Кафе гудело, как улей. Столы в зале ломились от еды: салаты, мясные нарезки, бутерброды с красной рыбой. В углу ждал своего часа торт, трехъярусный, с кремовыми цветами.
Народ толпился, шумел, смеялся. Сегодня Надежде Ивановне исполнялось шестьдесят. Юбилей.
Гости — родственники, друзья, соседи — наперебой поднимали бокалы, говорили тосты, хлопали в ладоши. Надежда Ивановна сидела во главе стола, в темно-синем платье, с аккуратно уложенными волосами. Улыбалась, кивала, благодарила. Но что-то в ее глазах было не так. Они блестели, но не от радости.
— Надя, за тебя! — крикнул дядя Коля, сосед с третьего этажа, поднимая рюмку. — За здоровье, за счастье, за долгие годы!
Все загудели, зааплодировали. Надежда Ивановна подняла бокал с вином, но вдруг ее лицо дрогнуло. Она поставила бокал на стол, закрыла лицо руками и разрыдалась. Громко, взахлеб, так, что все замерли. Бокалы в руках гостей повисли в воздухе. Тишина накрыла комнату, только всхлипы Надежды Ивановны раздавались в углу.
— Мам, вы чего? — первой опомнилась Алина, невестка. Она сидела рядом, положила руку на плечо свекрови. — Что случилось?
Надежда Ивановна отняла руки от лица. Глаза красные, тушь размазалась. Она посмотрела на гостей, потом на Алину, потом снова на всех.
— Я не могу больше, — сказала она, голос дрожал. — Я ухожу.
— Куда? — вырвалось у Алины.
— Из дома. Из этой жизни. Я все решила.
Гости переглянулись. Кто-то кашлянул. Дядя Коля поставил рюмку на стол и пробормотал: «Ну, это… как бы…» Алина почувствовала, как у нее холодеет спина. Она посмотрела на мужа, Диму, сидевшего напротив. Тот только пожал плечами, растерянный.
— Мам, подождите, давайте выйдем, поговорим, — Алина попыталась говорить спокойно, но голос выдал волнение.
Надежда Ивановна покачала головой.
— Нет, Алин. Я уже все обдумала. Завтра я уезжаю.
— Куда? — Дима наконец подал голос. — Мам, ты о чем вообще?
Надежда Ивановна встала, опершись на стол. Гости молчали, кто-то даже отвернулся, будто стесняясь смотреть.
— Я еду в Питер. Хочу начать все сначала. У меня там подруга, Светка, она меня ждет. Я уже билет купила.
Алина открыла рот, но слов не нашла. Дима нахмурился, пробормотал что-то невнятное. Гости начали шептаться. Надежда Ивановна вытерла слезы салфеткой, выпрямилась и добавила:
— А теперь давайте праздновать. Это мой день, и я хочу, чтобы он был веселым.
Она подняла бокал, улыбнулась, но улыбка вышла натянутой. Гости неуверенно зашумели, кто-то попытался сказать тост, но атмосфера уже была не та. Алина сидела, глядя в тарелку, и пыталась понять, что вообще происходит.
На следующий день Алина с Димой приехали к Надежде Ивановне с утра. На кухне стояла сумка, уже собранная, с ручкой, обмотанной скотчем. Надежда Ивановна сидела за столом, пила воду из стакана, смотрела в окно.
— Мам, ты серьезно? — Дима сел напротив, положил руки на стол. — Ты же не можешь просто так взять и уехать.
— Почему не могу? — Надежда Ивановна посмотрела на него спокойно. — Мне шестьдесят, а не сто. Я еще не развалина.
— Да никто не говорит, что ты развалина, — Дима повысил голос. — Но Питер? Ты там сто лет не была! И что ты там будешь делать?
— Жить, — отрезала она. — Светка уже нашла мне работу. В ее магазине, продавцом. Там и жилье рядом, комната в коммуналке.
Алина слушала и чувствовала, как внутри все сжимается. Она знала свекровь десять лет, с тех пор как вышла за Диму. Надежда Ивановна всегда была для них опорой: помогала с детьми, с ремонтом, всегда выслушает, поддержит. И вдруг — Питер? Коммуналка? Магазин?
— Мама, — Алина постаралась говорить мягко, — а что случилось? Почему так внезапно?
Свекровь посмотрела на нее, вздохнула.
— Алина, я устала. Всю жизнь я для других жила. Для мужа, пока он был жив. Для Димы, для внуков. Для всех. А для себя — когда? Я хочу попробовать что-то свое. Хочу жить там, где мне будет хорошо.
— А тут тебе плохо? — Дима выглядел обиженным.
— Не плохо, — Надежда Ивановна покачала головой. — Просто… не мое. Я тут как в клетке. Все время одно и то же. А в Питере — другой воздух, другая жизнь. Я хочу дышать.
Алина посмотрела на сумку. Одна, маленькая, на всю жизнь. Она вдруг поняла, что свекровь не шутит.
— А когда вы едете? — спросила она тихо.
— Сегодня вечером. Поезд в восемь.
— Сегодня?! — Дима вскочил. — Мам, ты хоть дала бы нам время осознать!
— А зачем? — Надежда Ивановна пожала плечами. — Я решила. Все.
Алина с Димой переглянулись. Она видела, что муж в панике, но сама не знала, что делать. Остановить? Уговаривать? А если свекровь правда несчастна здесь?
— Ладно, — сказала Алина. — Мы вас проводим.
Надежда Ивановна кивнула, будто другого и не ожидала.
Вокзал был шумным, людным. Поезда гудели, объявления гремели из динамиков. Надежда Ивановна стояла у вагона. Алина с Димой приехали с ней, хотя Дима всю дорогу молчал, только хмурился. Алина пыталась разрядить обстановку, болтала о погоде, о том, как дети будут скучать по бабушке, но слова звучали пусто.
— Мам, ты точно уверена? — Дима сделал последнюю попытку, когда проводница начала проверять билеты.
— Дмитрий, хватит, — Надежда Ивановна посмотрела на него строго. — Я не девочка, я знаю, что делаю.
Она обняла его, потом Алину. Объятие было быстрым, но крепким. Алина почувствовала, как у нее защипало в глазах, но сдержалась.
— Звоните, ладно? — сказала она. — И возвращайтесь, если что.
— Конечно, — Надежда Ивановна улыбнулась. — Но лучше вы приезжайте. Питер красивый.
Она поднялась в вагон, помахала рукой. Поезд дернулся, медленно тронулся. Алина с Димой стояли на перроне, пока состав не скрылся за поворотом.
— Это что, правда? — Дима повернулся к жене. — Она реально уехала?
— Похоже на то, — Алина вздохнула. — Поехали домой, Дим.
Прошел месяц. Алина с Димой пытались привыкнуть к новой реальности. Дети, Маша и Артем, спрашивали, где бабушка, но быстро отвлекались на свои дела. Алина заметила, что без свекрови дом стал тише. Никто не звонил с утра, не приносил домашние котлеты, не забирал детей из школы. Она скучала, но старалась не показывать.
Надежда Ивановна звонила пару раз. Рассказывала, что устроилась в магазин Светки, торгует сувенирами на Невском. Живет в коммуналке, соседки — две старушки и парень-студент, все дружелюбные. Говорила, что Питер ей нравится, что она ходит по музеям, гуляет по набережным. Алина слушала и не могла понять, радоваться или тревожиться.
Однажды вечером позвонила Светлана, подруга свекрови.
— Алина, привет, — голос у нее был взволнованный. — Слушай, тут с Надей беда.
— Какая беда? — Алина почувствовала, как сердце екнуло.
— Она в больнице. Упала на лестнице, ногу сломала. Ничего страшного, но ей нужна помощь. Я не справляюсь, у меня магазин, дети. Можете приехать?
Алина замерла. Дима, сидевший рядом, посмотрел на нее вопросительно.
— Что там? — спросил он.
— Мама в больнице, — Алина прикрыла трубку рукой. — Ногу сломала.
Дима выругался, но тут же встал.
— Собирайся. Едем.
Алина с Димой приехали на следующий день, сняли номер в гостинице недалеко от больницы. Питер встретил их дождем и ветром. Надежда Ивановна лежала в палате, нога в гипсе, лицо бледное.
— Вы чего приперлись? — сказала она вместо приветствия. — Я же сказала, все нормально.
— Нормально? — Дима сел на стул у кровати. — Мам, ты в больнице, с гипсом. Это нормально?
— Да ерунда, — Надежда Ивановна махнула рукой. — Через месяц снимут. Светка за мной присмотрит пока.
— У Светки дети, внуки и магазин, — Алина присела с другой стороны. — Как она ещё за вами присматривать будет? Давайте лучше домой, к нам.
— Нет, — отрезала свекровь. — Я сюда приехала за своей жизнью. Не вернусь.
Алина посмотрела на Диму. Тот только развел руками.
— Мам, ты не можешь в гипсе по коммуналке скакать, — сказал он. — Это не дело.
— А я и не собираюсь, — Надежда Ивановна усмехнулась. — Светка уже договорилась, меня в пансионат возьмут. Там и уход, и еда, и все рядом.
— В пансионат? — Алина нахмурилась. — Это что, как дом престарелых?
— Ну, не совсем, — свекровь пожала плечами. — Там нормально. Люди живут, общаются. Я не одна буду.
Алина с Димой переглянулись. Оба понимали, что уговаривать бесполезно. Но оставлять ее одну в Питере, да еще с гипсом, было страшно.
— Мы останемся на пару дней, — сказала Алина. — Посмотрим, что за пансионат.
Надежда Ивановна только хмыкнула, но спорить не стала.
Пансионат оказался лучше, чем Алина ожидала. Двухэтажный дом за городом, с садом и верандой. Внутри чисто, пахло хвоей, персонал улыбался. Надежда Ивановна уже через день освоилась: познакомилась с соседкой по комнате, Верой, бывшей учительницей, и даже записалась на кружок рисования, который вел местный художник.
— Видите? — сказала она, когда Алина с Димой пришли навестить. — Я же говорила, все будет нормально.
— Мам, ты нас пугаешь, — Дима покачал головой. — То Питер, то больница, теперь вот пансионат.
— А что мне, дома сидеть, телевизор смотреть? — Надежда Ивановна посмотрела на него строго. — Я живу, Дим. Впервые за много лет.
Алина молчала. Ей было странно видеть свекровь такой — решительной, упрямой, полной жизни. Она вдруг поняла, что никогда не знала ее по-настоящему. Всегда видела только «маму Димы», «бабушку», а не женщину, которая хочет чего-то своего.
— Ладно, — сказала Алина. — Но вы звоните, если что. И мы приедем.
— Договорились, — Надежда Ивановна улыбнулась.
Алина с Димой вернулись домой, но мысли о свекрови не отпускали. Алина ловила себя на том, что проверяет телефон, ждет звонков. Надежда Ивановна звонила раз в неделю, рассказывала, как рисует акварелью, как ходит с костылями по саду, как спорит с Верой о политике. Алина слушала и не могла поверить, что это та же женщина, которая год назад делала им котлеты и забирала детей из школы.
Однажды вечером Надежда Ивановна позвонила неожиданно.
— Алина, слушай, — голос у нее был взволнованный. — Я тут подумала. Хочу свой магазин открыть.
— Магазин? — Алина чуть не поперхнулась. — Какой еще магазин?
— Сувениры, открытки, всякое такое. В Питере туристов полно, дело пойдет. Светка поможет, она знает, как бизнес вести.
— Мам, вы с гипсом до сих пор, — Алина попыталась говорить спокойно. — Может, сначала выздороветь надо?
— Да я уже хожу нормально, — отмахнулась свекровь. — Через неделю гипс снимают. Алина, я серьезно. Я хочу попробовать.
Алина вздохнула, посмотрела на Диму, который сидел рядом и слушал разговор.
— Дай мне трубку, — сказал он, протягивая руку к телефону.
— Мам, ты с ума сошла? — начал он. — Какой магазин? Тебе шестьдесят!
— И что? — голос Надежды Ивановны был твердым. — Я еще могу. И буду.
Дима замолчал, потом вернул телефон Алине.
— Она не шутит, — сказал он тихо.
— Я знаю, — ответила Алина.
Через три месяца Надежда Ивановна прислала фото. Маленький магазинчик на углу узкой улочки, вывеска «Сувениры от Нади». На фото она стояла у прилавка, без гипса, с широкой улыбкой. Рядом Светлана, обе смеялись. Алина показала фото детям, те заулыбались, начали спрашивать, когда поедут к бабушке.
— Она реально это сделала, — Дима покачал головой, глядя на фото. — Моя мать открыла магазин.
— А ты сомневался? — Алина усмехнулась.
Они решили поехать в Питер на выходные. Хотели увидеть все своими глазами. Магазин оказался уютным: полки с магнитами, открытками, маленькими статуэтками. Надежда Ивановна стояла за кассой, болтала с туристами на ломаном английском. Увидев Алину с Димой, она засияла.
— Ну что, приехали проверять? — сказала она, обнимая их.
— Не проверять, — Алина улыбнулась. — Поддержать.
Они провели весь день в магазине, помогали раскладывать товар, болтали с покупателями. Вечером пошли гулять по набережной. Надежда Ивановна рассказывала, как училась работать с кассой, как договаривалась с поставщиками, как чуть не поссорилась со Светкой из-за цен. Алина слушала и понимала, что свекровь счастлива. Впервые за все годы.
— Мам, ты молодец, — сказал Дима, когда они стояли на набережной, глядя на мосты.
— А то, — Надежда Ивановна подмигнула. — Я еще покажу, на что способна.
