— Мам, а почему бабушка сказала, что мы будем спать в сарае? — Света мяла в руках свой рюкзак с кошечкой и тревожно косилась в сторону веранды, где, звеня бокалами и хохоча, уже вовсю сидела компания гостей.
Ольга прищурилась сквозь солнце. Над домом весело реяли шарики, а на калитке болтался лист бумаги с надписью: «Юбилей 35 лет вместе! Анна и Игорь!»
Красным маркером. С сердечками.
На их даче. На их личной, выплачиваемой в кредит, даче, купленной в прошлом году после пяти лет экономии на всём, включая нормальные сапоги.
Ольга выдохнула.
— Потому что бабушка у нас женщина творческая. Любит неожиданные концепции. Наверное, решила, что сарай — это глэмпинг, только без глэма.
Света вскинула брови.
— А папа знает?
— Папа сейчас в дороге. И, если он не свернёт себе шею на этих ухабах, то скоро будет. А пока… — Оля подошла к машине и с силой захлопнула багажник. — Пока мы с тобой идём на разведку. Без паники. И без рукоприкладства. Хотя руки чешутся.
Они вошли на участок, и всё встало на свои места. Или, точнее, ничего не стояло на месте, кроме автомобиля с надписью «Такси», припаркованного чуть ли не в клумбе, и пузатого мангала, дымящего, как локомотив. По газону шастали чужие ноги, чужие туфли, дети с криками играли в догонялки, в туалет выстроилась очередь.
— Олечка! — воскликнула Анна Павловна, появляясь из дома в фартуке с ананасами. — Вот и вы! Мы уже начали! Проходите, девочки!
Ольга застыла.
— А вы… что тут делаете?
— Так ведь юбилей! — глаза свекрови округлились, будто Оля спросила, зачем людям завтракать. — Тридцать пять лет — коралловая свадьба! Мы с Игорем подумали, что шуметь в квартире — нехорошо. А тут воздух, простор, соседи не жалуются…
— Вы подумали, что можно взять ключи от дачи без спроса? — медленно уточнила Ольга. — И устроить вечеринку?
— Ну не вечеринку, — поправила её свекровь. — Семейное торжество. Родственники, старые друзья, коллеги Игоря. Мы, между прочим, много сделали для этого дома. Забор починили, плитку выложили у входа…
— Мы нанимали рабочих. За наши деньги.
Анна Павловна сделала вид, что не слышит.
— Идите, располагайтесь! Там на веранде свободно, а Светочке постелим в сарайчике. Там чисто! Я сама туда ковёр из дома привезла, между прочим, персидский!
Света резко дёрнула маму за руку:
— Мам, я не хочу в сарай. Там пауки.
Ольга сжала зубы.
— Мы сюда не для этого приехали. И уж точно не ночевать в хозблоке. Где Игорь Юрьевич?
— Где-где, — махнула рукой свекровь. — На мангале. Он с утра всё жарит! Надо же угощать людей!
— Людей?! — Оля обвела взглядом столы, заставленные чужими салатами, бутылками и пластиковыми стаканами. — Я ни одного человека здесь не знаю.
— Ну, не будь ты такой ревнивицей, Оля, — рассмеялась свекровь. — Это же семейный праздник! Наш! Сыну твоему, между прочим, тоже приятно, когда родители радуются!
— Сыну вашему будет приятно, когда вы, наконец, поймёте, что мы — не гостиница! И не база отдыха! И уж точно не сдаём хозблок по часам!
Анна Павловна поморщилась.
— Вот опять ты начинаешь. Мы же просто по-доброму. Без всякого. Не надо так остро воспринимать. Женя всегда говорил, что ты нервная.
Оля почувствовала, как у неё начинает стучать в висках. Где этот Женя, в конце концов?! Он же должен был быть тут час назад!
И как раз в этот момент на калитке послышался звук ключа.
— Наконец-то, — прошептала она, и вся кровь прилила к лицу.
Вошёл Евгений. Уставший, в мятой рубашке, с дорожной пылью на брюках. И сразу застыл.
— А что тут у нас?..
— Женечка! — воскликнула Анна Павловна и кинулась к нему. — Сынок! Сюрприз! Мы вот решили…
— Ты это видел?! — Оля шагнула вперёд. — Они без разрешения… Они устроили… Это же наша дача, Женя!
Он провёл рукой по лицу.
— Мама, ты… серьёзно? Вы просто взяли ключи и…
— Жень, ну мы ж не навсегда! Один день! Сколько той жизни осталось?! Нам уже за шестьдесят…
— Вот именно, — резко сказала Оля. — За шестьдесят. Самое время научиться спрашивать разрешения.
Анна Павловна побелела.
— Женя?.. Ты тоже?.. То есть ты на её стороне?
Он посмотрел на жену, потом на мать. Помолчал.
— Я на стороне здравого смысла. Мама, вы сделали неправильно. Очень. Это не ваша дача.
— Да мы для вас, для вас же! — начала свекровь, но Игорь Юрьевич уже подошёл с шампурами, заметив накал:
— Эй, народ, чего орём? У меня шашлык остывает, а вы тут скандал устроили!
— Шашлык? — Оля с трудом сдержалась. — А вы знаете, что мы на этой неделе должны были закрыть платёж по кредиту? Знаете, сколько нам эта «дачка» обошлась?
— Оля, ну что ты начинаешь, как чужая… — буркнул Игорь Юрьевич.
— Так, — Женя вдруг выпрямился. — Все гости — на выход. Мама, папа, убирайтесь. Сейчас же.
— Женя! — вскрикнула Анна Павловна. — Ты нас выгоняешь?!
— Нет. Я прошу. Прекратите это безумие. И уйдите достойно.
Слово «достойно» повисло в воздухе, как храп в электричке.
Света подошла к отцу и тихо спросила:
— Пап, а можно мы не будем жить в сарае?
— Никто не будет жить в сарае, зайка, — Женя наклонился к дочери и поцеловал в макушку. — Папа сейчас всё уладит.
Анна Павловна молча повернулась и пошла к дому.
— Хорошо. Раз вы так решили. Тогда… живите. Как хотите. Мы вам больше не мешаем.
И только ковёр, выброшенный из сарая, остался лежать на дорожке — словно потерянный флаг в битве за личные границы.
Оля смотрела, как с веранды исчезают остатки веселья. Пластиковые тарелки ещё звенели в пакете, скатерть с розами свисала, как побитое знамя, а ковёр всё ещё валялся на дорожке, будто кто-то специально забыл его забрать. Символ.
— Я, наверное, всё-таки брошу её в WhatsApp, — сказала она, не оборачиваясь. — В семейный чат. Фото ковра. С подписью: «Память о вас будет жить на тротуаре».
— Оль, не надо, — устало отозвался Женя из кухни. — Не сегодня.
Она повернулась. Он как раз вытирал стол, на котором недавно стоял торт с фейерверком.
— Не сегодня… А когда? Когда они залезут к нам в квартиру с идеей совместного ремонта?
— Они твои родители тоже, — напомнил он.
— Нет. Мои родители — в Екатеринбурге, и они умеют не влезать без спроса. А твои… — Она замялась. — Твои считают, что если родили тебя, то автоматически имеют абонемент на весь твой жизненный метраж.
Женя тяжело сел на табуретку.
— Слушай. Я не оправдываю. Но ты ж понимаешь, у них в голове другая логика. «Это всё общее», «семья — это одно целое», «мы же для внуков». Мама искренне думает, что помогает.
— Помогает? Кому? Свете, которая теперь боится пауков и считает, что бабушки — это женщины, которые внезапно занимают чужие дома?
— Ну, Света всё-таки… ребёнок. У неё фантазия. Она забудет.
— Я — нет.
Он замолчал.
— Прости, — наконец сказал. — Я правда не знал, что они так сделают. Мама сказала, что просто хотела посмотреть, как мы тут устроились.
— Устроились, ага. Теперь, видимо, нас будут проверять раз в сезон. Весной — на посадки. Летом — на шашлыки. Осенью — на сбор урожая. Зимой, может, санки притащат.
— Ты злишься.
— Я злюсь, потому что мы в этом доме ещё даже первую зиму не пережили, а меня уже из него выгоняют.
Он посмотрел на неё.
— Ну не выгнали же. Мы всё разрулили.
— Пока. А дальше что? Она уже привыкла. Она уже ходит, как хозяйка. Холодильник открывает. Постель перестилает. Цветы пересаживает.
— Цветы?
— Цветы, Женя. Мои. С кухни. Сказала, что «горшок какой-то унылый» и переставила в ванную. С антуриумом нельзя так. Он стрессовать начинает.
Он хмыкнул.
— Вот что тебя действительно задело.
Оля скрестила руки.
— Меня задело, что ты ничего не говоришь. Всё спускаешь. Как будто боишься.
Он откинулся назад.
— Я не боюсь. Я просто… устаю. У меня между двумя женщинами всё время ощущение, будто я в минном поле. Шаг влево — мама в слёзы. Шаг вправо — ты злая. Я просто хочу прийти домой и не думать, кто на кого обиделся. Можно?
— Нет, — сказала она спокойно. — Нельзя. Потому что у тебя есть семья. И выбор. И, извини, если ты не готов быть посредником, придётся стать судьёй.
Он замолчал. Посмотрел в окно.
Света сидела на качелях и грызла яблоко. Время от времени она отмахивалась от мошек и что-то себе напевала. Маленький, мирный человек, наивно верящий, что взрослые всё уладят.
— Ты мне скажи честно, — вдруг спросил он. — Ты хочешь, чтобы они сюда больше не приезжали совсем?
Оля подняла брови.
— А ты хочешь, чтобы они приезжали без звонка, с гостями, шумом и коврами?
— Нет.
— Вот и найдём компромисс. Приезжать — можно. Без предупреждения — нельзя. Ключи от дачи — сдать. И ни одного юбилея, крестин или девичьих посиделок без согласования. Это жильё — не филиал Дома культуры.
Он тихо рассмеялся.
— Оля…
— Что?
— Когда ты злишься, ты страшно обаятельная.
— Женя, — она вздохнула, — не уводи в сторону. Мы с тобой либо одна команда, либо я в следующую субботу выношу всю мебель на веранду и говорю, что теперь здесь будет мой офис. И персидский ковёр мне в придачу.
Он поднялся, подошёл, обнял.
— Мы — одна команда. Только, может, чуть потренируемся ещё? Ну, как сборная России…
— Только не сравнивай меня с футболом. Я, в отличие от них, умею попадать в ворота.
Они постояли в тишине. Потом из комнаты раздался голос Светы:
— Мам, а бабушка вернётся?
Оля взглянула на Женю.
— Вернётся, — сказала она. — Но по предварительной записи.
Письмо пришло в понедельник. Бумажное, в конверте, с почтовым штампом. Оля держала его в руках с таким выражением, будто внутри лежала повестка в суд.
От кого — она поняла сразу по почерку: аккуратный, немного старомодный, с петлями, как у школьной учительницы.
«Дорогие Оля, Женя и Светочка!
Пишу вам, потому что считаю, что нам стоит поговорить. Не ругаться, не спорить, а по-настоящему обсудить.
Мы с Игорем Юрьевичем всё переосмыслили. Понимаем, что перегнули палку.
Но у нас есть предложение.
Нам поступило выгодное предложение по поводу участка рядом с вашей дачей. Мы подумали: может, и вам будет интересно?
Встреча — в эту субботу. Мы привезём документы и… торт.
С любовью, мама.» — Торт, — скривилась Оля. — Это шантаж на сливках.
— Может, они правда хотят что-то мирно решить? — осторожно спросил Женя.
— Если они привезут документы, значит, хотят нас в чём-то убедить. Иначе бы торт и улыбки были бы в WhatsApp, а не с бумагами.
Она замолчала, затем резко повернулась:
— Знаешь что? Пусть приезжают. Только в этот раз по нашим правилам.
В субботу Анна Павловна и Игорь Юрьевич появились, как по расписанию: 11:00, машина вычищена до блеска, папка под мышкой, на лице улыбка «мы же все взрослые люди».
Оля встретила их на пороге, в тёмных очках и с блокнотом в руках.
— Добро пожаловать, — произнесла она. — Пройдёмте. Только сразу предупреждаю: у нас регламент. 30 минут на разговор. Без оскорблений, угроз и манипуляций. Кто повышает голос — тот пьёт чай один, без торта.
Анна Павловна на мгновение прикусила губу, но промолчала.
— Мы — с миром, — наконец сказала. — Давайте без иронии. Всё-таки родные люди.
— Родные не лезут без спроса, — буркнула Оля, проходя на веранду.
Женя выглядел напряжённо, как адвокат, которого втянули в бракоразводный процесс между мамой и женой.
— Ну, что за участок? — спросил он, открывая папку.
— Вот, — бодро начала свекровь. — Соседка решила продавать. Участок — ровный, удобный, и мы подумали: а почему бы вам его не выкупить? Объедините с вашим, и вуаля — получится прекрасная территория. Просторно. Дети, внуки. Баня. Беседка. Семья рядом.
— А при чём тут вы? — перебила Оля. — Он не ваш. Вы что, уже начали договариваться от нашего имени?
Игорь Юрьевич кашлянул.
— Мы внесли аванс. Чтобы никто не перехватил. Конечно, с расчётом, что вы выкупите. Ну, потом. Когда кредит закончите. Или скинемся вместе. Мы ж не чужие.
Оля встала.
— Значит так. С этого момента — внимательно. Это — наш дом. Не ваш. Не «внуков». Не «семейный очаг». Наш с Женей. Понятно?
Анна Павловна вспыхнула:
— Мы же как лучше! Для вас же стараемся! Тебе что, жалко, что мы рядом будем?
— Жалко? Нет. Страшно. Потому что «рядом» у вас — это «внутри». Вы не знаете границ. Вы будете вставлять окна, менять мебель, приходить с проверками и ворчать, что лопата не там лежит.
— Оль, — вмешался Женя. — Не так…
— А как?! Ты снова встанешь между нами и скажешь, что все «молодцы»? Что мы «договоримся»? Мы уже договаривались. И я спала в сарае, пока твоя мама храпела на моей подушке.
Наступила тишина. Даже Света замерла с планшетом в руках.
Анна Павловна поднялась.
— Значит так. Если вы не хотите иметь дело с нормальными людьми, то…
— Тогда просто не имейте, — сказала Оля. — Мы откажемся от участка. А если вы купите — поставим забор. Высокий. С замками. И напишем на нём: «Чужим вход воспрещён. Даже родителям».
— Оля… — Женя попытался взять её за руку.
— Нет, Женя. Хватит. Ты взрослый мужик. И тебе пора выбрать — где твой дом. Здесь. Или в багажнике с маминым тортом.
Молчание. Затем — шорох папки, шаги по гравию, звук закрывающейся калитки.
Оля стояла посреди веранды, тяжело дыша.
Света подошла и обняла её за талию.
— Мам, ты молодец.
— Я просто устала, Светик. Очень устала.
Она посмотрела на Женю.
Он стоял с пустыми руками, будто в них должна была быть чья-то жизнь.
— Прости, — тихо сказал он. — Я правда… Я всё понял.
— Это хорошо. Потому что в следующий раз я сожгу этот торт. И залью участок бетоном.
Он подошёл ближе.
— Давай просто… начнём сначала?
— Начни с покупки замка. Надёжного. И смены всех ключей.
Через два года, в аккурат к майским праздникам, Оля стояла на веранде и пила кофе.
Соседний участок оказался выкуплен каким-то мужчиной в очках, который разводил голубику и игнорировал все «душевные» попытки общения. Забор возвели высокий, с колючей проволокой по верхнему краю — на всякий случай. Свекровь больше не приезжала. С тех пор ни одного «внезапного» визита.
Иногда Оля просыпалась по утрам и думала: «А вдруг вернутся?»
И потом с улыбкой открывала ящик с ключами. Все были на месте. И только у неё.
