Кому нужны эти цветы? Через два дня завянут и все!
Марина Викторовна, бедняга, стояла и молчала, словно привыкла к таким выпадам. Она знала, что спорить с Лидией Ивановной бесполезно.
С каждым днем Лидия Ивановна становилась все большей проблемой в нашей жизни. Ее вмешательство в наши дела переходило все границы, а ее поведение становилось все более невыносимым. Одним из самых раздражающих моментов стали ее утренние звонки. Она почему-то взяла за правило звонить мне на домашний телефон каждое утро, когда у меня выходной. И звонила она всегда в одно и то же время — ровно в восемь утра.
— Алло, это Оля? — раздавался ее сварливый голос в трубке.
— Да, это я, — отвечала я сонным голосом.
— Что делаешь? Не спишь еще, случайно?
— Нет, уже проснулась, — врала я, стараясь не показывать раздражения.
— А чем занимаешься?
— Да ничем особенным, — отвечала я уклончиво, — только проснулась.
— А что Андрей? Он тоже спит?
— Да, он еще спит. Он же работает всю неделю.
— Работать надо, конечно, — ворчала она, — но и отдыхать тоже надо! А то совсем измотался!
И дальше начинался долгий разговор о том, как Андрей устал, как ему тяжело, и как я должна его беречь.
Эти звонки выводили меня из себя. Я не понимала, зачем она это делает. Неужели ей больше нечем заняться?
Свадьба, к счастью, прошла так, как мы и хотели. Потому что сами все оплачивали. Она не вложила в нее ни копейки, поэтому и права голоса у нее не было. Но зато она постоянно спрашивала про свадебные деньги. На свадьбу нам подарили довольно приличную сумму, и Лидия Ивановна, казалось, не могла успокоиться, подсчитывая, куда же мы их потратили.
— Ну что, свадебные деньги еще остались? — спрашивала она при каждой встрече.
— Да, немного осталось, — отвечала я.
— И на что вы их потратите?
— Пока не решили, — отвечала я уклончиво, — может, на отпуск, может, на ремонт.
— На ремонт? — переспрашивала она с подозрением, — а зачем вам ремонт? У вас же и так все хорошо!
Я понимала, что она боится, что мы потратим деньги на что-то бесполезное, по ее мнению. Или еще хуже — что я их припрячу где-то, чтобы потом сбежать от Андрея.
Но апогеем всего стало ее отношение к моему новому мобильному телефону. Мой старый телефон сломался — утонул в ванной. Пришлось покупать новый. Мы выбрали недорогую, но функциональную модель. Телефон был неплохой, и я была им довольна.
Но Лидия Ивановна не могла успокоиться уже полгода. Она постоянно спрашивала, сколько он стоит, зачем он мне, и не слишком ли дорогой я выбрала.
— И зачем тебе такой телефон? — ворчала она, — он же наверняка стоит целое состояние!
— Лидия Ивановна, это обычный телефон, — отвечала я, стараясь сохранять спокойствие, — он мне нужен для работы.
— Для работы? — усмехалась она, — а что, старый телефон уже совсем не работал?
— Да, он сломался, — отвечала я.
— Сломался? — переспрашивала она с подозрением, — или ты просто захотела новый?
Я не знала, что ей ответить. Мне было противно и обидно. Почему она постоянно меня подозревает? Почему она не может просто порадоваться за меня? Я чувствовала, что ненавижу ее. Ненавижу ее звонки, ее вопросы, ее подозрения. Ненавижу то, как она относится ко мне и к Андрею.
Я узнала, что внутри меня растет человек. Новая жизнь, которая должна была принести радость и счастье. Но даже это светлое событие Лидия Ивановна умудрилась омрачить своим отношением. Когда мы сообщили ей о моей беременности, я ожидала увидеть радость и восторг. Все-таки, внук станет отцом, у нее появится правнук! Но вместо этого я увидела на ее лице какое-то разочарование.
— А, ну да, — сказала она как-то сухо, — ребенок это, конечно, хорошо. Но сейчас коляски очень дорогие.
И все. Ни поздравлений, ни теплых слов, ни пожеланий. Только забота о том, сколько денег придется потратить на коляску. Я была в шоке. Неужели ее волнуют только деньги? Неужели она не понимает, что рождение ребенка — это гораздо больше, чем просто покупка коляски?
Но больше всего меня раздражало то, что она постоянно сваливала на нас всякий хлам. Консервацию, которую никто не ест, старые вещи, никому не нужные предметы интерьера.
— Вот, возьмите, — говорила она, таща к нам огромные сумки и коробки, — вам пригодится!
И мы брали. Брали, потому что не знали, как ей отказать. Брали и складывали все это на балконе, где оно благополучно пылилось годами.
Но консервация — это отдельная тема. Лидия Ивановна считала своим долгом обеспечивать нас домашними заготовками. Варенье, соленья, компоты — все это в огромных количествах она привозила к нам. Проблема была в том, что никто из нас эту консервацию не ел. Андрей не любил варенье, а я предпочитала свежие овощи и фрукты. В итоге, банки стояли в кладовке, занимали место, и со временем портились. Не раз и не два нам попадалась пропавшая консервация. Открываешь банку, а там плесень и неприятный запах. Приходилось все это выбрасывать.
Я пыталась объяснить Лидии Ивановне, что мы не нуждаемся в ее консервации.
— Лидия Ивановна, ну зачем вы нам столько привозите? — говорила я, — мы все равно это не едим.
— Как это не едите? — возмущалась она, — это же домашнее! Это же полезно!
— Но мы не любим варенье, — пыталась я объяснить, — и у нас нет места, чтобы все это хранить.
— Места нет? — переспрашивала она с подозрением, — а вы что, прошлогоднее не доели?!
И тут выяснялось, что летом она планирует попросить нас вернуть ей триста банок. Ей нужно куда-то закатывать новые заготовки. Я была в отчаянии. Получалось, что мы должны хранить ее никому не нужный хлам, а потом еще и возвращать ей банки. А я их выбрасывала!
— Лидия Ивановна, ну зачем вам столько банок? — спрашивала я, — вы же все равно не съедите столько заготовок!
— Как это не съем? — возмущалась она, — я же всю жизнь так делала! И буду делать!
Я понимала, что спорить с ней бесполезно. Она жила в своем мире, где домашняя консервация — это главная ценность в жизни.
Беременность сделала меня особенно чувствительной и раздражительной. Я не могла больше терпеть ее вторжения в нашу жизнь. Я чувствовала, что задыхаюсь в этой атмосфере постоянного контроля и недоверия.
Однажды, после очередного визита Лидии Ивановны, я сорвалась на Андрея.
— Я больше не могу! — кричала я, захлебываясь слезами, — я устала от ее дурацких банок, от ее звонков, от ее постоянного вмешательства! Я хочу, чтобы она оставила нас в покое!
Андрей обнял меня и попытался успокоить.
— Я понимаю, милая, — сказал он, — я поговорю с ней.
У меня у самой есть бабушка, мамина мама. И я помню, как мама всегда старалась передать нам «гостинцы» — домашние заготовки, сладости, пирожки. Но, в отличие от Лидии Ивановны, моя бабушка и мама всегда спрашивали, что мы хотим, что мы любим, и никогда не навязывали нам то, что нам не нужно.
Моя мама, например, делает потрясающие маринованные помидоры. Я обожаю их, и с удовольствием бы поставила баночку—другую в кладовку. Но, увы, там уже не было места. Все забито банками Лидии Ивановны.
— Вот, возьми, доченька, — говорила мама, протягивая мне пакет с помидорами. — Сама делала, специально для тебя.
— Спасибо, мам, — отвечала я с грустью, — но мне некуда их ставить. У нас кладовка вся забита.
— Как это забита? — удивлялась мама, — а что там стоит?
— Да все то же самое, — вздыхала я, — варенье, соленья, компоты. Все, что мы не едим.
— А зачем вы это берете? — спрашивала мама.
— Да как ей откажешь? — отвечала я, — она обижается, говорит, что мы не ценим ее труд.
— Ну и что? — возмущалась мама, — ты в первую очередь должна думать о себе и о своем ребенке!
Мама была права. Я должна была думать о себе и о своем ребенке. Но как сказать об этом Лидии Ивановне? Как объяснить ей, что мы хотим жить своей жизнью?
Кстати, я сама тоже консервирую. Но в разумных масштабах. Делаю несколько баночек огурцов и помидоров на зиму, варю немного варенья из ягод, которые растут у нас на даче. Все это для себя, для души. Только кому это было интересно?
Внезапно наступившее затишье после объявления моей беременности оказалось затишьем перед бурей. Лидия Ивановна, видимо, поняла, что прямое давление на меня не приносит желаемого результата, и сменила тактику. Она перестала ходить к нам домой и звонить мне, но вместо этого переключилась на Андрея.
Теперь она стала наведываться к нему на работу практически через день. Приносила то сто, то двести рублей на «покушать, каждый раз притаскивала шарлотку, которая, признаться, уже оскомину набила не только Андрею, но и нашей кошке. Он, бедный, пытался угодить бабушке, брал деньги и пироги, но съесть все это в одиночку, конечно, не мог.
— Она опять приходила, — рассказывал мне Андрей, возвращаясь с работы, — шарлотку принесла. Я не знаю, куда ее девать.
— Выброси, — отвечала я, стараясь не раздражаться, — или угости коллег.
— Что ты! А если отравятся?
Я понимала его. Ему было сложно отказать бабушке. Он все-таки ее любит. Больше всего меня возмущало то, что она думала только о своем внуке. Про меня и про будущего правнука она словно забыла. Никаких витаминов для меня, никаких фруктов. Только шарлотка для Андрея.
— Могла бы хоть апельсинов мне принести, — ворчала я, — или яблок каких-нибудь.
— Ну, ты же знаешь, какая она, — отвечал Андрей, — для нее главное — чтобы внук был сыт.
Да, я знала, какая она. Для нее я была лишь приложением к ее внуку. Я никто. Есть только Андрюша. Мне же она передавала раз в неделю «гостинцы» в виде двадцати пяти пакетов белых тыквенных семечек, в которых уже вовсю хозяйничала моль, и сушеных яблок, после варки компота из которых всплывали белые червяки. Больше ничего.
— Бери, Оленька, — говорила она, протягивая мне пакет с семечками, — это же полезно.
— Спасибо, Лидия Ивановна, — отвечала я с кислой миной, — но я семечки не ем.
— Как это не ешь? — возмущалась она, — в семечках же витамины!
Я знала, что спорить с ней бесполезно. Поэтому я просто брала эти семечки и выкидывала их в мусорное ведро.
В общем, до родов мне остается два месяца, и я временно живу у родителей. Да, я сбежала от мужа после очередной выходки его бабушки. Андрею я поставила условие: мы до родов живем раздельно, он за это время ищет способ приструнить бабку. Если находит — мы сходимся. А если нет… Значит, нам не по пути. Устала я от всего, честное слово. Хочу жить спокойно, без вмешательства посторонних.
